- Не так надо играть, - говорю я, мой взгляд слегка задерживается на её лице, и её рот слегка приоткрывается. Тонкие лямки её платья наполовину спустились с её плеч, и я хочу стянуть их до конца, но не делаю этого. Она пьяна. Неважно, насколько она горячая штучка - это делает её недоступной. Несмотря на это, я не могу не подшутить над ней. - Я никогда не была настолько мокрой, разъезжая по Вегасу на заднем сиденье лимузина с незнакомцем.

Она долго смотрит на меня, и её губы раскрываются ещё шире. Она приподнимает брови, как будто бы потрясена, но проводит языком по своей нижней губе, и я знаю без сомнения, что, когда доберусь до её местечка между ног, то обнаружу, что она такая же влажная, как я и думаю. Но не делаю этого. – Не так надо играть, - произносит она. – Кроме того, это неправда.

- Обманщица.

- Всё это - как будто в тумане, - говорит она. Но её голос дрожит.

- Обманщица, - шепчу я около её уха, наблюдая, как её кожа на руках покрывается мурашками в ответ на моё теплое дыхание. – Ты всё помнишь.

Я отстраняюсь от неё, достаточно далеко, чтобы увидеть, как на её щеках появляется румянец, и это заставляет меня задаться вопросом, как она выглядит после оргазма? Будет ли этот румянец усиливаться, и появится ли у неё такое же яркое сияние, как и сейчас.

Я не могу удержаться, однако, чувствую самоудовлетворение от того, как я вызвал румянец на её щеках.

Затем она сжимает губы и смотрит на меня. – Едва ли, - произносит она.

Едва ли. Что означает «определённо».

- Я мог бы помочь тебе вспомнить, – говорю я.

- Спасибо за предложение, - произносит она. – Но я занята. И, кроме того, ты принц. Разве тебе нечем больше заняться? Я уверена, что где-то есть бедняжка, нуждающаяся в спасении.

- Ты бродила по этим залам, как будто нуждалась в спасении.

Она смеётся, но в этом нет радости. – Если у тебя нет возможности выдать мне мой паспорт, то ты ничем не сможешь мне помочь.

- Твой паспорт? Ты уезжаешь? – Ничего не могу поделать, раздражаясь возможностью её отъезда, когда она только приехала сюда. Могу ли я помочь, если меня заинтриговала мысль о том, чтобы провести всё лето рядом с этой девушкой?

Белль пожимает плечами. – Возможно, - говорит она. – Я не знаю. Но я не могу его найти. И, по крайней мере, я хочу убедиться, что он у меня есть.

- У тебя есть лучшее место на лето?

- Что-то, что лучше, чем быть выставленной напоказ, как какой-то трофей в интервью для СМИ и всё остальное, что я должна сделать, как ребёнок новой королевы Протровии? – спрашивает она.

- Как насчёт знакомства с новой семьёй? – интересуюсь я. – Познакомиться с моим отцом? Или Протровией? Это не такое уж и плохое место. Ты могла бы много чего найти, что понравится тебе в нашей стране.

Её лицо смягчается. – Я не хотела быть неблагодарной, - говорит она. – Просто всё происходит слишком быстро. И ты уже знал о помолвке. Я была единственной в той комнате, кто услышал эту новость впервые.

- Что ж, это было сюрпризом для меня, когда я вернулся из Афганистана, - произношу я. – Меня давно здесь не было, знаешь ли. Поездка в Вегас заключалась в том, чтобы выпустить пар с друзьями, в американском стиле.

- Ты был в Афганистане? – спрашивает она.

- В армии, - отвечаю я. – Королевская армия Протровии.

Она мгновение изучает моё лицо. – Я не знала, что они посылают таких людей, как ты, в Афганистан.

- Людей вроде меня? – спрашиваю я, смеясь.

- Это не то, что я подразумевала, - говорит она, и на её лице распространяется румянец совершенно другого оттенка красного.

- О? – спрашиваю я. – Значит, ты хотела сказать, что это не снисходительное, не унизительное отношение.

- Я имела в виду благородных кровей, - отвечает она. – Ты знаешь, что я хотела сказать. Тебе просто нравится заставлять меня помучаться.

Это ещё не всё, что мне хотелось ей дать. Слова крутились на кончике моего языка, но я так их и не сказал. Не трахаясь более двух недель, с тех пор, как был в Вегасе, я был слишком возбуждён, и едва мог сосредоточиться. Вот в чём проблема. Вот почему я стою с жёстким стояком перед этой девушкой, её лицо обращено вверх, а глаза выдают раздражение на меня.

- Я признаю, что заставляю тебя помучаться, как ты изящно выразилась, и это вызывает определённую привлекательность, - говорю я, специально снисходительно.

- Извини, что я не такая изящная, как ты, - сказала она, закатывая глаза.

- В Протровии есть американское посольство, - говорю я. – Если тебе нужно, то можешь получить там новый паспорт.

- Пытаешься сейчас от меня избавиться? – спрашивает она. – Ты не собираешься убедить меня остаться?

- Ты взрослая женщина, - говорю я. – Если ты не хочешь остаться этим летом на фейерверки, то уверен, что у тебя найдутся более интересные занятия.

- Фейерверки? – спрашивает она, когда я разворачиваюсь, чтобы уйти. – Ты имеешь в виду, весь этот театр со свадьбой?

Я не имел в виду свадьбу.

- Конечно, - говорю я. – Это тоже.

Я наблюдаю, как тот же самый румянец распространяется по её щекам.

Я разворачиваюсь и, насвистывая, ухожу, оставляя её стоять в коридоре.

Если Белль останется на лето, то фейерверки, безусловно, на повестке дня.


ГЛАВА 6 

Белль 

Я скрываюсь в своей комнате. Комната – это невероятное преуменьшение. Я остаюсь в одной из семейных резиденций во дворце – огромный люкс размером с квартиру, с нелепой гардеробной, наполненной дизайнерской одеждой и обувью моего размера. Это всё, что вы ожидаете от дворца – невероятно роскошный, с антикварной мебелью, тканями винного цвета и позолоченными аксессуарами.

Прошлой ночью я спала как убитая, дольше, чем за последние несколько лет. И я провела целый день, отсиживаясь в своей комнате, изо всех сил стараясь сделать вид, что ничего из этого на самом деле не происходит.

Я избегала всего, что касалось повестки дня.

В прямом смысле, повестка дня – это настоящая программа о том, как бы вы хотели организовать свадьбу или выпускной вечер. Это было напечатано на бумаге нежно-кремового цвета с тиснением и королевским гербом на заднем плане.

Я удивлюсь, если они делают это каждый день, либо, если они успешно проходят маршрут, придерживаясь плана мероприятий, для того, чтобы оправдать ожидания.

Это целиком и полностью нелепо.

Это всё абсурдно.

Я не принцесса, и даже не близко. Конечно, я Кенсингтон – имя мой семьи узнаваемо в определённых кругах – но я даже близко не являюсь членом королевской семьи.

Мой отец был ребёнком польских эмигрантов, которые изменили фамилию с Кендзерский на Кенсингтон, когда прибыли в Америку. Оливер Кенсингтон начал работать в возрасте восьми лет, по утрам он чистил обувь на тротуаре в Нью-Йорке, прежде чем отправляться в школу. Он заработал свой первый миллион долларов до того, как ему исполнилось двадцать. К тому времени, это уже была недвижимость, а не чистка обуви.

Моя мать была его школьной любовью. Когда я была ребёнком, я помню, как они ужинали в нашей гостиной каждую пятницу поздно ночью при свечах. Иногда это было после события – благотворительного вечера или чего-то в этом роде – а иногда и просто так. Я выскальзывала из своей комнаты и пряталась за углом, наблюдая, как они держались за руки, а моя мама хихикала, как школьница, разговаривая с ним.

«У тебя будет одна великая любовь в жизни, детка, - сказал мне однажды отец. – Если тебе повезёт. Так что сделай всё, как следует. Помни об этом».

Всё изменилось после смерти моего отца. Моя мать с головой ушла в организацию благотворительных вечеров, общественных мероприятий и своего статуса. Она погрузилась в продвижение фамилии Кенсингтон. Я думала, что это её способ помнить о нём, но в какой-то момент всё это стало самоцелью.

Конечно, стать королевой является конечной целью.

Я не могу представить, как Альби рос в таком месте. Это в миллион раз более жёстко и чревато ожиданиями, чем когда-либо была моя жизнь. Я почти сочувствовала Альби, если бы он не выглядел так, как будто наслаждается всем этим.

Я провела всё утро на просторах интернета и накопала кое-какой материал на Альби. Там было очень много новостей об Альби – сотни журнальных статей; фотографий, сделанных при помощи объектива с оптическим прицелом, с ним и с девушками-на-раз, с которыми он был; сплетни о его постельных подвигах.

Понятия не имею, как я не узнала его в Вегасе. Он так же известен, как и британские принцы, может быть, даже больше – плохой мальчик, чьи нелепые выходки попадают на первые страницы газет во всём мире.

После того, как он приобрёл «Принца Альберта мл.» - ага, такого рода пирсинг – он показал его прессе. В прямом смысле. Наследный принц Протровии спустил штаны и позволил прессе сделать тысячу фотографий. Его фотография с дерьмовой ухмылкой на лице, с гордостью демонстрирующая его новый пирсинг – чёрная полоса цензуры прикрывала королевский член – красовалась во всех крупных журналах сплетен по всему миру.


ПРИНЦ АЛЬБЕРТ ДЕМОНСТРИРУЕТ СВОЕГО ПРИНЦА АЛЬБЕРТА мл!


КОРОЛЕВСКИЙ ЧЛЕН ОБНАЖЁН! ПОЛУЧЕНЫ НЕ ПОДВЕРГШИЕСЯ ЦЕНЗУРЕ ФОТОГРАФИИ ЧЛЕНА КОРОЛЕВСКИЙ СЕМЬИ, КОТОРЫЕ ВЫ НЕ ЗАХОТИТЕ УВИДЕТЬ!


Это лишь добавило ему популярности у прессы. Но, видимо, не у его отца. Следующие крупные журнальные статьи, два месяца спустя, объявили, что Альби будет исполнять свой «королевский долг» и служить в армии.

Королевский член…

Я воздержалась от поисков фотографий без цензуры, хотя, даже сейчас эта мысль посылала волну тепла, протекающую через моё тело, которая была настолько интенсивной, что у меня перехватывало дыхание.

Я виню своё глупое, предательское тело, считающее, что Альби – горяч. Ведь важнее, что он – надменный, амбициозный мудак.

Если ты не хочешь оставаться до фейерверков этим летом…

Я не могу остаться здесь на лето, притворяясь принцессой.

Я не хочу остаться здесь на лето. Не под одной крышей с Альби.

В ту ночь в Вегасе, когда мы ехали в лимузине, Альби не прикасался ко мне. Ни разу.

Ему и не пришлось. То, что он тогда мне сказал – как и то, что он мне сказал вчера в коридоре – этого было достаточно, чтобы оставить меня практически возбуждённой.

Я сказала себе, что это произошло потому, что я ни с кем не была, кроме Дерека дважды за последние два года, во время поездок на Рождество. Даже, когда я увидела Дерека, после возвращения из Африки, прямо перед поездкой в Вегас.

Я должна была догадаться, что всё кончено, когда увидела Дерека. Рассудительный человек понял бы это сразу, и, оглядываясь назад, это всё было очевидно. Он сказал, что слишком нервничал из-за серьёзного дела в фирме.

Прошло много времени.

Это было всегда.

Я сказала себе, именно поэтому я практически вылезла из своей кожи, когда сидела на заднем сиденье лимузина с Альби. И когда он поцеловал меня…

- Ты можешь поцеловать этого красавчика… - голос «поддельного Элвиса», как будто отходит на задний план, когда я смотрю на Альби, пытаясь заглушить своё хихиканье.

Альби на шаг приблизился ко мне, и я резко вдыхаю от его близости. Даже сквозь дымку от текилы, я понимаю, что никогда не видела человека более красивого, чем он.

- Это был вызов, - нежно произношу я. – Мы не должны…

Он останавливает меня, прежде чем я смогу закончить то, что начала говорить, его рука скользит по моей пояснице и притягивает к себе одним быстрым, жёстким движением. Когда он обрушивается своим ртом на мой, мир останавливается. Всё во Вселенной замирает.

Меня никогда так не целовали, как целует он. Он целует с такой интенсивностью, что у меня перехватывает дыхание, его язык с жадностью находит мой, и я таю от него.

Это такой поцелуй, который требует большего.

Это такой поцелуй, который требует всего.

Я думаю, что выпустила стон, который неприемлем для свадебной часовни, даже в Вегасе с подражателем Элвиса. Тот факт, что я так охвачена Альби, посылает укол страха сквозь меня, и я отхожу. Я смотрю на него, мои пальцы касаются моих губ, всё ещё припухших от его поцелуя.