Лаура Гурк - Пари с маркизом

– Ты такая нежная, – бормотал он, поглаживая ее. – Хочешь, чтобы я это делал? Трогал тебя тут?

Возбуждение Белинды росло с каждым произнесенным им словом. Оно давило на грудь, заставляло напрячься мускулы, и ответить она не могла.

– Белинда, ты должна сказать, чего хочешь. Хочешь, чтобы я прекратил, скажи «прекрати». Хочешь, чтобы я трогал тебя, скажи «потрогай меня». Это просто. Я тебе покажу.

Возбуждение Николаса тоже росло, она слышала это в его голосе, ощущала в твердой плоти, прижавшейся к ее бедру.

– Я хочу тебя, – говорил Николас, так нежно прикасаясь к ней пальцами, что Белинда едва держалась. – Хочу тебя трогать, хочу оказаться в тебе, хочу, чтобы ты кончила.

Белинда должна была сказать «прекрати», но не могла. Его непристойные речи распаляли ее желание, а смущение перехлестывало через край, и это противоречие оказалось изысканной пыткой, невероятно чувственной.

– Видишь, как просто? – Николас поцеловал ее в ухо. – Теперь попробуй сама. Хочешь, чтобы я остановился?

Белинда помотала головой.

– Н… нет, – выдавила она.

– «Не останавливайся, Николас». Ну же, скажи это, Белинда.

Его палец, размазывая влагу, продолжал скользить между ее ног, где сосредоточилось все наслаждение. Сама нежность этого движения была безжалостной до такой степени, что вынудила Белинду сказать:

– Не останавливайся, Николас. – Она уткнулась лицом в его руку, чтобы заглушить стоны наслаждения, рвущиеся наружу. – Не останавливайся, не останавливайся.

Собственные слова показались ей еще более чувственными, чем его, и похоть охватила тело огнем. Ее бедра двигались в одном ритме с его пальцем.

– Ты меня хочешь? – спросил Николас.

Она не ответила, но ее молчание словно придало ему настойчивости.

– Нагнись вперед.

Белинда повиновалась, для равновесия схватившись за два шеста с хмелем, и в этот же миг его мужское достоинство прикоснулось к заветному отверстию, готовое войти, как только она скажет ему то, чего он хочет.

– Ты такая мокренькая, любовь моя, – бормотал Николас, продолжая ласкать ее пальцем. – Совсем готовая. Ты должна меня хотеть. Можешь сказать это?

Белинда подалась бедрами назад, задвигала ими, желая, чтобы он вошел и прекратил эту пытку. Тугой корсет и ощущения, которые вызывал в ней Николас, не давали дышать. Воздуха не хватало, каждый вдох давался с трудом, желание переполняло ее, тело короткими рывками дергалось вместе с его рукой.

– Хочу, – выдохнула Белинда, на большее ее не хватило.

– Недостаточно, – сказал Николас, быстрее заскользив пальцами.

Она уже чувствовала приближение оргазма. О боже, вот он, уже вот…

– Я люблю тебя, – выдохнул Николас. Он дышал так же прерывисто, как и она. – Люблю тебя и хочу быть в тебе. Но сначала ты должна сказать, что тоже меня хочешь.

Еще одно движение его руки, и Белинда кончила.

– Да! – всхлипнула она, содрогаясь, и ее голос зазвенел над полем. Белинда была слишком переполнена ощущениями, чтобы волноваться, даже если весь мир услышит ее крик. – Я хочу тебя, хочу! Да, да, да!

Николасу больше ничего не требовалось. Он вошел в нее, вонзаясь глубоко, и Белинда кончила еще раз, и еще, и всякий раз ей казалось, что она рассыпается на кусочки, и рвутся цепи, удерживавшие ее целую жизнь. И в этом водовороте Белинда услышала, как кричит Николас, и ощутила, как он, содрогаясь, вонзается в нее все глубже и глубже. А затем Николас затих, все так же удерживая ее за талию, и ничего больше не осталось в мире, и только их прерывистое дыхание нарушало сонную тишину дня.

Наконец Николас ослабил объятие и отодвинулся. Опустил на Белинде юбки, расправил их и повернул ее к себе лицом. Поцеловал, приподняв пальцем подбородок и заставив посмотреть себе в глаза.

– Рад, что ты все-таки сказала это, – произнес он, хрипло засмеялся и взял ее разгоряченное лицо в свои ладони. – Не знаю, сколько бы еще я смог выдержать. – Николас поцеловал ее в губы долгим, сладким поцелуем, полным нежности. – Я люблю тебя.

И выжидающе посмотрел на Белинду, и она знала, чего он хочет, но была пока не готова. Не уверена. И ничего сейчас не соображала.

Николас снова ее поцеловал и отпустил. Повернувшись, взял корзинку и зашагал по ряду, а заметив, что Белинда за ним не идет, остановился и оглянулся.

– Ты что, остаешься? Нам еще нужно успеть на поезд.

В поезде, окруженные людьми, они почти не разговаривали. На вокзале Виктория расстались, каждый взял отдельный кеб, чтобы добраться до дома. В любовных связях нужно вести себя осторожно, особенно в городе. Но Николас должен был знать, когда снова с ней увидится, и помогая Белинде забраться в экипаж, окликнул ее.

– Белинда.

Она обернулась, стоя одной ногой на подножке и опираясь на его руку. Николас слегка сжал ее пальцы.

– Я должен с тобой увидеться. Давай встретимся завтра.

– Где?

– В твоем доме? В отеле? Где угодно.

– Как насчет «Клариджа»? – Белинда улыбнулась. – На чай?

Николас застонал.

– Я имел в виду номер, – пробормотал он, – а не чайную комнату.

Она покачала головой.

– Не могу. Слишком много американцев в отелях. Кто-нибудь может меня узнать, в холле или коридоре. Я не могу рисковать.

– В твоем доме?

Белинда опять помотала головой, и Николаса охватило отчаяние. Должно же быть такое место!

– «Лилифилд». В четверть шестого. К этому времени все уже разойдутся.

– Хорошо, – шепнула она.

Николас поцеловал обтянутую перчаткой руку и отошел назад, глядя, как кеб отъезжает и вливается в транспортный поток, запрудивший узкий выезд на улицу Виктории.

– Милорд.

Николас обернулся и увидел за спиной Чалмерза.

– Ваш кеб ждет. Багаж уже погружен.

– Ну так поехали.

Едва минуло шесть часов, уличное движение в Лондоне стало сравнительно спокойным. Джентльмены, возвращающиеся из Сити, уже добрались до дома, а у светского общества как раз наступила короткая передышка между чаепитием и обедом. Николас добрался до Саут-Одли-стрит без четверти семь.

Но едва он успел подняться наверх и приказать камердинеру набрать ему ванну, как в дверь спальни постучали.

– Это Денис, – произнес человек за дверью. – Можно войти?

– Конечно, – крикнул Николас, развязывая узел на галстуке. Но пальцы его замерли, едва друг вошел в комнату. Хватило одного взгляда на лицо Дениса, чтобы понять – произошло что-то плохое.

– В чем дело? – спросил он. – Что случилось?

– Если бы ты сегодня не вернулся, мне бы пришлось телеграфировать тебе. – Денис закрыл за собой дверь и со вздохом прислонился к ней. – Это конец. Вся эта история кончена.

– Какая история?

– Пивоварня, разумеется. Ей конец. Мы не можем больше этим заниматься.

– Почему? Ради бога, Денис, – добавил Николас, не дождавшись ответа. – Неизвестность меня убивает. Выкладывай, старина.

Друг сделал глубокий вдох и заговорил:

– Отец отозвал свои вложения. Не будет ни финансировать, ни покупать акции.

– Что? – Вместо слова вырвался какой-то гортанный звук. Николасу казалось, что его ударили в живот. Нахлынула паника, но он постарался ее подавить. – Почему, ты знаешь?

Денис покачал головой.

– Нет. Все, что мне известно… – Он замолчал, откашлялся и посмотрел на Николаса с таким выражением, что сразу стало понятно – причина весьма скверная. – Все, что мне известно – вчера к нему явился Лэнсдаун. Не знаю, о чем они говорили, но после этого старик позвал меня и был белым как мел. Сказал, ему очень жаль, но он не может нас финансировать.

– Лэнсдаун, – пробормотал Николас, сильно потерев лицо руками. – Этого следовало ожидать.

– Вообразить не могу, о чем они говорили, – продолжал Денис. – Коньерс отказывается обсуждать эту тему, но в любом случае это ужасно.

– Ты, конечно, не можешь вообразить, зато я могу.

– Если ты думаешь про подкуп, то заверяю тебя, мой отец…

– Нет, не подкуп. У твоего отца денег полно, и Лэнсдаун это знает. Он бы не стал тратить на это время.

– Тогда что?

– Шантаж. Или любая другая угроза, – сказал Николас, а когда друг начал возражать, добавил: – Лэнсдаун способен найти слабое место у кого угодно и использовать это против человека.

Николас сел на край кровати, чувствуя себя так, словно все хорошее внезапно исчезло.

– Я мог бы догадаться, что это произойдет, – пробормотал маркиз. – Он явился ко мне в Хонивуд несколько дней назад. Узнал, чем мы занимаемся, и сказал, что не допустит этого. Не стоит удивляться, что он сумел все испортить.

– Мне жаль, Ник.

– Ты не виноват. – Трабридж немного посидел молча, затем встал и снова начал завязывать галстук. – Есть только один выход.

– Какой?

– Найти деньги где-нибудь еще.

– Считаешь, ты сможешь найти другого инвестора?

– Не знаю. Но думаю, что должен попытаться.

Перед глазами возникла картинка: Белинда в Хонивуде, среди луговой травы и ромашек. Это напомнило ему о клятве завоевать ее уважение. Да, он должен попытаться.

На следующий день Белинда пришла в «Лилифилд», как договаривалась с Николасом. Она предвкушала эту встречу весь вчерашний вечер, бессонную ночь и нынешнее утро. Казалось, что время остановилось, но нужный час все-таки настал.

В своем нетерпении Белинда приехала даже раньше, чем следовало, поэтому дожидалась в карете, остановившейся через дорогу, смотрела, как после пятичасового свистка из дверей начали выходить рабочие, а несколько минут спустя на пороге появился Сомертон. Заметив, что она вышла из кареты и уже переходит улицу, он остановился в дверях.

– Леди Федерстон, – приветствовал ее Денис, снял шляпу и поклонился. – Что вы здесь делаете?

– Приехала повидаться с Николасом. С лордом Трабриджем, – тотчас же поправилась Белинда. – Мы договорились встретиться здесь. Чтобы… мм-м… чтобы… – Она замолчала, не в силах придумать подходящий предлог.

– Совсем ни к чему так секретничать, – сказал Сомертон. – Он сто лет назад рассказал мне, что хочет жениться и для этого нуждается в вашей помощи.

– О! – Это вполне годилось. – Да, верно. Я… мм-м… просто не знала, известно ли это вам.

– Известно. И это очень кстати. Ему просто необходимо найти богатую жену, особенно сейчас.

Белинда нахмурилась. Ее вдруг пробрала дрожь, словно кто-то прошел по ее могиле.

– Это вы о чем?

Денис вздохнул.

– Полагаю, дня через два эта новость станет общеизвестной. – Он показал на здание у себя за спиной. – Мы не будем варить пиво. Закрываемся.

– Что? – потрясенно воскликнула Белинда. – Но почему? У вас все так хорошо получалось!

– Мой отец отозвал свои деньги, а без финансовой поддержки мы не сможем удержаться на плаву. Ник пытается найти кого-нибудь другого, но я сомневаюсь, что у него получится. Его отец слишком могущественный человек.

– Лэнсдаун? А он-то как с этим связан? – Но не успев задать вопрос, она сама все поняла. – Не хочет, чтобы его сын занимался коммерческой деятельностью, так?

– Надо думать, это и есть его мотив. Пивоварение? Лэнсдаун наверняка считает, что это недостойно сына герцога.

Белинде стало дурно. Она представила, как сильно это подкосило Николаса.

– И как он? Где он?

– Не знаю. Я не видел его с тех пор, как вчера обрушил на него эту новость. Он даже домой ночью не вернулся.

– О господи.

Белинда, по-настоящему встревоженная, прижала ладонь ко рту.

– Я уверен, что с ним все хорошо, – поспешил заверить ее Денис. – Ник всегда умудряется снова встать на ноги. И всегда находит способ, как сделать так, чтобы козни отца его не затронули. С ним все будет отлично.

– Будет ли? Вы так уверены?

– Ну он уже сказал мне, что твердо намерен так или иначе продолжать. Хотя между нами, леди Федерстон, я не представляю, как он собирается это делать. Ну то есть если не женится. Найдите ему богатую американку, ладно? Такую, которой все равно, если свекор будет ее ненавидеть, порочить и обливать грязью. – Он безрадостно усмехнулся. – Удачи.

Ничего удивительного, что Николас провел всю свою жизнь, бунтуя против отца. Белинда думала, что дело в мести, но это было не так. Он просто не позволял Лэнсдауну разрушить все его мечты. Теперь она вспоминала все то, что наговорила ему в лабиринте, совсем в другом, куда более горьком свете. Белинда поступила так жестоко!

Но не настолько жестоко, как Лэнсдаун. И тут в Белинде закипела ярость, ярость настолько сильная, что в мгновение ока вытеснила тревогу за него. Она ее душила, и впервые в жизни Белинде искренне захотелось кое-кого убить, потому что этот человек, этот гнусный, ужасный человек собирался обратить в прах все мечты Николаса. Снова. И только теперь она поняла.

Белинда его любит. Любит сильнее, чем свое доброе имя, сильнее, чем свое ремесло, сильнее, чем деньги и друзей, сильнее всего на свете. Она отдаст все, все, что у нее есть, даже свою жизнь, если это поможет уберечь его от боли, от рук отца и вообще от чего угодно. Так сильно ее чувство.