Александра Соколова - Просто мы научились жить

– Не смей ее обижать! – Крикнула она, отталкивая Сергея от Женьки и закрывая ее своим телом. – Я уйду, уйду, и ты больше меня не увидишь, только не смей больше ее обижать!

Она стояла перед ним – маленькая, растрепанная, но готовая грудью защищать самое дорогое, что у нее было.

– Ты ее правда любишь? – Устало спросил Сергей, махнув рукой.

– Да, – услышала Женька.

– С блядством покончено? – Задал он еще один вопрос. Женька дернулась, но Марина остановила ее ответом:

– Покончено.

Он помолчал еще, вздохнул и стукнул кулаком по стеклу.

– Черт с вами, – выдохнул, – жена так жена. Ты права – раз уж ты смогла ее простить, то смогу и я. Наверное.

Женя стояла и не верила своим ушам. А потом и глазам – когда Сергей сгреб их обеих в охапку и вытолкнул в комнату.

– Идемте пить коньяк, – сказал он, – а тебе, Джен, еще предстоит объяснять все это Максу.

Но Максу объяснять ничего не пришлось. Едва они вернулись в комнату, как он посмотрел на Сергея, на Женьку, и пожал руку Марине.

– Жена моего друга – это большое слово, – сказал он, – надеюсь, ты будешь его достойна.

Марина кивнула, держась другой рукой за Женькину ладонь, и вместе с ней полезла за стол. А сама Женька смотрела только на Леку. Та сидела на диване, застывшая, словно изваяние, прямая как стрела, со сжатыми в полоску губами.

– Ну а ты, чудовище? – Спросила Женька, глядя прямо в ее синие глаза. – Готова ли ты дать мне шанс на счастье?

Лека откашлялась, прежде чем ответить, и пока она размыкала губы, случилось неожиданное. Дверь распахнулась, и в комнату, хохоча, влетела Лека-младшая, сжимающая в руках пластмассовую игрушку.

– Тетя Марина! – Завопила она, с разгона запрыгивая на Маринины колени. – Скажи ей, что это не стрекоза, а стрекозел! У стрекозы же не может быть таких усов, они бывают только у мальчиков!

Женька переводила взгляд с дочери на Леку, и обратно. И впервые в жизни поразилась, как сильно они похожи. Те же синие, безумные, глаза. Та же упрямая складка рта, те же плечи и те же повадки.

Она снова просмотрела на Леку и глазами, одним взглядом попросила: "Отпусти. Прошу тебя, отпусти меня навсегда. Это моя семья. Это мой шанс. Шанс быть счастливой".

И Лека поняла. Она не стала ничего говорить, а только едва заметно кивнула.

И рухнули оковы, упали на землю цепи длинной в добрых двадцать звеньев, и зазвучала в сердце легкость и радость.

И был вечер, полный улыбок, и нежности. Полный Лекиного задора и Марининого смущения. И обнимая за столом своих девчонок за плечи, Женька чувствовала: вот оно. Произошло. Случилось. Счастье.

А когда весь коньяк был выпит, торт съеден, разговоры плавно сошли на нет, а Сергей отправился включать музыку, у Женьки зазвонил телефон. И после короткого разговора она взяла в руку чашку с чаем, и заявила:

– Друзья, у меня есть тост. Вы много раз спрашивали меня, чем же я собираюсь заниматься в Питере, но я молчала. Так вот. Сегодня у туристического агентства "крэйзитур" появился первый клиент. С чем я нас всех и поздравляю.

Громкие аплодисменты были ей ответом.

А дальше была жизнь. Не все в ней было легко и просто, и многие дни были наполнены сомнениями и беспокойствами, но было в ней и самое главное – любовь, дружба и безусловно близкие, родные люди рядом.

Солнечным августовским днем Инна Рубина родила сына. Из роддома ее приехали забирать друзья – Леша с молодой женой, Кристина с Толиком, безумная Леля, и, конечно, бесконечно счастливые Лиза и Даша.

Стоя на пороге роддома, заглядывая в пищащий кулек на Инниных руках, всех интересовал один вопрос: как назвали ребенка?

– Мишей, – наконец, открыла секрет счастливая мать, – в честь моего прадеда.

На крестины из Питера приехала семья Ковалевых – загорелая от частых поездок заграницу Женька, немного располневшая Марина, и неожиданно быстро подросшая Лека.

С шумом и гамом заселились они в гостиницу, не забыв наведаться в давно проданную Женькину квартиру, и с удовольствием принимали участие в праздничных мероприятиях.

Лека сама познакомила Марину с сестрой.

– У меня теперь тоже две мамы, – гордо заявила она при встрече, – мама Женя и мама Марина.

– Ну и что? – Парировала Даша. – А у меня теперь брат!

– А у меня тоже скоро будет!

Лека показала сестренке язык, а Женька крепче обняла Марину и погладила ее еще едва заметный живот.

Всей компанией они дружно проводили время в Таганроге – выезжали на дачу, гуляли с детьми с парке, купались в море. Однажды к ним присоединилась Ольга Будина – приехала прямо на набережную, сморщившись, посмотрела на маленького Мишу, поцеловала Инну в щеку, и отбыла, изящно покачивая бедрами.

И уже никто не вспоминал, как долго и трудно все они шли к своему счастью. Забыты были несколько неудачных попыток забеременеть Инны, два выкидыша Марины, Лешины сомнения в отношении невесты, и последовавшие одна за другой болезни детей. Выпали из памяти и неудачи Женькиного бизнеса, в результате которых она чуть было не стала банкротом, но все же вырулила маленькую лодочку и успела построить из нее устойчивый катер.

И Лелин передоз, и почти развод Кристины с Толиком, и очередная влюбленность Лизы, растаявшая как сон, и не принесшая никаких неприятностей, и проблемы с деньгами, и ссоры, и одиночество – одно на двоих.

Многое принес этот год, и многое унес за собой. Оставив только память, и искреннюю веру в то, что все они наконец-то научились жить.

Жить как всегда хотели, как всегда мечтали.

Просто жить.

А что же было дальше? И чем все закончилось? Да ничем, наверное…

Вернулась на Бали, снова стала ездить на работу и писать сценарий. Встречалась с друзьями, иногда виделась с Дианой, но все больше и больше времени проводила в океане, сидя на доске и покачиваясь на волнах.

И давно зажила в сердце рваная рана, и перестала болеть. И только иногда, ночью, под сигарету, выкуриваемую на балконе, ныли в душе застарелые воспоминания, и приходили снами, и улетучивались с рассветом.

И уже не вспомнить, когда это случилось, и как, но однажды я поняла, что совершенно перестала искать. Мой взгляд больше не останавливался на каждом человеке, проходящем мимо, моя душа не рвалась к нему в попытке обнаружить в нем кусочек тебя. Я отпустила Женьку. А ты отпустила меня.

И я научилась жить сама, жить для себя, жить настоящим и радоваться каждому приходящему дню и каждой уходящей ночи.

Жить так, как всегда хотела. И никогда не могла.

И так и не остановился паровоз времени, а лишь быстрее и быстрее разводил пары. Но теперь в мелькании дней я больше не видела проклятия, а видела только покой и нежность. Мою нежность.

***

Лека сидела на пляже, и, уставившись в ноутбук, с упоением колотила по клавишам. Сценарий сегодня писался на удивление легко и быстро – она еле успевала записывать приходящие в голову мысли. Не хватало времени даже на то, чтобы сунуть в рот сигарету – хотя пачка их, родимых, с момента возвращения на Бали, всегда лежала рядом. Она даже не заметила, как на нее упала тень, и кто-то присел рядом.

– Странно, правда? – Раздался слева незнакомый голос.

– Что странно? – Не поднимая головы, недовольно промычала Лека.

– Все эти люди думают, что они покоряют океан. А на самом деле океан покоряет их.

Предложение осталось недописанным, мысль улетела куда-то в сторону, и растворилась в прибое. Лека шмыгнула носом и повернула голову. Рядом с ней сидела женщина – неопределенного возраста, коротко стриженная, одетая в индийское сари и с ярко красной точкой на лбу.

– Ты кто? – Спросила Лека.

– Какая разница? – Мягко улыбнулась женщина. – Как будто мое имя сможет что-то рассказать тебе обо мне.

– А что сможет?

Женщина пожала плечами и повернулась к Леке.

– Читай по глазам, – тихо сказала она, – что прочтешь – то твоим и останется. А что не сможешь прочесть, я оставлю себе.

И Лека начала читать. Она молчала, секунда за секундой погружаясь в этот глубокий, полный неведомого, взгляд удивительно красивых карих глаз, и не могла пошевелить ни единым мускулом.

Она читала о далеких путешествиях, о других мирах, о преодолении и сомнениях, о боли и радости, о секундном счастье и секундном отчаянии. И чувствовала, как в ответ читают ее.

Они сидели так долго, что солнце успело спрятаться за горизонтом, а плечи словно мягким пледом укрыли сумерки. И когда женщина поднялась с тем, чтобы идти дальше, и разомкнула связь, Лека остановила ее взглядом.

– Я хочу еще, – честно сказала она.

– Завтра, – улыбнулась женщина, и скрылась в темноте.

Всю ночь Леке снились эти глаза. Она то погружалась в них до самого дна, то выныривала на поверхность. И когда настало утро, она схватила ноутбук и отправилась на пляж – ждать.

Теперь они встречались каждый день. Садились друг напротив друга и смотрели, молча разговаривая, молча рассказывая друг другу истории своих жизней. И не было в этом ни грамма осуждения, да и поощрения не было тоже. Они принимали как данность все, что происходило с ними раньше, и то, что начало происходить сейчас. И купались в этом, словно маленькие дети, нашедшие, наконец, успокоение.

Только через месяц заговорили. Назвали друг другу свои имена, и рассмеялись, потому что в них и правда не было никакого смысла. Вдвоем – на одном байке – ездили по острову, сидели под деревьями в джунглях, стояли на коленях в индуистских храмах, и по-прежнему долго молчали.

А когда однажды ночью случилось то, о чем они уже давно читали в глазах друг друга, каждую клеточку Лекиного существа ежесекундно пронзала любовь и нежность. Она изучала ее тело, и позволяла ей изучать свое. Она целовала каждый шрамик и каждую складочку. Она нашла каждую из множества родинок и изучала их тоже.

Она спрашивала себя: смогу ли я теперь без нее жить? И понимала: смогу. И это будет тоже хорошая жизнь, тоже ласковая и родная, просто немножечко – совсем чуть-чуть – другая.

Они провели вместе два долгих года. И по истечении этих лет Лека решилась показать ей свой сценарий. Они читали его вдвоем – сидя на пляже, страница за страницей листая правдивую сказку о настоящих, совсем обычных людях. Об их сомнениях и страхах, об ошибках и победах, о находках и горьких потерях.

И когда Лека перевернула последнюю страницу и посмотрела, в ожидании ответа, она услышала:

– Это сама жизнь. Не придуманная, а настоящая от первого до последнего слова. Но ты не сможешь сделать из этого фильм. Ни один фильм не расскажет о том, что они чувствовали, и о чем думали. А это стоит того, чтобы рассказать.

Лека молчала, ошеломленная и поникшая. А потом услышала снова:

– Напиши о них иначе. Напиши романом, повестью, длинным рассказом. Расскажи о том, как они боролись и побеждали, как страдали и учились любить, как учились прощать, и самое главное – учились жить.

И снова полетели дни. Дни, в которых по-прежнему было много нежности и много тепла. Но теперь в них появилось и кое-что еще. Цель, обычная цель, которая вдруг в одночасье стала смыслом.

И настал день, когда на стол легла стопка рукописных листов, на титульной странице которых было написано:

"Просто мы научились верить"

И – ниже, помельче:

"Александре. Единственной женщине, которую я люблю. Единственной женщине, которая меня этому научила".

© Александра Витальевна Соколова 2010-2012