— Так и знала, что скоро это случится! — вздохнула Ким. — Я свожу тебя с ума, да? Уничтожаю твой уютный, тихий мирок — требую постоянного внимания, спрашиваю мнения по всем вопросам, заставляю что-то решать, делать выбор, слишком много говорю и смеюсь… Все, умолкаю.

— Что ж, — Сэм ласково улыбнулся, — тогда я смогу закончить дела.

Ким взяла свои вещи — сумочку и туфли, которые скинула, как только вошла в номер, и собралась пойти к себе принять душ, когда Сэм поднял глаза от бумаг.

— А я свожу тебя с ума?

— Да, — кивнула Ким, а про себя повторила: «О да!»

Он смотрел на нее так, будто ждал продолжения, но она была не готова ответить на его молчаливый вопрос.

— Каким же образом? — Сэм отложил документы, готовясь слушать.

— Ты молчишь. — Ким уронила туфли и сумочку. — Не выражаешь свои чувства, не сообщаешь мне, о чем думаешь, что чувствуешь. — Ким нахмурилась. — Я говорю как требовательная жена, да? — (Он кивнул.) — Ладно! Так как мы не женаты, это не имеет ни малейшего значения. Ты и не должен выдавать мне все свои сокровенные чувства. — Она со вздохом упала в кресло. — Но ты знаешь, мне нравится, когда люди открыты, когда они делятся своими переживаниями. Ясно, чего от них ожидать, и не приходится гадать на кофейной гуще.

— Как твой клоун на ступеньках: «Мое сердце разбито! Ты — моя жизнь!»

— Это нечестно! Он больной!

Но Сэма не убедила ее аргументация.

— А как насчет твоего «почти мужа»? Он любит тебя и хочет, чтобы ты вернулась к нему. Разве он — пример разумного поведения?

— Ну, знаешь! Я не видела Джека около восьми лет. Даже не сообразила, что это он. Кроме того, он был моей ошибкой. Я не скрывала, что плохо выбираю мужчин.

— Но эти двое выражали все свои чувства, и тебе ясно, о чем они думают.

— Это так. Именно поэтому я поняла, что делаю ошибку с Джеком, и порвала с ним. — Ким торжествующе взглянула на Сэма, довольная своей безупречной логикой. Он рассмеялся. — Почему ты вечно надо мной смеешься?

— Я не над тобой смеюсь. Это не насмешка. Просто ты меня забавляешь, смешишь.

— Вот это да! — сказала она. — Значит, я развлекаю тебя. Я что, должна чувствовать себя польщенной?

— Не преследовал цели польстить тебе, — ровно произнес Сэм. — Просто именно так обстоят дела.

— Что ж, это очень… досадно, когда ты смеешься. Я же не знаю, что ты при этом думаешь.

— «Досадно»? Какое странное слово.

— Вчера вечером прочитала его в одном английском романе, вот и решила опробовать. И не смейся!

Но Сэм все же опять рассмеялся.

— Так мой смех тебе досаждает?

— Да, мне всегда кажется, что ты сознательно наблюдаешь за мной, ну, словно я объект научного эксперимента.

— Нет, не научного, а семейного. И мне кажется захватывающим жить с тобой: смотреть, как ты работаешь, слушать, как рассказываешь мне о всех перипетиях дня. — Его глаза лучились юмором и еще чем-то, пока непонятным для нее.

Ким вскочила — надо уходить, нельзя позволить себе утонуть в этих глазах, погрузиться в те чувства, что он будит в ней, томиться страстным желанием понять, что скрывает он внутри, какую тайну прячет от нее… Да она, конечно, поняла уже: в нем горит страсть — неумолимым, жарким пламенем. И это пугает ее до смерти, в конце концов, обжечься или сгореть — малопривлекательная перспектива.

— Уходишь? — спросил он невинным тоном. — Я раздосадовал тебя?

Притворившись, что не слышит, она устремилась в свою комнату.


— Ким, я тут думал о том, что ты сказала мне несколько дней назад, — проговорил Сэм однажды вечером.

— И что же это?

Мало ли что она ему говорила, — обычное, впрочем, дело для того, кто много болтает. Ей часто трудно припомнить свои речи час назад, не то что несколько дней. Каждый день Ким давала себе слово больше молчать — и забывала: начинала пересказывать свои дневные приключения и открытия со всеми подробностями.

Они с Сэмом только что вернулись с ужина, устроенного одним гаванским бизнесменом и его женой. Сидели рядом на диване, изучая каталог мебели — Ким взяла его на одной из мебельных фабрик, которые объехала за сегодняшний день. Немного неловко сидеть так близко к нему и притворяться, что внимательно изучаешь картинки со столами и стульями.

— Мы говорили о том, чтобы разделять друг с другом самые сокровенные чувства. И что ты не знаешь, о чем я думаю.

— Ах, да… — Теперь она вспомнила!

Сэм закрыл каталог и отложил на кофейный столик.

— Так расскажи мне, что ты чувствуешь, самые сокровенные мысли! — попросил он, откидываясь на спинку дивана и в ожидании глядя на нее.

— Но ведь тебе неинтересно. Играешь со мной, как всегда.

Ей потребовалось немало усилий, чтобы голос звучал спокойно и беззаботно. Он взял ее за руку и придвинулся ближе.

— Нет, очень интересно.

— Ладно, — согласилась Ким, пытаясь не обращать внимания на то, что творили с ее телом прикосновения его руки, тон голоса… Ей сейчас нужна холодная голова и спокойное сердце. — О чем именно ты хочешь узнать? О политике, о последних событиях на бирже, о том, что вырубают леса Амазонки?

Глаза его поймали ее взгляд — на мгновение воцарилась тишина.

— Как насчет нас с тобой, Ким?

— Нас с тобой?

— Да, тебя и меня. Расскажи о том, что тебя более всего заботит в наших отношениях.

Теперь рассмеялась она.

— Мы проводим абсурдный семейный эксперимент, разве не так?

Он погладил ее руку.

— Довольно честно. А что ты в глубине души думаешь обо мне?

Сердце ее забилось в смятении, тоненький внутренний голосок подсказывал: «Он хочет это услышать — так скажи ему все!»

Ким освободила руку из его ладоней и глубоко вздохнула.

— Хорошо, скажу. Очень четко помню, что чувствовала к тебе одиннадцать лет назад, все свои глупые девчоночьи страдания, — она заставила себя поднять голову и взглянуть ему прямо в глаза. — Когда я снова увидела тебя в Нью-Йорке, воспоминания захлестнули меня, и… — она сделала паузу, — и сейчас я, кажется, не могу избавиться от этих чувств, воспоминаний. Они не нужны мне, но не отпускают меня. Неразумно до сих пор чувствовать все это. Меня… влечет к тебе, не понимаю почему.

— Да-а… не каждому мужчине понравилось бы такое услышать.

Его голос был очень сух, но пальцы все еще играли с ее волосами. Он сидит к ней так близко… Она чувствует тепло его тела, вдыхает его мужской запах — и в любую минуту может потерять над собой контроль, хоть и старается оставаться спокойной. Пусть Сэм не думает, что стоит ему дотронуться до нее — и она растает как воск.

Ким улыбнулась сияющей улыбкой, бросила беспечно:

— Ох, твое «эго» и не такое переживет. Ты ведь сам хотел знать мои чувства — вот они.

Его рука продвинулась выше и теперь ласкала ее ухо.

— И что ты собираешься делать с этими нежеланными чувствами ко мне?

— Надеюсь, они сами о себе позаботятся. — Ким повернула голову, чтобы избавиться от его дразнящей руки, дыхание уже сбилось с ритма. — Умрут естественной смертью, — в отчаянии заключила она, целиком погрузившись в переживания от того, сколь нежно он поглаживает ее шею. — Еще несколько недель под одной крышей с тобой — и я исцелюсь, без сомнения.

— Возможно… — пробормотал он, склоняясь к ней.

— Тебе не стоит об этом беспокоиться. Я не стану снова вешаться тебе на шею.

— Ах, как жаль!

Его губы уже в нескольких миллиметрах от ее губ…

— Это было бы прекрасно сейчас, когда ты больше не глупая девчонка.

С бьющимся сердцем ей удалось последним усилием воли повернуть голову, спасаясь от его надвигающихся губ. Окончательно рехнулась — сидит рядом с ним и позволяет ему бессовестно ее соблазнять. Зажатая в угол дивана, Ким не могла ускользнуть… Толкнуть его как следует, вскочить и скрыться где-нибудь на нейтральной территории — первое, что пришло на ум, но у нее нет на это сил — никаких.

— Ты пользуешься моими к тебе чувствами. — Она старалась, чтобы голос звучал холодно.

— Что значит «пользуешься»? Разве ты не хочешь знать, что я к тебе чувствую?

Эти темные глаза, низкий, теплый голос словно гипнотизируют.

— Ты говорил мне, я тебя забавляю… Словно я — милый маленький ребенок или щенок.

— Нет, ты нисколько не напоминаешь милого маленького ребенка. — И снова его губы нашли ее, едва касаясь, дразня. — Ты очень сексуальная женщина, и ты сводишь меня с ума.

— Тебе нужна элегантная, умная, утонченная особа. Я не для тебя.

— Такая вот утонченная и умная не сможет свести меня с ума, а ты можешь.

— Но я… я не знаю… я не хотела… Почему?

— Есть сотни… нет, тысячи причин. Потому что ты — это ты. Как я могу анализировать тебя? Ты сказала, что я тебя привлекаю против твоей воли. Почему?

— Потому, что я дурочка, — пробормотала Ким.

Каждым взглядом, каждым жестом проявляя нежность, он взял ее лицо в ладони и поцеловал, медленно и проникновенно. Его губы горячи, язык касается ее языка, обещая новые ласки…

Огонь, страсть… Волна жара прокатилась по ее телу, желание наполнило ее, смыло все сомнения. Чувства поднялись на новую, высшую ступень.

Внезапно Сэм отпустил ее, и с губ Ким сорвался протестующий стон. Его глаза темны, как небо перед бурей, когда он смотрит на нее, ищет что-то в глубине ее глаз…

— Скажи мне, что в этом глупого? — потребовал он, голос его звучал хрипло.

У нее нет ответа, нет даже сил говорить.

— А сейчас, — Сэм встал и направился к своей комнате, — пойду-ка я приму холодный душ.

ГЛАВА ШЕСТАЯ


В последующие два дня Сэм не предпринимал никаких шагов для ее соблазнения — не целовал, не дотрагивался, даже не бросал влюбленных взглядов. Она должна бы почувствовать облегчение, а ее будоражат воспоминания о его поцелуях — от одной мысли сердце пускается вскачь. Вот и сейчас, лежа в постели в тусклом утреннем свете, она думает о нем — и всегда, постоянно только о нем…

Ким все время обманывала себя, притворяясь, что не чувствует к Сэму ничего, кроме обыкновенного влечения, а оно скоро пройдет. Но это чувство, как ни странно, не проходило, а становилось все сильнее.

Каждый раз, когда они вместе, у нее возникает непреодолимое влечение. Почему ее так тянет к этому человеку? Очевидно, это больше, чем зов плоти, теперь она уверена. И не реанимация подростковой влюбленности и фантазий, которыми она тогда его окружала.

Это глубокое, сильное чувство — нечто настоящее. Она закрыла глаза и вздохнула — стоит ли анализировать? Почему просто не принять тот факт, что она влюбилась в него и они связаны на подсознательном, инстинктивном уровне, недоступном пониманию? Можно назвать это судьбой, предопределением — они просто должны быть вместе. И эту сладкую тайну незачем разгадывать.

«Как романтично! — сказала себе Ким и улыбнулась. — Так скажи это Сэму, скажи!» Серый свет утра понемногу становился ярче, птицы без умолку щебетали в ветвях деревьев за окном… Со стоном Ким натянула на голову простыню, закрыла глаза — и увидела перед собой лицо Сэма: знакомая улыбка, загадочный блеск глаз…

— Я люблю его! — прошептала она.


В тот же самый день Ким нашла отличный дом и решила: это предзнаменование. Горя желанием немедленно поделиться новостью, без предупреждения она влетела прямо в кабинет Сэма, к раздражению его роскошной секретарши-индонезийки.

— Кажется, я нашла дом! — выпалила Ким, не в силах держать в себе восторг. — Сэм, он великолепен! В нем есть все, что ты хочешь! — Она отчаянно жестикулировала. — Большая гостиная, милый кабинет, огромная веранда с захватывающим видом на город! И он пустой, представляешь? Можно переезжать хоть завтра! Нет, ты только представь! — Она набрала в грудь воздуха. — Поедем и посмотрим! Не дождусь, когда ты его увидишь.

— Ты уверена, что тебе там нравится?

— Да, очень! И тебе понравится, знаю. Пожалуйста, поедем и посмотрим, пока еще светло!

Через несколько минут они вместе покинули офис, пройдя мимо недовольной секретарши — той пришлось в последнюю минуту отменить назначенную встречу. Торжествующая Ким не могла скрыть сияющей, счастливой улыбки. Машина уже стояла у входа, водитель услужливо распахнул перед ними дверцы.

— Итак, — начал Сэм, когда они уселись на заднее сиденье, — ты нашла совершенный дом.

— Да! Во всем, кроме сада. К сожалению, он заброшен, и там настоящие тропические джунгли. Но это можно исправить, я уже нашла садовника.

Сэм говорил ей, что хочет просторный, уютный дом. Ему нужен кабинет, вместительная столовая, несколько гостевых комнат. Но дом ни в коем случае не должен напоминать лабиринт. Ким придирчиво осмотрела около двадцати домов, а увидев этот, сразу поняла: вот то, что она искала.