— Ой, извини. Иногда я могу быть действительно глупой. Всё в порядке. Ты можешь не говорить мне. Я так понимаю, ты не пошёл в колледж тогда, после колонии.

Я покачал головой, а затем рискнул бросить на неё быстрый взгляд. Её выражение лица было добрым, но не испытывающим жалость. Это дало мне мгновение надежды. Ложной надежды, по всей вероятности, но всё же надежды.

— Я думаю, можно сказать, что я вышел из тюрьмы после колонии для несовершеннолетних. Я освободился месяц назад.

Секунду она молчала.

— Тогда это должно быть странно. Как это было? Когда ты вышел?

Мой взгляд скользнул к ней. Никто прежде меня не спрашивал так прямо.

— Почему ты хочешь знать?

Она пожала плечами:

— Просто интересно. Должно быть, это был ад.

Я кивнул. Да, ад. Это был один из вариантов, которым я мог охарактеризовать ей это.

— Ты знала, что твоя мама убедила моих родителей принять меня обратно, когда я вышел?

Не знаю, почему я предоставил ей эту информацию. Я просто не хотел, чтобы она прекращала говорить — в последний раз это было так давно.

Она криво усмехнулась.

— Нет, не знала, но это не удивляет меня. Старая добрая мама всегда пытается уладить чужие проблемы.

Я отчаянно пытался придумать, что сказать ещё.

— Так ты, эм, только переехала сюда?

Отличный вопрос, гений! На подъездной дорожке до сих пор припаркован долбаный прицеп для перевозок.

— Да, только переехала с Бостона. После того, как уволилась с работы, я подумала, что некоторое время нужно попробовать пожить и в маленьком городке.

Я кивнул, до сих пор не имея понятия, что сказать.

— Итак, ты вернулся к жизни с родителями, — начала она снова.

— Ты тоже.

Она скривилась:

— Да, это нереально.

— Хотел бы я, чтобы она не делала этого.

— Кто? Не делала чего?

— Твоя мама. Хотел бы я, чтобы она не просила моих родителей принять меня обратно.

— С чего бы это? — спросила она, глядя прямо на меня.

Я боролся с тем, что хотел сказать ей. В смысле, я не знал эту девушку и определённо не должен был доверять ей только потому, что она дочь проповедницы. Но это было так хорошо, сбросить всё это дерьмо кому-то, кто не осудил бы меня за то, что я сделал или за то, что они услышали. Это вызывало привыкание, и я не хотел останавливаться.

— Я думаю, было бы легче быть никем в одном из реабилитационных центров в городе. Бывший заключённый, как и тысячи других ребят. Здесь же каждый знает мою историю, и каждый решил, что я мусор.

— Кроме меня, — сказала она, всё ещё глядя прямо мне в глаза. В каком-то роде это было больно, когда она смотрела на меня подобным образом, как будто смотрела прямо в душу или что-то вроде этого.

— Да, но это потому, что ты не знаешь меня.

Её взгляд не дрогнул.

— Хочешь, чтобы я оставила тебя в покое?

О, как она произнесла это. Я знал, что если я скажу да, то она уйдёт, и на этом всё закончится. Как бы больно ни было говорить обо всём этом, я не хотел, чтобы это закончилось.

— Нет, я не хочу, чтобы ты оставляла меня в покое.

Её губы дёрнулись вверх той восхитительной улыбкой, которая заставляла её глаза сиять, а нос мило морщиться. Меня зацепили, и я влип в большую неприятность.

— Хорошо, — сказала она просто.

Мы сидели в уютной тишине на протяжении нескольких минут. Ну, я думаю, что ей было уютно, а мой член был настолько твёрдым, глядя на эти длинные вытянутые вперёд ноги, что комфорт — это было последнее, что я испытывал. Она, казалось, смотрела вдаль, но я думаю, что она заметила моё состояние, в конце концов, потому что произнесла в разговорном тоне:

— Если ты хочешь использовать ванну, чтобы подрочить, лучше сделай это сейчас, потому что через минуту я собираюсь принять душ.

Я чуть не проглотил свой язык, и был вполне уверен, что моя челюсть была чертовски близко к тому, чтобы упасть на пол.

— Извини? — мне удалось кашлянуть.

Она повернула удивлённое лицо ко мне.

— Ну выглядит так, что тебе там не очень удобно, ковбой. Я подумала, что тебе нужно некоторое облегчение.

— Господи, ты всегда так прямолинейна?

Она слегка пожала плечами.

— Почти всегда. Это беспокоит тебя?

— Эм…

— Не беспокойся. Ты не должен отвечать на это. Это беспокоит большинство людей.

Она вздохнула, выглядя немного грустной.

— Нет. Мне нравится это, — сказал я, удивляясь, что пытался успокоить её.

— Правда? — спросила она, снова улыбаясь. — Это было бы круто, потому что мы собираемся стать друзьями.

- А мы собираемся?

— Конечно, ковбой.

— Меня зову Джордан. Джордан Кейн

Мне наконец-то удалось пробормотать своё имя. Она изучала моё лицо, и я почувствовал, как мои щёки начали гореть. В течение долгого времени ни одна девушка не смотрела на меня так. Наконец она протянула свою руку.

— Джордан Кейн, — сказала она задумчиво. — Красивое имя для красивого парня.

Когда я взял её мягкую ручку в свою, я был в полном шоке, и её слова никак не помогали мне отвлечься от огромного грёбаного бревна, которое прочно засело у меня в штанах.

Внезапно задняя дверь открылась. Торри отпустила мою руку, когда вышла Преподобная. Она не выглядела счастливой, увидев меня, разговаривающего с её дочерью. И мне было интересно, услышала ли она последний комментарий Торри.

— Эм, мне лучше вернуться к работе, — пробормотал я, поспешно вставая.

— Правильно, Джордан Кейн, — крикнула Торри. — Было приятно с тобой пообщаться.

Я пробормотал что-то невнятное и поспешил прочь, но перед этим услышав, как Преподобная сказала:

— Тебе не кажется, что ты должна надеть что-то, а не сидеть здесь полураздетая? Заходи внутрь, мне нужно поговорить с тобой кое о чём.

Я видел, как Преподобная бросила взгляд в мою сторону. Я не слышал, что ответила Торри, но она последовала за своей матерью в дом. Я мог догадаться, о чём они будут разговаривать, и я был уверен, что хорошенькая дочь Проповедницы не будет разговаривать со мной в ближайшее время снова. Это было нормально. Я не заслужил, чтобы со мной случилось что-то хорошее. Разговаривать с ней, как с нормальным человеком – самый лучший разговор, который произошёл у меня за последние восемь лет.


***


Торри


— Что случилось, мам?

— Я не думаю, что для тебя приемлемо бродить вот так, полураздетой, — сказала она твёрдо.

Я не могла удержаться и не закатить глаза. Действительно? Она пытается быть родителем сейчас, когда мне двадцать четыре?

— Ну, во-первых, мам, я не «бродила» вот так. Я сидела на крыльце твоего заднего двора с чашкой кофе. Вряд ли можно сказать, что я бегала голышом по главной улице. И, во-вторых, почему бы тебе не сказать, что действительно волнует тебя?

Она фыркнула, и уклонилась от ответа на некоторое время.

Я стояла там, скрестив руки, и ждала.

— Ладно, хорошо. Ты должна знать правду.

— На счёт чего?

— Джордан Кейн только что освободился из тюрьмы и…

— Я знаю, он рассказал мне.

— Рассказал?

— Угу.

Это, казалось, выбило почву из-под её ног, и она плюхнулась на диван.

— Он рассказал тебе, почему он был в тюрьме?

— Я думаю, он был близок к этому, но нас прервали, — сказала я, поднимая бровь.

— Иди сюда и присядь, — сказал мама, похлопывая по подушке возле неё.

Я села в кресло напротив, свесив ноги с подлокотника.

— Тогда продолжай. Выкладывай.

— Это не то, над чем можно шутить, Торри.

— Ты видишь, что я смеюсь?

— Нет, хорошо…правда состоит в том, что Джордан Кейн является очень проблемным молодым человеком. Сейчас я делаю всё возможное, чтобы помочь ему вернуться в общество, но…

— Но что, мам? Переходи к главному.

Она резко посмотрела на меня.

— Но это не поможет ему, если ты будешь флиртовать с ним.

Я расхохоталась.

— Флиртовать? Господи. Разве мы только что уселись в космический корабль и вернулись в пятидесятые? Я сделала парню чашку кофе, и у меня сложилось впечатление, что я единственный человек, который попытался завести с ним разговор за последнее время. Он выглядел одиноким, я сделала ему кофе, — сказала я спокойно.

Мама покачала головой.

— Я слышала, что ты ему сказала. Ты сказала ему, что думаешь, что он красивый.

— Мам, это не флирт. Это факт. Этот парень чертовски горяч.

Она задохнулась, и я не могла устоять, чтобы не поддразнить её ещё немного.

— Говорить то, что он горяч, это как говорить, что ночью темно

— Я знаю, что ты пытаешься позлить меня, Торри, поэтому я пропущу это. Факт заключается в том, что он видел, что ты флиртовала с ним, неважно, как ты это называешь.

— Хорошо. Ты застала меня, трахающую глазами горяченького разнорабочего. Подай на меня в суд.

— Я не хочу, чтобы ты так разговаривала, Торри!

— О господи, мам! Я не трахалась с ним на крыльце!

— Нет никакой необходимости быть такой грубой!

Теперь я по-настоящему начинала злиться. Разве эта женщина не понимала, как лицемерно она выглядела?

— О, правда? Итак, говоря о разнорабочем, которого ты наняла. Почему вдруг приготовление чёртового кофе стало смертным грехом? Почему мы не говорим о том, что на самом деле тебя беспокоит, вместо того, чтобы танцевать вокруг этого, как пара королев на съезде группы Абба?

— Я не могу с тобой разговаривать, когда ты так себя ведёшь, — сказал она, внезапно вставая.

— Оу, хорошо, в таком случае, я думаю, что у нас никогда не будет нормального разговора, потому что это то, кем я являюсь. И если бы ты осталась, вместо того, чтобы кидать нас, когда мне было тринадцать, ты бы знала это.

— Торри, я в полной мере осознаю, что у тебя есть много нерешённых проблем, связанных с моим призванием…

— Да пошла ты, мама! Ты не можешь использовать это в качестве оправдания! Не всё вертится вокруг тебя. Ты не знаешь меня, и я уверена, что ты не можешь судить меня.

— Тогда перестань осуждать меня! — закричала она. — Я делаю здесь всё зависящее от меня!

Я села обратно, и мы смотрели друг на друга в течение долгого времени, пока она не сделала несколько глубоких вдохов.

— Джордан Кейн — не тот, с кем ты должна связываться.

— Мам, да ладно! Связываться? Что это означает? Я не должна с ним разговаривать? Не должна делать ему кофе? Что?

— Я действительно думаю, что тебе следует взять во внимание мои слова о том, что он неподходящий человек.

Я не могла с собой ничего поделать и драматично вздохнула.

— Так ты не собираешься мне рассказать, за что он сидел в тюрьме?

Мама выглядела так, как будто вела внутреннюю борьбу, но осталась в решительном молчании.

— Ладно. Не говори мне. Я спрошу у него сама.

— Торри, — сказала она, скривившись. — Можешь ты мне просто поверить, когда я говорю, что у него есть история, связанная с жестокостью? Я просто пытаюсь защитить свою дочь.

Ух ты! Я действительно не ожидала этого.

— После помещения в колонию для несовершеннолетних, его содержали под стражей на протяжении двух лет, а потом он был переведён в тюрьму для взрослых на дополнительные шесть. Конечно, это говорит тебе о чём-то. Ты обучалась праву, ты знаешь, что это значит. Сейчас он отбывает наказание, и я пытаюсь всячески ему помочь, но он опасен. Я не хочу, чтобы тебе сделали больно.

Я не могла понять. Милый, скромный парень, которого я встретила два раза, не подходил к образу жестокого преступника, которого описывала мама. Я имею в виду, я видела, что он большой, сильный парень с прессом как стиральная доска, но он просто не выглядел как агрессивный тип. Единственные флюиды, которые я почувствовала от него, это то, что он был одинок.

— Его родители сказали мне, — продолжила она, — что плохое поведение Джордана началось ещё далеко до этого. Казалось, что Джордан всегда был безумным, всегда имел проблемы: выпивка, наркотики, драки, девушки…

Мама взглянула на меня. Она доносила до меня сообщение, но всё, о чём я могла думать, так это то, что Джордан был обычным шестнадцатилетним парнем.

— Да, выпивка, наркотики, драки, девушки. Поняла. Что ещё?

Мама вздохнула и покачала головой, раздражённая, что я не понимала этого.

— Его старший брат Майкл был совершенно другим. Он был круглым отличником, усердно работал. Он держался подальше от крепких спиртных напитков, у него была порядочная девушка, на которой он планировал жениться. Майк был хорошим парнем.