Но мама совершенно не прониклась уваже­нием к этой традиции. Бабушке ни капельки не удалось разжалобить ее.

— Кларисса, — сказала мама и сложила руки на груди (ей сейчас это довольно сложно из-за того, что размер увеличился в несколько раз. Надеюсь, когда я забеременею, мои фи­зиологические прыщики достигнут хотя бы половины этого размера), — сейчас забастовка гостиничных работников. Никто, собственно, не собирается забрасывать «Плазу» разрывны­ми снарядами. По-моему, вы немного перепу­тали…

Тут зазвонил телефон. Но, увы, это снова был не Майкл. Это был мой папа.

— Миа, — сказал он обеспокоенно, — твоя бабушка у вас?

— Да, папа, а как же, — сказала я, — хо­чешь с ней поговорить?

— Боже милостивый, — провыл папа, — нет. Позови, пожалуйста, твою маму.

Папа, значит, был в курсе происходящего. Я протянула трубку маме, и она взяла ее с та­ким страдальческим выражением лица, какое у нее всегда возникает при виде бабушки. Она только открыла рот сказать « алле », а бабушка уже говорила шоферу:

— Гастон, это все. Отнесите багаж в комна­ту Амелии, затем ступайте.

— Стойте, где стоите, Гастон! — воскликну­ла мама.

— Почему ко мне? Почему в мою комнату? — заорала я.

Бабушка язвительно посмотрела на меня.

— Потому что в тяжелые времена, юная леди, младшие члены семьи обычно жертвуют своим комфортом в пользу старших.

Я никогда раньше не слышала о такой вар­варской традиции.

В это время мама общалась по телефону с папой.

— Филипп, — рычала она, — что происхо­дит?

Тем временем мистер Дж, пытался сделать хорошую мину при плохой игре. Он спросил ба­бушку, не угодно ли ей освежающего напитка.

— «Сайдкар», пожалуйста, — сказала ба­бушка, глядя не на него, а на магнитный алфа­вит на холодильнике, — с парой кубиков льда.

— Филипп! — повторяла мама тоном усили­вающегося раздражения.

Однако это не помогало. Папа ничего не мог поделать. Он и его работники — Ларе, Ханс и Гастон — вполне уживались в новых услови­ях отсутствия гостиничного обслуживания. Но бабушке это было невыносимо. Она ночью позвонила и заказала ромашковый чай с печень­ем, и когда поняла, что подать заказанное не­кому, совершенно озверела и ногой разбила желобок для писем. Очевидно, создав опасность для бедного почтальона, который приходит за письмами. Теперь он может повредить себе пальцы.

— Но Филипп, — продолжала стонать ма­ма, — почему сюда!

Но бабушке больше некуда было идти. В дру­гих отелях города так же плохо, если не хуже. Бабушка наконец решила собрать вещи и поки­нуть корабль... Ее внученька живет всего в пя­тидесяти кварталах отсюда, так почему бы не воспользоваться бесплатным ночлегом?

Так что на данный момент она застряла здесь. Мне даже пришлось уступить ей свою кровать, потому что бабушка категорически от­казалась спать на тахте. Они с Роммелем сей­час в моей комнате — моем уютном раю, в моей святыне, моей уединенной крепости, моем по­мещении для медитации, моем дворце. Она уже выключила мой компьютер и даже вытащила шнур из розетки, так как ее раздражает застав­ка с принцессой Леей. Лея, видите ли, на нее «пялится». Бедный Толстый Луи в таком ужа­се, что нашипел на туалет. Надо же ему было хоть как-то выразить несогласие со сложившей­ся ситуацией. Теперь он укрылся в платяном шкафу в коридоре — том самом шкафу, где все это началось, среди запчастей от пылесоса и трехдолларовых зонтов, которые валяются там годами.

С непривычки можно было помереть со стра­ха, когда бабушка вышла из ванной с бигуди на волосах и со слоем ночного крема на лице. Она была похожа на персонаж из «Атаки кло­нов» с участием Джеди Каунсил. Я чуть не спросила, где она припарковала свой «лэндспидер». Правда, мама приказала мне вести себя с бабушкой вежливо. По крайней мере, сказала она, пока не найдется способ избавиться от нее.

Слава богу, хоть Майкл наконец пришел с моей домашней работой. Впрочем, нежностей мы разводить особо не могли, так как бабушка сидела за кухонным столом и постоянно зыркала на нас глазами, как гарпия. Я даже шею Майкла не успела понюхать!

И вот теперь лежу я на этой кочковатой тахте и слушаю глубокий, ритмичный храп бабушки из соседней комнаты и страшно надеюсь, что эта проклятущая забастовка скоро закончится.

Психованный кот, учитель алгебры, кото­рый играет на барабанной установке, женщи­на на третьем триместре беременности, плюс еще вдовствующая принцесса Дженовии. Те­перь мне уже ничего не страшно.


9 мая, пятница, домашняя комната

Я решила пойти сегодня в школу, потому что:


1) Сегодня День прогула старшеклассников, так что большинства тех, кто хочет увидеть меня хладным трупом, нет. Некому бросаться в меня огрызками;

2) Все же лучше, чем торчать дома.


Правда. На Томпсон Стрит, 1005, квартира 4А, сейчас неспокойно. Первым делом бабуш­ка, едва проснувшись, потребовала, чтобы я принесла ей горячей воды с медом и лимоном. Не успела я вякнуть «ни за что на свете», как поняла, что шутки закончились. Я думала, она меня прибьет!

Вместо этого она швырнула фигурку Джайлса — Куратора Баффи, Истребительницы вампиров, об стенку! Я попыталась объяснить ей, что это коллекционная вещь, и она стоит доро­же, чем я за нее заплатила, но моя речь не про­извела на нее должного впечатления.

— Ступай и принеси мне горячую воду с ме­дом и лимоном!

Пришлось принести ее вонючую горячую воду с медом и лимоном, которую она выпила, после чего просидела примерно полчаса в моей ванной. Понятия не имею, чем она там занима­лась, но мы с Толстым Луи были доведены до крайней ярости... Я — потому что мне надо было почистить зубы, 'а Толстый Луи — пото­му что у него там туалет стоит.

Наконец мне удалось туда попасть и почис­тить зубы. Уже на пороге меня догнал мистер Дж., и мы ринулись вниз по лестнице.

Но недостаточно быстро, так как мама пой­мала нас на выходе и ОЧЕНЬ СТРАШНЫМ ГОЛОСОМ зашипела:

— Я вам еще задам за то, что бросаете меня наедине с ней на весь день. Я не знаю что и не знаю когда, но я вам так задам.,. Когда вы это­го меньше всего будете ожидать.

Ух ты, мама. Прими еще витаминчиков.

Ну а в школе по сравнению со вчерашним все гораздо спокойнее. Может, оттого, что старших нет. Кроме Майкла. Он здесь. Потому что он не верит, что можно прогулять только потому, что Джош Рихтер разрешил. А еще директриса Гупта делает десять выговоров каждому ученику за отсутствие в школе без уважительной при­чины, а если человек получает выговоры, то школьный библиотекарь не дает ему скидок на общешкольной распродаже в конце учебного года, а Майкл давно уже хочет приобрести со­чинения Айзека Азимова.

Но на самом деле он здесь по той же причи­не, что и я: он сбежал из дома, где сложилась напряженная обстановка. Поскольку, как он сказал мне в лимузине по дороге в школу, его родители наконец осознали тот факт, что Лилли пропускала школу и участвовала в пресс-кон­ференциях без их разрешения. Доктора Московитцы, наверное, чуть сами не заболели болезнями своих пациентов и оставили Лилли дома для долгого разговора о ее поведении и плохом обращении с Борисом.

— Так хотелось смыться оттуда, — только и сказал Майкл.

Кто бы его осуждал?

Но, похоже, все налаживается, потому что когда мы заехали в «Хоз Дели» сегодня утром, Майкл как схватит меня, пока Ларе отошел в секцию замороженных полуфабрикатов, да как начнет целовать. Поэтому я всласть нанюхалась его шеи, и это, конечно, сразу же успокоило мои бедные нервы, издерганные бабушкой, и убе­дило меня, что каким-то образом, уж не знаю точно как, все будет хорошо.

Может быть.


9 мая, пятница, алгебра

О господи, с трудом пишу, руки сильно тря­сутся. Не могу поверить в то, что случилось... Просто не могу поверить, потому что это так ХОРОШО. Как это возможно? Со мной НИКОГ­ДА не случается ничего хорошего. Ну разве что, Майкл.

Но это...

Слишком хорошо, чтобы поверить.

А случилось то, что я вошла в класс алгеб­ры, ничего не Подозревая, ничего не ожидая. Села на свое место и начала вынимать из рюк­зака вчерашнюю домашнюю работу, с которой мне помог мистер Дж., как вдруг внезапно за­звонил мой мобильник.

Подумав, естественно, что у мамы начались роды или она снова грохнулась в обморок в от­деле мороженого в «Гранд Юнионе», я поспеш­но схватила трубку.

Но это была не мама. Это была бабушка,

— Миа, — сказала она, — можешь больше не переживать. Я решила твою проблему.

Клянусь, я не поняла, о чем она. Сначала так вообще растерялась.

— Какую проблему? — спросила я.

Я еще подумала, что, может, она доконала нашего соседа Верла, который вечно жалуется на шум. Может, она его убила?

Судя по характеру бабушки, это не безум­ное предположение.

Поэтому ее следующие слова привели меня в состояние полного шока.

— Да твой выпускной, — сказала она, — я тут поговорила кое с кем. И нашла место, где ты сможешь его отпраздновать, закончится за­бастовка или не закончится. Обо всем уже до­говорено.

Я посидела минуточку тихонько, держа те­лефон у уха, видимо, не вполне соображая, что такое я сейчас услышала.

— Подожди, — сказала я, — чего?

— Святые небеса, — раздраженно отозвалась бабушка, — я должна повторить? Я нашла мес­то, где ты сможешь отпраздновать свой выпуск­ной.

И тут она сказала мне, что это за место.

Я нажала отбой в полном ауте. Я просто не верила. Клянусь, вот не верила, и все.

Бабушка это сделала.

Я не про ее роль в одной из самых дорогих забастовок в истории Нью-Йорка. Я вовсе не о том.

Она спасла выпускной. Бабушка только что спасла выпускной бал средней школы имени Альберта Эйнштейна.

Я посмотрела на Лану, которая решительно меня не замечала, и все из-за того, что я послу­жила причиной отмены выпускного.

И тут до меня дошло. Раз бабушка спасла выпускной бал средней школы имени Альберта Эйнштейна, то и я могу спасти выпускной для себя.

Я толкнула Лану в плечо.

— Ты слышала?

— Что я слышала, дура? — спросила она.

— Моя бабушка нашла одно место для вы­пускного, — сказала я.

И назвала место.

Лана так обалдела, что не могла слова вымол­вить. Я привела Лану в состояние шока. Даже не понадобилось бросать в нее шоколадкой. В тот раз она МНОГО чего нашла сказать.

А на этот раз? Ни звука.

— Но есть одно условие, — продолжала я и назвала ей это условие.

Которое, конечно, бабушка не выставляла. Это условие — некий принцессин маневр. Соб­ственная моя хитрость.

Но я же учусь у мастера.

— Вот, — сказала я в заключение практи­чески дружелюбно, как будто мы с Ланой были задушевными подружками, а не заклятыми врагами, — либо мы договариваемся, либо приветик.

Лана не колебалась. Ни единой секунды.

— О'кей, — сказала она.

И внезапно все случилось прямо так, как у Молли Рингвальд. Я нисколько не шучу.

Не могу объяснить даже сама себе, зачем я сделала то, что сделала сразу после этого. Про­сто сделала. Как будто в меня вселился дух какой-то другой девчонки, которая нормально об­щается с такими, как Лана. Я потянулась к ней, придвинула ее к себе и как чмокну!!! Я поце­ловала Лану Уайнбергер в лоб, прямо промеж бровей.

— Черт возьми, — сказала Лана и отшатну­лась, — ты что, совсем ополоумела, дура?

Но мне было наплевать, что Лана назвала меня дурой. Два раза подряд. Потому что мое сердце пело как те две птички, которые летают вокруг головы Белоснежки, когда она наклоня­ется над колодцем желаний.

— Погоди-ка, — сказала я ей и вскочила с места... к немалому удивлению мистера Дж., который только что вошел в класс с чашкой кофе в руке.

— Миа, ты куда? — спросил он с изумлени­ем, когда я пронеслась мимо него. — Второй звонок только что прозвонил.

— Сейчас вернусь, мистер Джанини, — крикнула я через плечо и помчалась по коридо­ру к классу, где у Майкла шел английский.

Мне не пришлось изображать идиотку перед одноклассниками Майкла, потому что одно­классников Майкла нигде не было, ведь сегод­ня День прогула выпускников. Я влетела в его класс впервые в жизни. Обычно Майкл прихо­дил ко мне в МОЙ класс.

— Извините, миссис Вайнштейн, — обрати­лась я к его учительнице английского, — мож­но я скажу Майклу пару слов?

Миссис Вайнштейн, у которой тоже сегодня был легкий денек (она сидела с «Космо» в ру­ках), оторвалась от астрологического прогноза.

— Да, пожалуйста, Миа.

Я бросилась к удивленному Майклу и села к нему за парту.

— Майкл, помнишь, ты сказал, что пойдешь на выпускной только если ребята из твоей груп­пы тоже пойдут?