— А у меня из родных только тетка. Она вся такая богема-богема, познакомлю, с ней интересно, но она точно не от мира сего.

— Может, в кино сходим?

— Один раз уже пригласил.

Петра расхохоталась, да, удачно я тогда ее позвал. Она как раз за вещами приехала, мне Женька просигналила. Ну, я сразу за билетами и к ней, пошли, говорю, на фильм интересный, он прям про тебя снят, «Женщина с красной помадой» называется. В общем, еще один раз получил в лоб все тем же злосчастным тубусом, правда он просто рухнул на меня с антресоли, но набит чертежами он был на все сто. Так в рекламе было что Петра и что помады любит, откуда же я знал остальное.


— Как же меня это достало!

Чашка с грохотом разбилась об пол. У каждого человека есть странные привычки, но, черт возьми, мог бы хоть одну чашку оставлять. Сложный проект, работа ночью, лучше думается в темное время, для просветления крепкий чай. И каждый раз новая чашка. К утру они все были у него в комнате, а мне приходилось на цыпочках пробираться, чтоб не разбудить великого мыслителя, забирать грязную посуду, отмывать ее от чефира. А сегодня меня это достало. Бутерброд, виновник моего нелепого желания выпить чай с утра, улетел в помойку. Отсутствие чашек утром раздражало меня больше всего, даже его бумаги, разложенные где попало меня не злили, вещицы, что выбирались из его комнаты и оседали на полках в других помещениях мне не раздражали, даже его туалетная вода, что пропитала ванную комнату меня не бесила. И вообще, надо прекращать эти странные соседские отношения. А то… И вообще, это моя квартира, а я на цыпочках хожу!

— Петрик, что случилось?

— Ни-че-го.

— А что грохнуло?

— Чашка. Ты, кажется, квартиру искать собирался?

— Да? — как-то слишком насторожено спросил он.

— Вот и ускорься, надеюсь, к моему возвращению тебя здесь не будет.

— Петра?

— Мне пора, машина ждет. За неделю квартиру думаю, найдешь.

— Тебя не будет неделю?

— Да.

— И через неделю меня тут не должно быть?

— Ага.

Дверью можно было и не хлопать, час ранний, люди еще спят. Негус пытался разговорить меня, но не получилось. Позже все это казалось такой мелочью, да и дело было вовсе не в чашке.

Несколько площадок области, осмотр новых, контроль действующих, переезды из одного городка в другой. Почти всю неделю про себя материла ахдешников, что закупили спецовку, зимнюю куртку и брюки продумало так, что к пятнице резь внизу живота заставила меня вместо родной квартиры залечь на больничной койке. Уколы и капельницы сняли боль, постепенно и воспаление уйдет.

Давно одна, сама по себе, ну бывают минуты, когда ощущаешь себя одиноко. Вот и сейчас моих сопалатнец забирали родные на выходные, и я оставалась одна в этом унылом помещении с койками и тумбочками. Забирать меня было некому, родители далеко, Женька в Москве, в Питере близких друзей у меня не было. Да даже, если бы было кому, меня все равно не отпустили, только поступила, еще лечить и лечить, еще вкалывать и вкалывать. А Олег … он мне ничего не должен, как и я ему. А уж после того, как его по факту выгнала, и звонить не стоит. Уколы сделаны, лекарства выпиты. Буду спать, высплюсь. Это же мечта, проспать все выходные. Улеглась поудобней, но так и не заснула. И вообще настроение было какое-то отвратительное.

— И все это из-за дурацкой чашки, — перевернувшись в очередной раз на другой бок, прошептала я, — черт бы ее подрал.

«Может, если с головой укроюсь, то усну?»

— Петрик, я тебе фрукты принес.

Пришлось укрыться с головой, во-первых, стыдно перед ним было за скандал на пустом месте, во-вторых, ужасно выглядела, голова не мыта два дня, лицо припухло после рыданий от боли, да и в целом расстроенная была. И почему нельзя позвонить было? Я бы куда-нибудь спряталась.

Так, придется вытаскивать ее из-под одеяла. Так разозлилась, что до сих пор видеть не хочет. После ее ухода решил чай выпить, открыл шкафчик над раковиной и … Все чашки-то у меня, еще и грязные. Сам хорош, веду себя как дома, тоже привык сам по себе, забывая что теперь нас двое. Хотя, дома я, дома. Это просто Петрик еще не в курсе, что никуда я от нее не съеду, что теперь ей от меня не отделаться.

— Петрусь?

— Что? — пробурчала из-под одеяла.

— Ты злишься?

— Нет.

— Тогда давай, выползай.

— Нет. — Петрусь, ты меня всего терпеть не будешь или частично?

— Как это частично? — одеяло все же приоткрыла. Бледна немного, глаза покраснели, но в целом нормально, паниковать можно прекращать. А то домой не вернулась, на работе никто ничего толком ответить не смог, пришлось телефон Негуса через знакомых выяснять, он то и сказал где моя судьбинушка оказалась после штурма строек.

— Ну, четыре дня терпишь меня в своей квартире, три дня я где-нибудь перекантуюсь.

— Не нашел жилье?

— Ага, — да и не собираюсь искать, — тебе что-нибудь нужно из дома привезти? Белье, пижаму, носки, книжки?

— Не надо, все есть. В понедельник ноут с работы привезут, буду с койки больничной руководить.

— Лучше бы отдохнула, Петруська. А из вкусненького?

И так знал ответ. Купил сразу, когда она от мороженого фисташкового отказывалась. Проверенное средство примирения. И мне половинка досталась, чтоб опять не переохладилась ненароком. Прогулялись по больничным коридорам, выслушали от дежурной медсестры, что могли бы смеяться и потише. В воскресенье удалось заехать всего на пару часов, но с охранником договорился, что тот меня в понедельник вечером впустит. С одним договорился, со вторым не удалось, пришлось под окном прыгать. Странный субъект, заглядывающий в палаты со стороны улицы вызвал волнение среди болезных, и встреча с охраной была малоприятной. Шарж от Петры не заставил себя ждать — визжащие старушки в палате были хороши, а я почти Джек-Потрошитель получился.

Сегодня ее выписывают, заберу — цветы, тортик, еще бы плакатик, да в темноте вечера не особо оценит, поэтому не стал делать. Скоро рабочий день закончится и сразу к ней. Сообщение с фотографией чашки и подписью «Сбрендил?» известило, что Петруська уже дома, и даже до шкафчика с посудой добралась. Набрал, чтоб чашечный вопрос опять не лишил меня дома.

— Ты уже сбежала из больницы, прелесть моя?

— А по фотографии ты не догадался, что да?

— И чем тебя чашка не устроила?

— Деколь с ручной росписью, кобальтовая сетка, форма бокала «Лениградская», чем может не устроить.

«Так, на сайте уже посмотрела».

— Фарфор, настоящий. И мне она понравилась. И тебе подходит.

— Олег, да ее страшно в руки брать.

— Бери и пользуйся, а я обещаю, что точно не буду ее утаскивать к себе, и утром она будет на месте. А если вдруг не будет, то в нижнем ящике еще есть.

Сразу полезла смотреть.

— Олег, ты спятил.

— А чем тебе «Золушка» не понравилась? Петра, просто прими подарок, без выяснений стоимости и прочего незначительно. Мне захотелось их тебе купить и точка. Скоро приеду домой.

Я с цветами и тортиком, она с тряпкой и наполовину под кроватью. Чем же еще займется женщина после недельного пребывания в больнице — драйкой квартиры, а я вроде убирался. Но видимо наши понимания чистоты не совпадали. Зачем натирать плинтус за кроватью, его же не видно.

— Петра?

— Ужин готов, сейчас домою, и приду.

Накрыл на стол, поставил цветы в вазу, торт разрезал, почти праздничный ужин. Минут через пять Петруська пожаловала к столу, все ее в образе было прекрасно, только одно меня не устроило. Сходил в комнату, усадил ее на стул, и как Принц из сказки сразу к ножкам.

— Ты чего?

— Врач сказал, что тебе нельзя мерзнуть, — поэтому теплые носочки теперь будешь носить круглосуточно, уж я за этим прослежу, — вот, теперь все как надо.

Петра расхохоталась.

— Как же мне хотелось мяса, — прокомментировала Петруська выкладку стейков на тарелки.

— А еще больше этого.

Бокалы с глинтвейном — палочки корицы, звездочки бадьяна, кусочки яблок и апельсинов, немного европейского рождества в серости зимы.

— Тебе с медом?

— Нет, с детства его терпеть не могу.

— Зря, а я буду с медом.

Ужин проходил в молчании, лукавые переглядывания, смешинки подмигивания, и никаких разговоров, словно боялись опять разрушить хрупкое перемирие.

— Тортик?

— Нет, ты не любишь мед, я безе. Торт «Анна Павлова» не входит в мой список фаворитов.

— А какой входит?

— Ленинградский, и знаешь такой как полено, он по-моему так и называется, с жутким количеством крема. Еще «Чародейка» нравилась, но сейчас это ужас в коробке. Птичье молоко, мммм.

— Птичье молоко вкуснота, помню в детстве на каждый праздник было. И тонкий слой бисквита внизу.

— Да. А сейчас он намного толще, а некоторые производители и два слоя делают.

— Не, это уже халтура.

— Согласна.

Петра пыталась не зевать, но выпитая кастрюлька глинтвейна делала свое дело, да часы уже показывали полночь.

— Сам все уберу, иди спать. — Точно?

— Да, иди.

Петра нехотя встала, еще раз окинула взглядом царящий в кухне беспорядок, словно сомневалась, что я с ним справлюсь, но все же пошла к себе в комнату. Когда с уборкой было закончено, она уже спала. Положил рядом очередной подарок.


— Сырники, — с каким-то детским восторгом пропела Петра и тут же стащила с тарелки один из них.

— Петра, дождись пока все испеку.

— Они же так вкусней, горячие, да с холодной сметаной.

Теперь приходилось следить не только за тем, чтоб сырники не пригорели, но за Петрой, которая пыталась их стащить. И ведь знает чем отвлечь… Прям со сковороды стащила.

— Обожглась?

— Чуть, но как же вкусно, — она окунула кусочек сырника в сметану, отправила кусочек в рот, и аж зажмурилась от удовольствия. — Вкусно. И что ты раньше меня ими не баловал, а?

— Так это первые выходные, когда тебе никуда не надо и мне спешить некуда.

— И точно первые. Сегодня и завтра я все еще на больничном.

— Два дня вместе.

— А у тебя точно никаких планов нет?

— Никаких.

— Здорово! Тогда по пригородам прокатимся!

Очередной сырник в ее руках.

— Лопну скоро, но как же вкусно. Просто и вкусно. Слушай, а что там за розовый ужас в упаковке лежит?

— Термобелье. Кстати, померь, может с размером не угадал. Обменять успею.

Петра нехотя ушла, как бы смирилась с моей тиранией за сырники со сметаной, знал бы что они ей так понравятся, каждое утро бы готовил.

— А другого цвета не было? Я в нем как поросенок.

— Были грязно-оливковый и недостиранный серый.

— Размер нормальный, только зачем?

— Не хочу тебя по больницам искать, Петруська, площадки ты не бросишь, а так хоть не сильно замерзнешь.

— Ладно, не буду спорить, у меня еще эйфория от сырников не прошла. И куда рванем в первую очередь?

— Куда ты хочешь?

— В Петергоф!

Петра унеслась в комнату собираться в дорогу, и это ее спасло от неминуемого раздевания и почти изнасилования. Уж меньше всего ожидал, что в этом розовом утеплении она будет возбуждать, но … Мой план по совместному проживанию и постепенной втирки в доверие трещал по швам. Находиться рядом и не позволять себе того, что очень хотелось, становилось все сложней.

Пригороды, значит пригороды. Первые совместные фотографии.


И почему так любят смотреть площадки зимой, очередной забег по предлагаемым «консервам», инвестируем, вот и ищем куда. Остальные заняты на объектах, а меня можно дергать, я ж по всем бегаю, а значит ни к одной площадке не отношусь. Привычное бурчание на слишком раннюю побудку, водитель уже позвонил, что скоро будет.

— Петра?

— Что?

— Розовое натянуть не забыла?

— Надела этот кошмар поросячий.

— Точно?

Задрал мою кашемировую водолазку, чтоб удостовериться.

— Не хочу, чтоб ты опять замерзла.

«Как тут замерзнешь, если меня в жар бросило. Я уже такого же цвета, как и термушка на мне». Слишком близко, как искушение, хотелось прижаться к нему, приподняться на мысочках и …

Нельзя, нельзя, нельзя. Звонок вырвал из этого жаркого наваждения. Работа, надо бежать. Чуть куртку не забыла, сбегая.

Квартирная хозяйка домогается квартиросъемщика, только этого мне не хватало, а ему уж тем более. Пожил у однокурсницы, а она маньяка озабоченная … Если у него нет времени для поиска квартиры, значит, у меня найдется. Пока доберемся до объекта, успею посмотреть предложения, не может же так быть, что выбора нет…