В тот день, три месяца назад, во время долгого мучительного пути в замок Говардов он видел перед собой жену. Тирл считал, что она придет в ярость, увидев, что сотворили с мужем братья. Он знал: временами Заред не верит ему, а иногда попросту не понимает, но был убежден, что она знает его достаточно хорошо и никогда не поверит в преступные намерения похитить мальчика. Разве он способен пасть столь низко, чтобы выместить злобу на невинном ребенке?

И все же, спешившись и посмотрев ей в глаза, он понял, что Заред поверила самому худшему. Посчитала, будто Тирл совершил то, в чем его обвиняли. Даже прожив с ним некоторое время, проводя в его обществе целые дни, она вообразила, что он не погнушается украсть ребенка. Решила, что он женился на ней только затем, чтобы еще больше разжечь вражду между семьями. И ненависть в ее взгляде была сильнее любви, которую она, возможно, испытывала к нему когда-то.

Боль в сердце и теле была такова, что ему стали безразличны издевательства Перегринов. И он чисто инстинктивно прикрыл собственным телом мальчика от удара одного из людей Перегрина. Боль на мгновение ослепила его, но этим поступком он спас свою жизнь. Впрочем, тогда ему было все равно, ибо его ненависть к Перегринам была ничуть не меньше ненависти Перегринов к Говардам.

Он ответил на вопросы Лайаны, потому что впервые увидел в замке Морей лицо, не искаженное ненавистью. И тупо наблюдал, как Лайана становится между ним и своим мужем.

Только когда Тирла провозгласили невиновным, вперед выступила Заред и сказала, что готова идти с ним. Готова идти, ибо ей доказали, что он не такой злодей и негодяй, каким она его считала. Но теперь уже он не захотел ее. Она не поверила ему, не поверила после того, как пробыла рядом несколько недель и видела, каков он на самом деле. Не поверила, когда он признался ей в любви. Верила только братьям и их неутолимой ненависти. Видно, ненависть значила для нее куда больше, чем любовь.

Он не помнил, как умудрился сесть в седло и добраться до того места, где раскинули лагерь люди его брата. Они отвезли его домой в телеге. Тирл то и дело терял сознание, а позже жена Оливера преданно ухаживала за ним, когда он метался в жару и бреду.

Теперь он почти выздоровел, но нуждался в солнце, воздухе, физических упражнениях и еде. Особенно еде, потому что сильно похудел за последние три месяца. Жанна утверждала, что еще несколько недель, и он будет как новенький, но Тирл в глубине души сознавал, что никогда не оправится до конца от того, что случилось с ним. Каким он был наивным ребенком, когда женился на отродье Перегринов! Вообразил, будто его любовь победит ее ненависть. Но он ошибся. Ошибся и проиграл. Победила ненависть.

Тирл прислонился к стене, впитывая солнечный свет, и не сразу заметил нечто необычное в одном из людей брата, хрупком мальчишке, показавшемся ему знакомым. Он уже где-то видел эту манеру держать меч…

Парнишка не выглядел очень сильным, зато был ловок, проворен и уворачивался от большинства направленных на него ударов.

Тирл внезапно сел прямо и тихо выругался.

Никакой это не мальчик! Это его жена!

Первым его порывом было схватить ее за волосы и вытащить с ристалища, вторым — оставить там, где она есть. Но если кто-то из людей брата узнает в ней одного из Перегринов, ее убьют сразу же, как только с уст Оливера слетят слова приказа.

Он снова заставил себя прислониться к стене. Как давно она пробралась в замок Говардов? И как сумела сохранить свой пол в секрете от окружающих? Ведь она наверняка живет вместе с остальными воинами и спит с ними рядом.

Ему снова захотелось схватить ее, но он вынудил себя оставаться на месте. Будь проклята она и вся ее семейка!

Он не сводил глаз с Заред и ее противника и каждый раз, как тот пытался наступать, Тирл едва не подскакивал. А когда парень выбил меч из руки Заред, он готов был вмешаться, но все же не тронулся с места. И с отвращением уставился на яблоко в своей руке. Когда он успел раздавить его?

Заред снова увернулась от противника и побежала за своим мечом. Нагнувшись, чтобы его поднять, она улыбнулась Тирлу. Значит, с самого начала поняла, что он следит за ней, и прекрасно знала, как это на него подействует.

Тирл отвернулся. Он не позволит жене вообразить, будто волнуется за нее. Собственно говоря, он вовсе не волновался за нее! Плевать ему на то, что станется с ней и ее семейкой!

Услышав звон стали, он быстро обернулся. Заред лежала на земле, а парень приставил меч к ее горлу и улыбался, словно намереваясь вонзить его в нежную плоть.

Тирл не помнил, как оказался рядом и оттолкнул мальчишку. Тот покатился по земле. Заред осталась лежать неподвижно, улыбаясь ему.

— Вижу, ты вполне здоров, — тихо заметила она.

— Без участия и помощи твоей семейки, — буркнул он, пытаясь припомнить гнев и ненависть, которые испытывал в тот день, когда покинул замок Перегринов. Теперь же он видел только, какая она хорошенькая. На щеке красовалось грязное пятно.

— Я пришла, чтобы быть с тобой, — прошептала она, доверчиво глядя на него. — Я тосковала по тебе. Поняла, что не могу без тебя. Мне было так плохо…

У Тирла едва не вырвалось, что он тоже тоскует по ней. Ему не хватало ее смеха, их занятий чтением, ее воодушевленности и безыскусности. Он хотел, чтобы она называла его слабаком, которому следовало бы встать с постели уже через несколько дней. Жанна была хорошей сиделкой, но Оливер еще много лет назад сломил ее дух, так что выздоровление затянулось.

— А я и не думал о тебе, — надменно бросил он. Заред снова улыбнулась.

«Ну как это люди не понимают, что она женщина? — в сотый раз удивился он про себя. — Она так же женственна, как луна и звезды».

Заред попыталась встать, но он поставил ногу ей на живот.

— Стоит мне раскрыть, кто ты есть на самом деле, и мой брат велит тебя убить! — усмехнулся он.

Она сжала его щиколотку. Он не налег на ногу, не придавил Заред к земле. Ей совсем не было больно.

— Ты все еще не выносишь щекотки? Что, если я пощекочу тебе ступню?

— Ни в коем случае, — сурово изрек он. — И ты мне не нужна. Поэтому убирайся.

— Зато ты мне нужен. Все эти месяцы я была очень несчастна.

— По-моему, в тот день, когда я ушел, тебе было все равно. Ты считала, что я украл ребенка. Поверила, что я способен причинить ему зло.

— Люди глазеют на нас, — прошипела она и хотела встать, но он придержал ее. Заред вздохнула и подложила руку под голову. — Да, я поверила, что ты виновен. Но можешь ли ты меня осуждать? Ты исчез одновременно с малышом. Откуда мне было знать, что ты его не тронешь?

— Ты была моей женой и давно успела меня узнать.

— Кто может поручиться за то, что у другого на сердце?

— Ты должна была поручиться! Ты должна…

— А ты должен был взять меня с собой! Уж кому, как не тебе, знать, что у меня на сердце?! — завопила она.

Тирл поспешно обернулся и огляделся. Каждый воин на ристалище, все женщины, дети и старики во дворе собрались у него за спиной и с тревогой наблюдали за происходящим. Еще несколько минут, и кто-нибудь отправится к Оливеру доложить, что на ристалище творится нечто необычное.

Поэтому он поспешно снял ногу с живота Заред и злобно прошипел:

— Иди со мной.

Она встала, отряхнулась и окинула его страстным взглядом.

— С радостью, — кокетливо пропела она.

Тирл, сделав вид, что игнорирует ее, направился в главное здание и поднялся на второй этаж, в свою спальню. Поскольку он шел впереди, то и не заметил, как глаза Заред вылезли из орбит, а рот сам собой раскрылся при виде такой неслыханной роскоши. Она видела нечто подобное в поместье Маршаллов, но по сравнению с этими богатствами оно казалось просто конюшней. Все столы и камины были уставлены золотом и серебром, стены увешаны шпалерами, а на полу лежали пушистые ковры.

Наконец они оказались в его комнате, и он протянул руку поверх ее головы, чтобы закрыть дверь.

— А теперь объясни, почему оказалась здесь? Может, тебя послали братья, чтобы убедить меня отдать им поместья? Прослышали, что мой брат умирает? Или…

Он осекся, потому что Заред принялась скидывать с себя одежду. Ей хотелось поговорить с ним, объяснить, что прийти сюда — только ее решение, и ничье иное, что ей пришлось выдержать настоящую битву с Роганом, прежде чем тот согласился дать ей свободу. Но она хорошо знала, что переговорить Тирла невозможно. Муж всегда умел убедить ее, заставить сделать все, как желает он, так что, возможно, только таким способом ей удастся заткнуть ему рот.

Тирл ошеломленно наблюдал, как она развязывает шнуровку и снимает камизу. У него не было женщины с самого дня отъезда из замка Перегринов. Но не потому, что он не хотел… Дважды он выбирал хорошеньких судомоек и пытался затащить их в постель. Молодые женщины были готовы на все до такой степени, что Тирл уже отчетливо слышал звон золотых монет в их карманах. Вопреки себе он помнил, что Заред полюбила его не за деньги. Просто полюбила. Полюбила, поняв, что он не ее враг.

— Не надо, — прошептал он.

Заред стянула шоссы и уставилась на мужа. Не успел он оглянуться, как она бросилась ему на шею. Он поймал ее в тот момент, когда она обхватила ногами его талию. Крепко стиснул ее голую попку и припал губами к губам.

Они любили друг друга, как люди, умирающие от желания, так жарко и быстро, как позволяли их упругие молодые тела.

Когда они закончили, Заред полусидела на полу, прижатая спиной к деревянному сундуку, а спина Тирла была согнута под таким неестественным углом, которого абсолютно невозможно достичь в обычных условиях.

— Ты прикончила меня, — простонал он, а когда смог снова двигаться, отнес на кровать, потянул на себя и прикрыл их обоих простыней.

Заред немного полежала, зажмурившись от страха и счастья. Она пробыла в замке Говардов четыре дня и часто видела Тирла, который до этого часа ее не замечал. А она все время боялась, что у него не осталось к ней никаких чувств. Но когда муж все-таки узнал ее и обдал гневным взглядом, она сразу поняла, что он по-прежнему принадлежит ей.

Заред подняла голову и поцеловала его подбородок.

— Простишь меня?

— Нет.

Его губы произнесли «нет», но рука ласкала волосы, а глаза смотрели с любовью.

— Придется мне усерднее пытаться завоевать тебя. Когда ты оправишься после сегодняшних испытаний, я проделаю с твоим телом кое-что новенькое.

— Правда? — заинтересовался Тирл и оттянул ее голову за волосы, чтобы взглянуть в глаза. — Что ты здесь делаешь, негодница? Ждешь ночи, чтобы открыть ворота поджидающему невдалеке брату?

— Можешь бодрствовать всю ночь и следить за мной, если не доверяешь, — посоветовала она, потершись попкой о его бедра.

Он прижал ее к груди.

— Ты проклятие моей жизни. Как я жалею, что люди моего брата похитили тебя! Не повстречай я тебя, моя жизнь была бы куда проще и спокойнее!

— Ты так не думаешь, — уверенно объявила Заред, приподнявшись, чтобы взглянуть на него. — Я пришла сюда не из ненависти, не желая предать тебя, а из одной лишь любви. Хотела прийти раньше, но Лайана упросила меня подождать. Она каким-то образом ухитрялась получать известия о тебе. Я…

Она замялась. Тирл подозрительно прищурился.

— И не думай ничего от меня утаивать!

— Хорошо. — Заред прерывисто вздохнула. — По-моему, это жена твоего брата посылала гонцов, и те сообщали, что с тобой все хорошо. Когда ты едва не умер, мы с Лайаной целыми днями стояли на коленях в часовне, моля Бога о твоем выздоровлении. Энн Маршалл к тому времени приехала в Морей и тоже молилась с нами.

Тирл кивнул. Возможно, молитвы женщин помогли ему справиться с болезнью.

— Бьюсь об заклад, твои братья не молились о выздоровлении Говарда.

— Вот тут ты ошибаешься, — покачала головой Заред. — Роган изменился. Пока не знаю насколько, но он стал другим. По-моему, всему причина осознание того, что он едва не потерял сына, а потом лишь по чистой случайности оставил в живых человека, спасшего мальчика. Сыграли роль и увещевания Лайаны. То, что она пыталась втолковать много лет, наконец-то пустило корни, и он опомнился. Вряд ли он хочет растить сыновей, чтобы их безжалостно убили. Думаю, он хочет дожить до того, чтобы увидеть внуков.

— На чьих поместьях?

— Не знаю. Лайана говорит, что с таким приданым, как у нее и Энн, можно построить новый замок или отремонтировать старый. Кажется, Роган обдумывает эту мысль.

Тирл согласился, что для упрямого, иссушенного ненавистью Рогана это большие перемены.

— Ты знаешь моего брата с худшей стороны. Но в душе он добр и мягок. И не хочет никого убивать. Он был… так жесток с тобой, боясь, что ты повредишь его семье. На его месте ты вел бы себя точно так же, не находишь?