Толкнула от досады кулаком подушку и поняла, что спать расхотелось вовсе. Вот болтун! И кто его за язык тянул.

— И-и-и? — многозначительно протянула подруга, напоминая, что я мнусь с ответом.

Я на секунду призадумалась. А так ли мне хочется вернуться на самом деле?

— Не знаю, Ленчик. Ничего я пока не знаю, — простонала, с отчаянием понимая, что слова мои совершенно искренние. — Будь человеком — не допытывайся больше. И без этого голова раскалывается.

Она понимающе хмыкнула.

— Ладно. Но ты давай не хандри. Тебя все за столом ждут.

Легко сказать не хандри. У меня на фоне вех этих грандиозных изменений возникло странное чувство собственной ущербности.

С трудом заставив себя оторвать пятую точку от дивана, накинула мастерку и пошла на улицу. Сделав маленькие делишки в деревянном домике, заглянула в палисадник, Может яблочки еще остались? Жуть, как захотелось соврать и сгрызть прямо с дерева не мытое и пускай даже червивое.

Яблоко нашлось не одно, а целое дерево. Зимний сорт. С наслаждением вгрызлась в сочную мякоть и прислонилась спиной к яблоне, наблюдая за тем, что делается у уличного стола. Лена с Андреем расставляют тарелки и вилками. Дед Сеня моет в тазике овощи. Баб Валя их нарезает на большое блюдо. Гена пыхтит и пляшет перед мангалом с куриными крылышками. И все это с шутками, искренним смехом и радостью от завершения общего дела.

Странно дело, но в голову мне закралась крамольная мысль:

— Им и без меня хорошо.

Сказала вслух, почти шепотом. И услышала рядом такое же тихое:

— Но без тебя они никогда бы не собрались за одним столом.

Обернулась. Совсем рядом, опираясь локтями о нижние ветки яблони, стоял Ян и смотрел в упор на меня. Спокойным таким взглядом, что мне отчего-то на миг стало как-то неловко.

— Что ты вечно подкрадываешься исподтишка! — возмущаюсь я.

— Просто ты слишком ненаблюдательна. И порой не замечаешь очевидных вещей.

Даже и не нашлась ничего сказать. Хотелось, обидится на эту наглую блондинистую морду, и запульнуть в нее огрызком от яблока. Но это было бы как-то уж совсем по-детски.

— И в то же время, если бы не ты, ничего бы вообще не было.

Хмуро покосилась на Петермана. Сомнительный какой-то комплимент у него вышел.

— Ты обладательница крайне редкого таланта.

Чуть не фыркнула. Интересно какого? Постоянно находить на свою попу неприятности?

— … находить подход к людям…

Вот ей богу никогда не замечала за собой.

— … вживаться в коллектив…

Это да. Это я умею. Особенно под хороший коньяк, с песнями и плясками.

— … радикально решать проблемы…

Ага. Как дам кулаком в глаз. Чем не решение?

— … поэтому люди тянуться к тебе.

Особенно мужики.

Оценивающе смотрю на немца. Вот интересно — я ему все еще нравлюсь? Не просто же так он тут распинается про мои супер пупер способности.

Спросить не успела. Баб Валя погнала нас к столу.


— Трусиха… трусиха… Когда ты Женька успела стать такой трусихой? — чуть слышно бурчу себе под нос я в пятый раз перекладывая документы из одной стопки в другую.

Нет. Мне есть чем заняться полезным на работе, но в этот понедельник все буквально валится из рук. За отчеты для руководства даже садиться боюсь. А надо. По головке не то, что не погладят. Дадут пинка под одно место.

Внутренний голос и мое второе я по совместительству нашептывает:

— Вот и хорошо. Давно пора валить с этого гадюшника.

И совсем уже соблазнительно добавляет:

— Тем более что тебе теперь есть куда уйти…

Соблазн велик, но я еще мечусь в сомнениях относительно правильности такого решения. Нельзя вести себя как собака на сене и метаться с одной работы на другую каждый второй месяц. У меня уже не трудовая книжка, а граффити «здесь был Шурик».

Усилием воли заставляю себя кликнуть мышкой на файле с отчетами. От обилия листков, колонок и формул рябит в глазах. Похоже, у меня сегодня впервые в жизни случилась мигрень. Но есть такое слово «надо». Со вздохом решительно пододвигаю поближе калькулятор.

И только собрала глаза в пучок и настроилась на отчет, на скайп приходит сообщение от секретаря, что совещание состоится в присутствии зама.

Не удержалась от стона. Спасибо Оленька, что предупредила. Запасаюсь валерьянкой, валокордином и каской.

Наш Заместитель директора, крайне неприятная личность. Константин Иванович маленький, лысоватый и тощий, как шпингалет парень с комплексом и замашками Наполеона. Он едва ли старше меня, но строит из себя пуп Земли вселенского масштаба.

Я когда устраивалась на работу, директор по персоналу осторожно поинтересовалась — как я отношусь к ненормативной лексике. Моему удивлению не было предела, поэтому ответила «могу послать кого угодно и куда угодно». Меня взяли сразу, а на следующий день, после знакомства с новым начальством, едва удержалась от соблазна умчаться подальше от этой конторы со скоростью реактивной ракеты.

Наш зам не просто ругался, он в разговоре имел привычку переводить все на личность собеседника, прилюдно унижая его. Секретари у него менялись, как перчатки, главный бухгалтер частенько выходила, после совещания в слезах, а за глаза его звали не иначе, как Кощей.

Мне пока везло и наше общение с замом ограничилось только знакомством сразу после собеседования. Почему? Наверное, потому, что мой отдел самый нудный из всех отделов.

Отчеты на адреналине доделала почти в рекордные строки, потому что было предчувствие, что сегодня и по моей личности пройдутся, особо не церемонясь. Потом долго перепроверяла и в результате чуть не опоздала.

В зал совещаний я прибыла самой последней. Притормозила у двери, чтобы пригладить растрепавшиеся волосы и услышала дикий рев:

— Всех уволю, к чертовой матери!

Ого! Совещание только началось, а он уже орет на всех как стая диких павианов, а тут еще я со своим опозданием.

Глубоко вдохнула, сделала морду кирпичом и открыла дверь. Зайти по-тихому не получилось. Головы всех присутствующих повернулись в моем направлении, а Кощеева физиономия, как обычно бледная и тощая, стала наливаться подозрительным румянцем. Один глаз начальника дернулся и скосил в сторону настенных часов. Они показывали без одной минуты двенадцать, поэтому наорать на меня за опоздание не получится.

— Проходите… э-э-э… как вас там? — процедил Константин Иванович.

— Евгения Николаевна, — весело подсказала я и улыбнулась во все тридцать два зуба.

Начальник как-то странно дернулся, но ничего не сказал. Вот и ладненько.

Огляделась и обнаружила, что все места за столом заседаний заняты. Осталось одно — по левую руку от Кощея. По правую сидела Оля и нервно щелкала ручкой. Видимо с утра успел довести…

Уселась, передала Оленьке свой отчет, раскрыла ежедневник и приготовилась внимать высшее руководство.

Руководство это нахмурилось и, отобрав у Оли мою папку, стало почти со скучающим видом ее просматривать. Придраться было, конечно же, не к чему. И не потому, что там не было ошибок, а потому, что в этой отчетности, что бы разобраться нужно иметь по крайней мере высшее математическое образование. Тому, кто придумал этот идиотизм, нужно в голову гвоздь забить. Да кто ж даст…

Кощеюшка полистал отчет и так и эдак. Раздраженно фыркнул и бросил его в стопку других не более понятных для него папочек.

— Ита-а-к, — протянул он с противненькой ухмылочкой. — Начнем-с.

Пожалуй, это было самое нелепое совещание за всю мое трудовую деятельность. Кощей Иванович придирался по всяким пустякам, раздавал непонятные, лишенные смысла задания и брызгал слюной налево и направо. Я даже отодвинулась немного. Вдруг он заразный?

Отхватывали все. Исключением стал начальник службы безопасности. Невысокий, худощавый, усатый дядечка в потертом пиджаке. Он сидел со скучающим видом и лишь иногда тихонько посмеивался себе в усы, когда никто этого не видит. Я, кстати, начала помаленьку дремать. Все же ночью нужно спать, а не книжки читать.

— Ты! — вдруг обратилось ко мне руководство. — Встань!

Сначала не поняла, чего от меня требуется. Да еще в таком тоне. Перевела чуть осоловелый взгляд на Олю. Та сидела, вцепившись пальцами в отчеты и глаза как у мышки из анекдота.

— Вставай-вставай! — нетерпеливо поторопило начальство.

Молчаливо повиновалась, все еще не понимая, что этому чудовищу от меня требуется.

— Что это?! — спросил Кощей Иванович, указывая на всю меня.

— Э-э-э? — совершенно искренне не врубилась я.

— Что на тебе надето?!

Ах, вот он о чем. Я сегодня забила на деловой стиль и вырядилась в черные зауженные джинсы и объемный свитер. Нашел, называется, к чему придраться!

— Одежда, — невозмутимо ответила я.

Видимо мое спокойствие сильно бесило Кощея. Он распыхтелся как чайник на плите.

— Пиши! Пиши, Оля! — приказал он. — Приказ о введения корпоративного стиля одежды.

Оля чуть не подпрыгнула на месте и стала быстро-быстро конспектировать.

Я же не долго думая вернулась на свое место и собралась было снова подремать, но ведь опять не дали…

— Что у тебя на голове?!

Я тяжело вздохнула. Вот ведь прицепился. Голову вчера помыть не успела и закрутила симпатичные рожки.

— Волосы.

— Оля, пиши!

Девушка снова вздрогнула, а я поняла, что начинаю потихоньку звереть.

— Слушайте, а давайте сразу и на нижнее белье регламент напишем, — брякнула я.

Судя по офигевшей роже руководства, шутить в этих стенах изволили впервые.

— Оля, пиши! — подражая Кощеевой манере, величественно сказала я. — Белое, бабушкино из чистого хлопка.

Со стороны коллег послышались слабые, замаскированные под кашель смешки.

— Ты! — почти взвизгнуло руководство, чем и напомнило трясущихся пинчеров моего соседа.

— Слушаю вас внимательно, — улыбнулась я.

— Что ты себе позволяешь?!

— Я? — удивленно хлопаю ресницами. — Ой, извините, ошиблась. Оля, исправь — не белое, а розовое.

Думается мне, у Кощея Ивановича сейчас случится удар от возмущения. И что же мы без него тогда делать-то будем?

— Да вы не нервничайте… не нервничайте Кощее… тьфу ты Константин Иванович, — засуетилась я, шаря по карманам свитера. — Вот! Валерьяночки выпейте. Знаете, как помогает. Я с утречка приняла, и поглядите — как огурчик.

Какая я заботливая покладистая, особенно когда начальству подгадить надо. И ведь никто не ценит… никто! Кощеюшка, золотце окаянное, глядит исподлобья в полном ауте и верно раздумывает, как лучше — просто уволить или по статье.

— Да что же я. Давайте поухаживаю за вами.

И словно курица-наседка кинулась капать в стакан валерьянку. По комнате начал распространяться характерный запах. Коллеги стали потихоньку посмеиваться. Правильно. Не все же Кощеюшке веселиться.

А он бедненький весь побагровел и рычит не хуже колхозного трактора:

— Не нужно мне ничего!

А я в ответ елейным голоском:

— Вы все так говорите. А потом бац — сердечный приступ и мы всем офисом цветочки станем вам носить с апельсинчиками, — и настойчиво пытаюсь подсунуть под нос стакан. — Что ж мы потом без вас делать-то будем?

Со стороны послышалось дружное хихиканье. Коллеги живо представили, как оно это будет — без Кощея. Почти рай, за пребывание в котором еще и деньги платят.

И без того мелкие глазенки руководства превратились в узенькие щелочки, щеки раздулись от переизбытка эмоций и он как подскочит со своего места, как рявкнет дурным голосом:

— Ты что совсем…?! Вон отсюда! — и указал пальцем на дверь.

— Вот-вот! Уже начинается! — в «ужасе» вскричала я.

Кощеюшка как-то странно задергался, когда я схватила его за руку измерить пульс. Но у меня так просто не вырвешься. Уж что-что, а хватка у меня как у бульдога.

— Батюшки, да вы весь горите! Оля! Тут нужно уже скорую вызывать! — завопила я белугой и почти повисла на заме. — Кощее… Константин Иванович, все будет хорошо. Мы вас спасем…

Все же во мне умерла великая актриса. На бесплатное представление сбежалась добрая половина офиса. На фоне моих причитаний, отчаянные попытки начальника высвободится и грязные ругательства, выглядели настолько смехотворно, что зал заседаний покатился со смеху. Кто-то еще пытался прикрыться документами, кто-то не выдержал и сполз под стол, а кто-то снимал на телефон. Чую — завтра мы станем звездами интернета.

— Охрана! Уберите эту ненормальную! — орал Кощей Иванович.

И его, конечно, услышали и даже пришли бы на помощь, если бы смогли пробиться через толпу зрителей.