Никки Логан - Острота ощущений

Сюда хоть и проникал солнечный свет, но он обретал странный голубой оттенок. Рыбы ярких расцветок сновали вокруг вторгшегося в их царство человека. На дне виднелись темные очертания останков «Эмдена». Несмотря на то что Роба охватил восторг, он заставил себя дышать медленнее и погружаться неспешно.

Обломки располагались на небольшом расстоянии друг от друга. Массивные куски развалились на более мелкие. Из-за отсутствия воздуха здесь, на дне, ничего не ржавело, а словно растворялось. Но Роб еще без труда узнал заостренную носовую часть крейсера, хотя теперь она вся была облеплена кораллами и водорослями.

Вспомнив про Онор, он дернул один раз за сигнальный конец, чтобы сообщить, что все в порядке. Затем Роб обогнул нос «Эмдена» и неподалеку увидел выглядывающий из песка обломок гребного винта крейсера, напоминающий гигантские уши Микки-Мауса.

Рыбы продолжали сновать вокруг уже смелее, когда убедились, что человек не причинит им вреда. Парочка из них даже увязалась за Робом. Он остановился и прислушался к звукам океана. Здесь, как и на острове, вовсе не царила тишина – раздавались странные скрипы, щелчки, хлопки. Вдалеке проплыла зеленая черепаха, легко рассекая воду. В этой стихии ее массивное тело вовсе не мешало ей вести себя грациозно – не то что на суше. Роб тут же подумал о том, как была бы рада Онор увидеть одну из черепах в ее естественной среде обитания.

Он снова дернул сигнальный конец.

Час пролетел быстро. Роб обследовал обломки, запоминая все подробности их расположения, но ни к чему не прикасаясь. Наконец он заметил, что воздуха в баллонах осталось меньше половины. Значит, пора всплывать. Он начал подниматься на поверхность, каждые десять метров делая декомпрессионные остановки.

Вынырнув на поверхность океана и вытолкнув из рта регулятор, Роб с легким разочарованием увидел, что Онор вовсе не вглядывается в воду, дожидаясь его.

Он снял с себя грузовой пояс и баллоны, закинул на палубу ласты и, подтянувшись на руках, забрался в катер.

Свою пассажирку Роб застал сидящей возле штурвала и по-прежнему крепко сжимающей монитор.

Скинув маску, Роб повернулся, чтобы заговорить, и замер: Онор, сжавшись, вся дрожала, лицо ее было пепельно-серым.

Неужели кошмар закончился? Онор ощутила, как ее медленно согревает тепло тесно прижавшейся к ней обнаженной груди.

Глубоко дыша, Онор открыла глаза и увидела Роба. Тот уже успел стянуть до пояса свой гидрокостюм и теперь обнимал ее. От него пахло морской солью – и никогда еще этот запах, дарящий сейчас ощущение безопасности, не был настолько приятен.

Губы Роба шевелились – он что-то говорил, но его слова сливались в ушах Онор, еще не отошедшей от шока, в неразборчивый гул. Теплые ладони Роба успокаивающе гладили ее по спине под рубашкой.

Наконец мозг Онор постепенно начал воспринимать то, что говорил ей Роб. Оказывается, он цитировал ей стихотворение Эндрю Бартона Паттерсона:

…Шел табун волной единой —

В гору лошади неслись

Там, где кураджонг с рябиной

Всюду буйно разрослись…

Роб замолчал, заглянул Онор в лицо, и в его глазах отразилось облегчение.

– Привет! – сказал он и ободряюще улыбнулся. – Добро пожаловать назад. Как вы себя чувствуете?

Смущенная и трепещущая, но пригревшаяся в его объятиях, Онор спросила:

– Как долго я была… в отключке?

– Пока мы огибали остров и еще почти две трети стихотворения «Парень со Снежной реки».

Она попыталась пошутить:

– Вы знаете его целиком наизусть?

Роб немного отстранился, и Онор оценила его тактичность.

– Не могу обещать, что не пропустил кое-какие строчки, – ответил он с мягким юмором. – Вы сможете доплыть до берега?

Она окинула взглядом знакомую лагуну и кивнула. Здесь Онор все было хорошо знакомо, а потому не вызывало страха. А еще хотелось поскорее покинуть этот чертов катер.

Она ступила дрожащими ногами на риф и подождала, пока Роб развернет катер, поставит его на якорь и присоединится к ней. Всю дорогу до лагеря он следовал за спутницей словно тень.

– Вы пока обсушитесь, а я приготовлю чай, – безапелляционно заявил Роб, и Онор подчинилась, слишком истощенная, чтобы заводить спор. На заплетающихся ногах она прошагала в палатку и рухнула на спальный мешок, чувствуя, что ее вот-вот стошнит, но понимая, что должна объяснить Робу свою странную реакцию. Он ни словом не обмолвился о прошлой ночи, однако ее поведение на катере он вряд ли проигнорирует.

Когда Онор вышла из палатки, Роб подвел ее к раскладному стулу и вложил в ладони чашку травяного чая:

– Я добавил сахар, чтобы снять шок.

Онор даже не знала, что в ее припасах, оказывается, имеется сахар. Она отхлебнула ромашковый чай, наконец-то начиная успокаиваться – сердце билось уже ровнее.

Онор хотелось, чтобы Роб заговорил первым, но он лишь молча смотрел на нее, и его молчание лишь укрепляло ее уверенность в том, что она обязана объясниться.

– Извини, что испортила тебе погружение.

Роб вскинул брови, и глаза его сверкнули.

– Не надо. Не извиняйся за то, в чем виноват я. Прости, что вынудил тебя отправиться со мной. – Он присел рядом на корточки. – Ты ведь пыталась дать мне понять, что боишься плавать на лодках, а я был слишком занят собственными нуждами. Мне так хотелось совершить это погружение.

– Оно ведь было для тебя очень важным, – слабым голосом произнесла Онор.

– Да, но даже оно не стоило того, чтобы заставлять тебя пройти через такое испытание.

Они замолчали.

Онор не знала, с чего начать свое объяснение, наконец она решилась:

– Это не твоя вина. Я когда-то очень любила ходить на яхте и проводила много часов в море вместе со своим мужем.

Удивившись, Роб скользнул взглядом к ее левой руке, и Онор сжала пальцы.

– Я больше не ношу обручальное кольцо. – Она сделала несколько глотков чая и добавила: – Наш сын Джастин унаследовал страсть моего мужа к океану.

Роб удивленно поднял брови, а затем увидел в глазах собеседницы слезы и накрыл ее руку своей ладонью.

– Мы тогда как раз купили новую сорокадвухфутовую яхту. Нэйт с нетерпением ждал, когда мы отправимся на ней всей семьей в первое плавание.

Онор еще пару раз отхлебнула чай, не зная, как продолжать свой рассказ. Роб, словно ощутив ее смятение, накрыл ее руку второй ладонью и спросил:

– Что случилось потом?

Онор, устремив взгляд в никуда, снова заговорила:

– Это был наш третий день на борту… – Она не смогла заставить себя произнести название яхты. – Мы плыли в Эксмут, но затем решили изменить курс и направиться на остров Рождества. С утра течение было сильным, но погода была безветренной, поэтому мы включили двигатель. Джастин увидел в воде стаю дельфинов, и он… – Глаза защипало от слез. – Он знал, что этого нельзя было делать, но он… он взял и прыгнул.

Перед глазами Онор снова возник образ: Джастин с восторженным криком ныряет с кормы за несколько тысяч километров от берега. Его маленькие кроссовки мелькают над бортом, а потом раздается всплеск – это его спасательный жилет ударяется о воду.

– Я сразу же прыгнула вслед за ним. – Роб перевел глаза на ее шрамы. – Джастину удалось не попасть под гребной винт, а мне вспороло плечо.

Голос Онор дрогнул, и Роб закрыл глаза.

– Я держала Джастина неповрежденной рукой, пока у меня хватало сил. Но его унесло течение. Я вцепилась в лестницу, а Нэйт прыгнул в воду и поплыл к сыну. Он привязал его спасательный жилет к своему и попытался вернуться на яхту, но не смог побороть волны.

По ее щекам полились слезы. Снова вернулись боль и ужас того момента, сжав сердце.

Ноздри Роба раздулись. Он обхватил руку Онор двумя руками и произнес:

– Не надо, не продолжай. Не нужно ради меня воскрешать это в памяти.

Но она должна была закончить свой рассказ. Почему-то Онор было очень важно, чтобы Роб услышал эту историю, и она продолжила внезапно охрипшим голосом:

– Кровь была повсюду, и я испугалась, что она привлечет акул, но я переживала не за себя, а за Джастина. Не помню, как сумела вскарабкаться на яхту и включить аварийный радиомаяк. Я видела, что течение уносит Нэйта и Джастина все дальше. Я попыталась встать, чтобы направить яхту к ним, но поскользнулась на собственной крови, упала прямо на раненое плечо и потеряла сознание. – Голос ее теперь звучал еле слышно. – С военной базы в Эксмуте выслали вертолет. Когда меня нашли, я уже успела потерять треть своей крови. Я пришла в себя неделю спустя в больнице в Дарвине и возненавидела докторов за то, что они спасли мне жизнь. Мне не сказали, что случилось с мужем и сыном, но я и так поняла. – Онор перевела взгляд на Роба. – Джастина и Нэйта не нашли.

Тяжело сглотнув, Роб вспомнил статьи в газетах, описывавшие этот случай. Индонезийский траулер обнаружил тела Джастина и Нэйта, по-прежнему связанные вместе, в океане в сотне миль от яхты. Невозможно представить, какие душевные муки испытывала Онор из-за потери мужа и сына.

Роб молча встал на колени и обнял ее, не находя слов утешения для женщины, которая потеряла все. Она, хотя и уцелела, каждый день словно заново переживала свою страшную потерю. На этот раз Онор не стала противиться объятиям Роба и прижалась к нему, содрогаясь от мучительных рыданий, разрывавших ему сердце.

Воображение Роба нарисовало ему картины: острый, словно бритва, гребной винт яхты, шрамы Онор и то, как она лежит на палубе, истекая кровью, а ее близких уносит прочь океан.

Потом он вспомнил, как сказал ей, что она могла бы быть хорошей матерью, как критиковал черепах за то, что они не защищают своих детей, как Онор сидела рядом с умирающим птенцом, чтобы тот не чувствовал себя одиноким.

Собственные проблемы показались вдруг Робу такими незначительными в сравнении с испытаниями, выпавшими этой женщине.

Он укачивал ее, плачущую, в объятиях, не зная, как еще ей помочь. В привычном ему мире он бы дал Онор пару таблеток валиума и уложил бы в постель. Здесь, на острове, Роб не мог найти ни успокоительного, ни подходящих слов. Зато постель тут имелась.

Он взял Онор на руки, занес ее в палатку и уложил на спальный мешок. Она свернулась калачиком, словно зародыш. Ее рыдания постепенно перешли сначала в отдельные судорожные всхлипы, затем она задышала ровно – кажется, заснула. Роб на мгновение попытался вообразить, что с ним было бы, случись такая трагедия с его близкими. Нет, это невозможно себе представить.

Он лег рядом с Онор, прижавшись грудью к ее спине, и осторожно, чтобы не побеспокоить, обнял. Если Онор забудется сном, ей будет не так больно. Больше ей сейчас ничем не помочь.

Онор проспала до самого вечера. Все это время Роб пролежал рядом, время от времени поглаживая ее по волосам и что-то шепча ей на ухо.

Едва она проснулась, он тут же откатился в сторону и поспешил пояснить, пока Онор не устроила ему взбучку, обнаружив в своей постели:

– Я пытался тебя согреть.

Она села и спросила:

– Который час?

Роб ждал от нее вовсе не этих слов, но ответил:

– Без десяти шесть.

– Утра?

– Вечера того самого дня, когда мы плавали к «Эмдену».

– Хорошо. А я уж было испугалась, что пропустила ночное дежурство.

Ее голос звучал чуть глуше, чем обычно, но тон был ровным. Ну вот, снова собирается вернуться к работе. Неужели она больше ничего не скажет?

Онор выбралась из палатки, стараясь не встречаться глазами с Робом, который вылез следом. Она достала из припасов пару пачек заварной лапши и поставила на походную плитку котелок с водой, старательно делая вид, что не замечает внимательного взгляда своего гостя.

– Онор…

– Ты будешь лапшу?

Роб вздохнул:

– Да, если у нас достаточно припасов.

Она занялась приготовлением лапши, с преувеличенным усердием помешивая ее в котелке. Онор порадовалась, что может отвлечься от мыслей и чувств на это нехитрое занятие – так проще держать эмоции под контролем. Сегодня она утратила самообладание, разрыдалась и разоткровенничалась. Бедный Роб! Чувствует себя неловко, хочет помочь. Да только ей не нужна ничья помощь. Надо дать ему это понять.

– Онор…

– Лапша уже почти готова.

Еще раз помешав варево в котелке, она положила половину его содержимого в свою миску, а затем протянула еще горячий котелок Робу – больше мисок у нее не было.

Усевшись на пень как можно дальше от своего гостя, Онор поковырялась вилкой в миске. Несмотря на только что одолевавший голод, аппетит внезапно улетучился.

Молчание становилось все более неловким. Наконец Роб, не выдержав, пробормотал:

– Извини, что попросил тебя поплыть со мной.

«Да уж, теперь ты точно об этом жалеешь», – подумала Онор.

Она снова помешала в миске лапшу. Ей неприятно было слышать напряженность в его голосе, понимая, что виной тому – она сама. В голове мелькнуло: «Вот уж никогда бы не подумала, что буду скучать по самонадеянности и нахальству этого типа».