Со стороны кабинета отца донесся животный женский крик, послышался грохот падающей мебели, а затем неистовый голос матери:

— Убегай скорее, Катерина! Беги! Беги!

Катерина побежала к кабинету, сжимая тяжелый и скользкий пистолет во влажной руке. На этот раз она намеревалась использовать его без колебаний, и ничто ее не остановит.

Ее мать лежала на полу с окровавленным лицом Лиф ее платья был разорван, обнажив грудь, юбки задраны кверху. Верхом на ней сидел австрияк, пытаясь ее изнасиловать.

Он даже не поднял головы и не взглянул на Катерину, когда та вбежала в комнату.

— Если ты ее дочка, — сказал он с явным презрением, стараясь добиться своей цели, — то дожидайся своей очереди.

Катерина не колебалась. Она подняла пистолет, держа его обеими руками, и спустила курок. Солдат слишком поздно осознал опасность. Он повернул голову, и похоть, отражавшаяся на его лице, сменилась удивлением.

Пуля попала ему прямо в переносицу. Это был превосходный выстрел, словно Катерина всю жизнь упражнялась в стрельбе. Из пробитой головы хлынула кровь, и солдат рухнул на спину.

— Убери его! — пронзительно закричала Зита. — Ради Бога, убери скорей!

Катерина бросила пистолет и подбежала к матери.

— В доме есть еще солдаты? — возбужденно спросила она, схватив мертвеца за плечи. — Если есть, то в нашем распоряжении всего несколько минут, а может, секунд!

Зита покачала головой, выбираясь из-под убитого и едва сдерживая рыдания.

— Нет Кажется, нет! О Боже, Катерина! Что нам теперь делать?

Катерина с трудом оттащила тело солдата в сторону.

— Пока нам ничего не надо делать, — сказала она, стараясь овладеть собой. — Австрийцы со всех ног удирают из города. Через час здесь никого из них не останется, так что этого типа никто не хватится. А пока мы спрячем тело. — Катерина испытывала ужас при мысли о том, что в любой момент может кто-то войти. — Я отволоку его ко входу в погреб и столкну вниз. А ты пойди наверх и посмотри, не осталось ли что-нибудь из твоей одежды в шкафах. Ты не можешь выйти на улицу в таком виде, а нам надо вернуться в госпиталь. Оставаться здесь нельзя.

Зита прижала тыльную сторону дрожащей ладони к своим губам; по ее лицу текли слезы.

— Господи, сделай так, чтобы твой отец и Макс оказались в войсках, которые войдут в город. Макс и майор Зларин были правы. Нам не следовало здесь оставаться. Последние две недели мы даже не ухаживали за нашими ранеными, а обслуживали австрийских и венгерских солдат. Нам надо было уехать в Ниш вместе с Вицей и Евдохией.

— Нет, — решительно возразила Катерина, осознавая, что мать на грани нервного срыва. — Мы белградки, и наше место здесь. Пройдут годы, и ты будешь гордиться тем, что мы остались в городе. А сейчас пойди и найди другую блузку.

Мать в полубессознательном состоянии ее послушалась, а Катерина снова ухватилась за плечи мертвеца. Она так и не рассказала матери о предложении майора Зларина выйти за него замуж и о своем согласии. Пока Катерина тащила тело из кабинета отца к погребу, она решила, что, пожалуй, надо это сделать до возвращения сербской армии в город. Если отец и Макс окажутся среди победителей и встреча с ними произойдет через несколько часов, лучше, чтобы мать уже не считала Макса своим будущим зятем.

Австриец был страшно тяжелым. Время от времени Катерине приходилось останавливаться, чтобы перевести дух. Ковер был весь в крови, и она подумала, что, возможно, ее усилия напрасны. Любой вошедший в дом сразу поймет, что здесь произошло. Она вспомнила также, что их дом служил штабом и, значит, здесь не могли допрашивать пленных. Кровь на ковре могла вызвать нежелательное любопытство.

Добравшись до погреба, Катерина с облегчением откинула его крышку. Возможно, и не было особой необходимости прятать труп, но все-таки лучше его убрать, чем потом сожалеть.

Австрийские офицеры могли вернуться и обнаружить своего убитого товарища, а ей не хотелось, чтобы в отместку расстреляли кого-нибудь невинного.

Катерина из последних сил подтянула громоздкое тело к верхней ступеньке каменной лестницы и столкнула его вниз.

Оно скрючилось и соскользнуло в темноту. Тяжело дыша, она повернулась и захлопнула за собой крышку. Если повезет, то убитого обнаружат не скоро.

Мать ждала ее в вестибюле, одетая в неподходящее для данной ситуации блестящее платье и зимнее пальто.

— Если нас освободят, я хочу выглядеть соответственно такому радостному событию, — сказала Зита оправдываясь.

Она уже не была похожа на женщину, которую едва не изнасиловали. Хотя ее лицо все еще было бледным, в глазах не осталось следов недавнего потрясения. Зита снова полностью владела собой.

Заметив перемены, которые произошли в состоянии ее матери за столь короткое время, Катерина почувствовала облегчение.

Мать облачилась в свой самый элегантный наряд не только в честь освобождения города, но и для того, чтобы вернуть себе чувство собственного достоинства после унижения, которому она недавно подверглась. Пурпурный цвет платья и пальто навел Катерину на мысль, что они выбраны не случайно. Пальто было узким и сантиметров на тридцать короче такого же узкого платья, доходившего до лодыжек. Лацканы и манжеты были оторочены черной тесьмой, и, надень мать еще и шляпу, она выглядела бы так, словно собралась в Конак на традиционное чаепитие.

Зита угадала мысли дочери, и улыбка слегка тронула ее губы.

— Я действительно собираюсь в Конак до конца дня. Уверена, что король Петр отдал приказ никому не спускать флаг Габсбургов, пока он сам не сделает этого. Я хочу быть там, когда он его сорвет и бросит себе под ноги.

Они вышли во двор, и Зита сказала, перестав улыбаться:

— Я все думаю, как себя чувствует Петр со своим артритом после стольких месяцев войны? Другой остался бы с правительством в Нише и не стал бы терпеть лишения в окопах наравне с солдатами, которые на сорок лет его моложе.

Глаза Катерины потемнели от страха. Она подумала об отце.

Хотя ему было всего сорок восемь, он уже не молод, а зима последние несколько недель стояла сырая и холодная.

Выйдя на улицу Князя Милана, они поняли, что бои уже идут в городе. Над их головами свистели пули, и женщины свернули в первые попавшиеся ворота, прижавшись к стене высокого каменного дома.

— Может, лучше вернуться домой? — сказала Зита, уступая дочери право решать, что делать.

Катерина покачала головой:

— Нет. Нам надо добраться до госпиталя. Если не спешить и быть осторожнее, это нам удастся.

По улице с ревом промчались штабные австрийские автомобили, направляясь к реке.

— Они удирают! — ликующе воскликнула Зита — Все, до последнего австрияка! О Боже, хорошо бы вместе с наступающими в город вошел и Алексий. И Александр. И Макс.

Катерина осторожно выглянула из-за угла. По улице двигалась колонна австро-венгерских войск, спешащая вслед за удирающими офицерами. Катерина отпрянула, подумав о том, сколько еще продлится это бегство и когда они смогут продолжить свой путь.

— Я хочу поговорить с тобой о Максе, — сказала она матери, в то время как в нескольких шагах от них с грохотом двигались вражеские войска.

Зита повысила голос до крика, чтобы ее было слышно:

— Отец расскажет тебе все, что ты хочешь узнать! Когда состоится свадьба! И где вы будете жить!

К царящему вокруг шуму добавился треск стрельбы. Катерина глубоко вздохнула. Она ни за что не стала бы вести такой важный разговор в столь нелепых обстоятельствах, но сейчас была вынуждена это сделать, потому что решила покончить с тем, что ее волновало.

— Я не собираюсь выходить замуж за Макса! — крикнула она, в то время как над их головами прогремели новые залпы. — Если папа согласится, а по-моему, он не будет против, я выйду за майора Зларина!

Изумлению матери не было границ.

— За Зларина? — переспросила она, не веря своим ушам. — Но когда вы успели познакомиться? И где? Я не понимаю!

Несмотря на опасность, которая им угрожала — улицы были полны вражеских солдат, а над головами свистели пули, — Катерина не могла удержаться от улыбки. Никогда в жизни она не видела мать такой озадаченной.

— За твоей спиной ничего не происходило, не волнуйся, — сказала она, когда поток удирающих австрияков начал иссякать. — У меня не было с ним встреч, о которых бы ты не знала. Он попросил меня выйти за него замуж, когда пришел в госпиталь и вручил мне пистолет. И я согласилась. — Катерина снова осторожно выглянула на улицу. Путь был свободен, и она решительно добавила:

— Теперь пошли. Надо торопиться.

— Подожди! — Мать схватила ее за руку. — Как это понять: он попросил выйти за него замуж, когда вручил тебе пистолет, и ты согласилась? А до этого он разве не говорил тебе о своих чувствах? Давно ли ты тайно в него влюблена? Почему не рассказала об этом мне?

— Не сейчас, мама. Нам надо поскорее вернуться в госпиталь. Слышишь отдаленные крики «ура!»? Как по-твоему, сербская армия уже у ворот города?

Взявшись за руки, они побежали, стараясь выбирать путь покороче. На каждой улице и в каждом переулке жители Белграда высыпали из своих домов, чтобы увидеть возвращение победителей.

— Вот они! — раздался крик. — Вот они! — И прежде чем Катерина и Зита успели добраться до госпиталя, в город уже вошла кавалерия, радостно приветствуемая благодарным населением.

— Может быть, нам остаться здесь и присоединиться к ликующей толпе? — крикнула Катерина матери, заглушаемая со всех сторон приветствиями «Живио! Живио'»

Зита энергично кивнула, почти забыв о недавно пережитом тяжелом испытании и чувствуя радостное головокружение от возвращения родной армии.

Из открытых окон женщины и девушки бросали цветы. Белые, желтые и ярко-оранжевые хризантемы падали и падали к ногам героев, пока вся мостовая не превратилась в ковер из лепестков.

Рядом с Катериной девушка с радостным лицом держала в руках шарф, который вышивала для своего жениха, чтобы надеть на него в день свадьбы. Пробравшись сквозь толпу, она выбежала вперед и повязала его вокруг шеи одного из солдат. Другие девушки начали делать то же самое, и вскоре марширующие солдаты стали похожи на армию разнаряженных женихов.

Когда со стороны Савы снова зазвучали выстрелы, никто не испытал тревоги. Все знали, что это их войска гонят австрийцев и венгров за реку.

Когда на улице появился князь Александр верхом на коне, радостное возбуждение достигло апогея. По лицу Катерины струились слезы. Впервые за несколько недель ей отчаянно захотелось, чтобы Наталья была в Белграде и разделила вместе с ней радость этого чудесного момента, Затем грянули громкие крики: «Король! Король!» — и появился обшарпанный автомобиль с открытым верхом. Катерина едва не надорвала горло, выкрикивая приветствия. Ее пожилой, страдающий артритом дядя участвовал в сражениях бок о бок с простыми солдатами. Никогда раньше Катерина не испытывала такой гордости, что принадлежит к роду не только Василовичей, но и Карагеоргиевичей. Никогда еще в Сербии со времен Фридриха Великого не было короля, который в таком возрасте воевал бы вместе со своими войсками.

Зита в ярко-красном пальто и платье выделялась в толпе.

Петр ее заметил и, не веря своим глазам, приказал офицеру остановить автомобиль.

Зита сжала руку Катерины.

— Пошли, — сказала она, забыв о своей прежней холодной, полной достоинства сдержанности. — Мы Карагеоргиевичи, и сейчас пришло наше время. — И прежде чем Катерина успела возразить, Зита потянула ее за собой сквозь толпу на середину улицы прямо к автомобилю.

Петр удивленно вскинул свои седые брови.

— Зита! Дорогая девочка! Не думал, что ты в городе! И Катерина с тобой! — Он жестом пригласил их сесть в его автомобиль. — Вы ведь обе должны быть в Нише…

— Мы работали в госпитале, — сказала Зита, садясь на заднее сиденье. Она была чрезвычайно довольна тем, что переоделась в элегантный наряд и выглядела сейчас как член королевской семьи, а не как какая-нибудь судомойка.

Катерина села рядом с матерью, чувствуя, что она-то выглядит именно как судомойка. Ее грубое темно синее платье было испещрено пятнами крови, а влажные с пота волосы выбились из собранного на затылке пучка и свисали на висках и на шее.

Но толпа не обращала на это внимания. Судя по поведению короля Петра, эти женщины принадлежали к королевской семье и добровольно оставались в городе, перенося все невзгоды вражеской оккупации.

Когда мотор потрепанного автомобиля снова взревел, его заглушили громкие крики «Живио! Живио!», относящиеся к мужественным женщинам так же, как к королю и его солдатам.

— Алексий ведет своих людей вслед за кавалерией, — сказал Петр, жестами отвечая на приветствия, когда они приблизились к Конаку. — И молодой Макс также направляется в город со своим войском. Он и его люди сражались как дьяволы. Я хочу присвоить ему звание бригадира. Он будет самым молодым бригадиром в армии, а скоро, возможно, станет и самым молодым генералом.