Между последней страницей и обложкой лежала вырезка из «Лондон газетт».

«Именем короля» — так начинался длинный список разыскиваемых преступников. Эс-Ти нашел свое имя в нижней его трети. «Называет себя Принцем Полуночи или, по-французски, месье дю Минюи. Рост шесть футов, глаза зеленые, волосы каштановые, ведет себя как дворянин, отличные манеры, брови необычно загнуты кверху. Ездит на прекрасном черном жеребце. Тот, кто откроет местонахождение этого человека судьям его величества, получит в награду три фунта».

— Три фунта? Только три проклятых фунта?

В дни его славы за него обещали двести фунтов и его имя возглавляло такой перечень. Неудивительно, что его никто не беспокоит в этом медвежьем углу — Коль-дю-Нуар.

Он сложил все вещи в сумку, взвалил ее на плечо, покачал головой в удивлении, что такая хрупкая, хорошо воспитанная девушка из порядочной семьи умудрилась пересечь пол-Англии и всю Францию в поисках его.


К ночи удалось с ложки покормить ее супом. В полубреду она то слабо проклинала его, то звала на помощь родителей, а потом уснула. Он долго смотрел на нее, чтобы убедиться, что она еще жива, потом вытер ей лоб. Девушка даже не шевельнулась. Он в панике посмотрел на нее. Наконец ее грудь начала слабо вздыматься.

Лицо спящей девушки светилось добротой. Он представил ее в шелковом платье и туфельках в гостиной в доме обеспеченных людей с серебряным чайным сервизом на столе.

Эс-Ти знал эти гостиные и их обитательниц. Их смелость ограничивалась рандеву в темном саду, флиртом в беседке или под сводами лестницы. Но вряд ли они смогли бы в одиночестве проделать путь от севера Англии до французского Прованса.

Эс-Ти ушел мыслями в прошлое. Каким блистательным безумцем был он тогда — полон жизни и сил, каждый шаг — рискованное предприятие, каждая ставка — состояние; даже память о былом казалась реальнее настоящего…

Харон в безлунную ночь, черная тень с серебряными подковами, крики и золото вспышек пистолетной стрельбы… Сердце забилось сильнее, ощутив прежнее возбуждение. Он снова почувствовал маску на лице, тяжесть металла и черного плаща, запах конского пота. Горло пересыхало в горячке сабельного боя, когда нужно было то пришпоривать, то осаживать Харона — летящий по воздуху призрак.

Надменность, расчет, внутреннее возбуждение вели его тогда по жизни между богатством и ужасающей нищетой при такой глубокой несправедливости, царящей на свете. Он тщательно выбирал, кого поддерживать, а кого преследовать, следил за своими живыми мишенями, тенью скользя за ними по светским гостиным, ухоженным паркам и сверкающим маскарадам.

Джентльмен вне подозрений, надежно защищенный уважаемым старинным именем Мейтландов, выбирал себе самых самодовольных и самовлюбленных.

Но он не был борцом за великую идею. Важна была только радость игры, риска, презрение к закону, пока хаос не обернулся против него самого.

Глубоко вздохнув, он взглянул на кровать. Глаза девушки открылись, и на лице мелькнула улыбка, но затем выражение изменилось. Помрачнев, она отвернулась от него.

— Я же просила вас не оставаться со мной.

Лихорадочный румянец, казалось, немного уменьшился, но в свете огня камина трудно было разглядеть наверняка. Протянув руку, он дотронулся до ее лба.

— Жар спал, правда? Я выживу.

Лоб ее уже был не такой горячий.

— С Божьей помощью, — сказал он.

— При чем тут Бог? Просто жар спал. К утру все будет… нормально. Видно, меня ничто не может убить.

— Недавно я в этом не был так уж уверен.

Она смотрела на протянутую чашку, затем подняла дрожащую руку. Приподнявшись, она стала пить воду маленькими глотками, держа чашку обеими руками. Потом взгляд задержался на нем.

— Вы поступили глупо, оставшись здесь.

— А что мне оставалось делать? Я здесь живу. Больше мне некуда идти.

— В деревню, — слабо сказала она.

— И принести туда лихорадку?

— Глупый человек… глупый человек. Если бы вы ушли… как только я сказала. Заразиться можно только… при близком контакте.

Он молча смотрел на нее, пытаясь решить, насколько связно она говорит и действительно ли ей стало лучше.

— Я надеюсь, что вы остались не из каких-то нелепых романтических соображений.

Он опустил глаза на сбитые в кучу простыни.

— Каких, например?

— Например, желания спасти мне жизнь.

— Ну что вы, конечно, нет. Я обычно сбрасываю своих гостей с утеса.

— Тогда жаль, что вы… не оказали мне эту честь. Не надо мне вашей доброты. Не надо.

Он взял ее лицо в ладони.

— Я боялся, что вы умрете.

— Я хочу этого. — Голос ее задрожал. — О, как я этого хочу. Почему вы не дали мне умереть?

Он провел большим пальцем по ее скулам и бровям.

— Вы слишком красивы, чтобы умирать.

Он гладил ее лицо, чувствуя, что жар у нее ослабел.

— Будьте вы прокляты. — Голос ее сорвался, — Я плачу.

Жгучая влага хлынула ему на ладони. Вытирая ей слезы, он ощущал ее неровное дыхание и вздрагивание. Она подняла руки, стараясь слабо оттолкнуть его, чтобы избежать прикосновения.

Он отошел. Может, это начало выздоровления, а может, последние минуты ясного сознания перед концом. Ему случалось видеть такое. Стоя здесь и глядя на это бледное, тонко очерченное лицо, на безжизненное отчаяние в глазах, он мог поверить, что от края пропасти ее отделяет совсем маленькое расстояние.

Через четыре дня она уже смогла сидеть в постели и по-прежнему не разрешала ухаживать за собой; ела и пила без его помощи, настаивала, чтобы он выходил, пока она приводит себя в порядок.

Он снова начал поиски Немо.

Однажды поход в горы принес свои плоды — удалось подстрелить несколько королевских фазанов. Теперь у них по крайней мере будет на время еда.

Вернувшись, он застал мисс Ли Страхан спящей. Темные волосы крупными локонами обрамляли ее лицо. Но как только он вошел, девушка проснулась и постаралась сесть повыше.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она.

— Несомненно, значительно лучше, чем вы.

— У вас нормальный аппетит?

— Чудовищный, — сказал он. — Из-за вас я сейчас могу пойти позавтракать.

— Никаких признаков лихорадки? Озноба?

— Только во время моего ежедневного пребывания в этом чертовом ледяном ручье.

— Вы принимали холодные ванны? Это неплохо…

— Выполнял ваши распоряжения, мадемуазель.

— Жаль, что вы не выполнили их все. Я же говорила, чтобы вы уходили, но для этого у вас не хватило разума.

— Я просто плавал в отваре розмарина и руты. Теперь от меня исходит восхитительный аромат. Разве вы не заметили? Понюхайте!

— Я обдумала, какие еще травы нужно собрать. Дайте мне бумагу и перо, и я напишу, что нужно принести. В Бердфордшире хорошие результаты давало мытье стен негашеной известью в домах, где болели лихорадкой. Здесь можно ее достать?

Эс-Ти отрицательно покачал головой.

Пальцы ее беспокойно теребили край простыни.

— Вам придется получить ее самому. Но сначала нужно собрать травы. Надо приготовить несколько необходимых отваров и принимать их. Холодные ванны продолжайте. И вы немедленно скажете, если у вас заболит голова или появятся какие-нибудь другие симптомы. Я напишу их перечень. Теперь об извести. Вы должны взять…

Получив перечень профилактических мер для сохранения своего здоровья, Эс-Ти засомневался, действительно ли мисс Ли Страхан заботится о нем или она просто прирожденный сержант, муштрующий новобранцев.

— Черт побери, — пробормотал он, глядя на портрет Харона. — Известь. Хинная корка. Проклятие!

Стащив с себя куртку, он решил заняться фазаном.

Когда Эс-Ти принес ей на обед блюдо — местные жители называли его «эго булидо», — она сидела на его стуле, завернувшись в простыню.

— Вы же снова заболеете, черт вас возьми! Ложитесь обратно в постель.

— Я не могу, — сказала она, побледнев.

— Вы не можете это есть?

— Чеснок! — В том, как она произнесла это слово, выразилось все ее глубочайшее отвращение.

— Что ж, хорошо. — Он взял миску и с наслаждением съел ароматный суп. — Что бы вы предпочли, мадемуазель?

— Может… немного крепкого говяжьего бульона?

— Я слышал, в Провансе была одна корова, в Авиньоне. Это в тридцати лье отсюда. Леди Харвей привезла ее из Англии.

— Тогда, может быть, просто хлеба.

— Как хотите. — Он покачал головой, доедая последние куски в миске. — Я принесу вам хлеба, прежде чем уйду.

— Куда уйдете?

— Сначала в деревню. Потом, возможно, дальше, пока не знаю. Хотел бы день-другой подождать, чтобы можно было оставить вас одну. С хлебом вы разделаетесь сами.

— Я, конечно, могу остаться одна, но вам не следует сейчас отсюда уходить.

Он нахмурился, глядя в пол.

— Я ни к кому не буду прикасаться. Буду держаться на расстоянии. Мне просто надо поспрашивать.

— О чем?

— Мой волк… он ушел. Хочу поискать его.

— Он потерял дорогу?

— Может быть.

— И сколько его уже нет?

— Две недели.

— Значит, это моя вина, — тихо сказала она, сделав глубокий вдох.

— Нет. Я послал его в деревню с запиской.

Простыни зашуршали, когда она вставала с кровати.

— Где моя одежда?

— Вам не нужна одежда. Возвращайтесь в постель!

— Нет, я иду с вами.

Глава 4

Лежа щекой на своей сумке под сосной и притворяясь спящей, Ли наблюдала, за ним сквозь полуприкрытые ресницы. Если бы не картина — портрет черного красавца Харона, — она бы ни за что не поверила, что этот человек и есть Сеньор, Правда, внешность его в точности соответствовала описанию. Он сидел, скрестив ноги, в одной рубашке, и небрежно отбросив в сторону треуголку. Волосы его, забранные назад в косичку, в лучах южного солнца отливали золотом. Черная лента спадала ему на спину. Непринужденная улыбка и странный изгиб бровей делали его чем-то похожим на сатира, смеющегося и в то же время свирепого.

Обычно он двигался легко и свободно, но при резком повороте терял равновесие. Пока они шли по узкому ущелью, так случалось уже трижды. Она поначалу испугалась, что у него начинается лихорадка, но других симптомов заметно не было.

Человек с плохим чувством равновесия и нечеткими рефлексами не может стать хорошим фехтовальщиком и искусным наездником, а Сеньор отличался и в том, и в другом.

Но оставался еще портрет черного коня. И его легендарное умение общаться с животными — он просил вояка выполнить его приказ так, словно говорил с разумным существом. А еще необычные глаза и позолоченно-шоколадные волосы, по которым, собственно, она и нашла его, — след вел от самого Лиона, где все знали об эксцентричном англичанине с манерами истинного дворянина, прекрасно говорившего по-французски и поселившегося по непонятным причинам в полуразрушенном замке.

Она нашла его. Он и был Сеньор дю Минюи — Принц Полуночи. Это несомненно.

По правде говоря, она почти жалела его. Дойти до такого — жить в полном одиночестве, в запустении, есть что попало — скудные дары бесплодной земли, в окружении нескольких уток и волка. Тут вполне можно было сойти с ума.

Он стоял не шевелясь на краю каньона, вполоборота к ней, но внимание его было обращено куда-то вдаль, словно он пытался разобрать слова еле слышимой песни. Широкие рукава рубашки шевелил слабый ветер. Оборки простого кружева у запястьев трепетали, тонкая ткань не могла скрыть очертания широких плеч. Шов сзади немного разошелся. Если его не зашить, совсем разорвется, а высокие сапоги из мягкой кожи не мешало бы хорошенько почистить.

Он казался очень одиноким.

Резкий запах сосновых иголок окутывал Ли. Ей хотелось спать, отдыхать и восстанавливать силы, но душа противилась этому. Нужно принимать решения, находить ответы на вопросы, строить новые планы, раз прежние не удались. Если он не хочет учить ее — или не может, следует избрать другой путь.

Но сначала нужно вернуть долг. Она останется с ним, пока не минует угроза лихорадки. И еще она надеялась, что безжалостное провидение сотворит всего одно чудо — вернет ему волка целым и невредимым.


Эс-Ти четыре раза предлагал понести ее сумку, но она отказывалась.

Конечно, он бы совсем не возражал просунуть руку под ее рубашку. Или еще что-нибудь такое сделать. Эс-Ти видел перед собой ее ноги, контуры женской фигуры под широкой плисовой курткой и улыбался своим мыслям.

— Итак, откуда вы родом, мисс Страхан?

— Не смейте меня так называть. — Она тяжело ступила с большой каменной глыбы вниз, как того требовала тропа, по которой они шли.