— Куда ты меня несешь?

— В постель, конечно.

— Давно бы так.

Действительно, давно бы так, и сон как рукой сняло, томление уже вовсю разжигало мою кровь. Черта с два я его отпустила, когда он опустил меня на постель.

Как встретишь Новый год, так его проведешь. Я вот занималась любовью. Надеюсь, что меня весь год будут любить, а не иметь.

Синяк от пробки на спине Павла был приличным, но будем считать, что земля круглая, и это возмездие за мои ушибы, ожог и разбитый нос.

Как же мне нравилось прикасаться к нему, чувствовать тепло его кожи.

— Станешь моей женой?

— И стану, и буду, Греков. Твоей. Женой.

И не нужны никакие футболки, биллборды и толпы. Только он и я.

— И у нас будет свадьба.

"Мой отец поведет тебя ко мне по длинной красной дорожке, и сотни гостей будут знать, что ты только моя".

— Нет, просто роспись в ЗАГСе. Не хочу гостей.

— А кольца-то хоть будут?

"Самое дорогое, с самым большим бриллиантом".

— Кольца будут, и будет поцелуй, да еще какой поцелуй, мы потом, как юнцы, будем на заднем сиденье твоего автомобиля кама-сутру отрабатывать.

"Не такая уж и плохая мысль, просто роспись".

— А свадебное путешествие?

— Будет, Греков, еще до брака будет. На Сицилию, мы ведь до нее так и не добрались. Завтра.

— Завтра?

— Да. Ты обещал.

— Я обещал отвезти на Сицилию завтра?

— Ты забрал ключи от машины и сказал, что сам меня отвезешь.

— Но я не знал, что ты собралась на Сицилию.

— Если тебе лень, то я могу быстренько туда съездить, и все тебе рассказать, и показать.

— Мне не лень…

ГЛАВА Мы

Мы опять жили вместе. Первые недели у нас шло соревнование, кто раньше встанет и приготовит завтрак, как-то я даже не ложился, чтоб быть первым на кухне, только в итоге заснул над тарелкой. Шарли любила каши, однажды приготовил для нее такой шедевр, у нее даже слезы текли, от восторга, так думал я, пока не попробовал сие остро-жгучее творение, специи перепутал. Потом мы просто стали вставать вместе. Я полюбил утро, любое — раннее, позднее, страстное, ленивое, быстрое, нежное, суматошное. И ночи, и вечера, и те минуты днем, что все же удавалось увидеться.

Лотта сидела на полу, в окружении старых черно-белых фотографий, ее мысли были явно где-то не в этом столетии.

— А это кто?

— Моя прапрабабка.

— Красивая женщина.

Женщина на фотографии действительно была красива, немного холодная, с туманным взглядом, короткой стрижкой и улыбкой Шарли.

— Да, Амбер Линдт — красавица. Она была актрисой, украшения ее, а уж кто ей их подарил — великая тайна нашей семьи. Вот, здесь она в них.

На другой фотографии пра была царственной, в парче и дорогих украшениях, она могла повелевать морями и судьбами людей.

— А этот браслет моя бабушка отдала за опекунство.

Лотта нежно коснулась правой руки своей обожаемой и таинственной пра.

— Вторая великая тайна нашей семьи — кто прапрадедушка.

— А есть еще третья великая тайна?

— Есть, — шепотом сказала Лотта, — кто ее убил, разговоров ходило много, но убийцу так и не нашли, говорили, что кто-то из поклонников, а может, и из покровителей, а может, случайность и просто не повезло.

— Это Фроша, она забрала Мари, когда Амбер не стало, говорят, хохотушка была с железной волей. Не будь ее, и меня бы не было.

Шарли с нежностью смотрела на пухленькую женщину на довоенной фотографии.

— А это мои прабабушка Мари и прадедушка Марк, его забрали однажды ночью, и больше никто его не видел, расстреляли еще до войны. Пра так больше замуж и не вышла, хотя предложений было много, бабушка говорила, что старички из подъезда то и дело приходили свататься. А сколько же она частушек знала, оставили мне целый песенник, только большинство с матерком. Пра я совсем не помню, мне два было, когда она умерла.

Седоволосая женщина с горделивой осанкой держала на руках хохочущего младенца.

— А это моя бабушка, бабулечка Эмма, и мой дедушка Генрих. Его плохо помню, ушел в Афган, сказал, что не должны мальчики погибать, когда есть старые вояки.

Я разглядывал фотографии, и с ними Шарли открыла мне дверь в свою жизнь, в свое прошлое, в великие тайны семьи Линдт.

— Так что, Греков, мужчины у нас живут недолго и очень тяжело, у тебя еще есть время передумать.

— Не дождешься.

— Что ж, тогда "мы", — Лотта достала из конверта несколько фотографий из нашего предбрачного свадебного путешествия. Вот мы сидим, укутавшись в пледы на старой террасе дома в лимонном саду, последний вечер перед отъездом, а вот на берегу моря, я пытаюсь усмирить ее непослушные пряди, что то и дело закрывают губы, а мне так хочет ее поцеловать. Шарли убрала снимки в старый фотоальбом. Теперь я тоже часть ее семьи, это было намного важней росписи, венчания, свадьбы.

Роспись через месяц, это очередная прихоть Шарлотты, дождаться своей очереди, как все, а что могу сделать я? Только согласиться и купить кольца.

Я высыпал перед ней все приглянувшиеся кольца. Услужливый управляющий по струнке вытянулся перед нами.

— А такие можно сделать?

Лотта вытащила из кармана простые широкие кольца. Такие делали до 17 года прошлого столетия. Кольца ее прабабушки и прадедушки, бабушки и дедушки, обычно их переплавляли для следующего поколения, но в семье Лотты хранили.

— Червонное золото сейчас не в моде, да и пробы сейчас такой не делают.

— А можно все же сделать?

— Да.

— На моем его дата рождения и дата регистрации, на его моя дата рождения и регистрации. Можно?

— Все можно.

— Как здорово. Ты не против?

Как я мог быть против, если ей так хочется, а бриллиантами потом ее задарю, кулон с маками, что так приглянулся ей на Понте Веккьо, будет первым маленьким подарком. И пока не сказал, что нашел недостающий браслет, который ее бабушка отдала в обмен на опеку.

Самым сложным для нее было делиться, рассказывать, что волнует, что цепляет, злит. И чем ближе к нашей регистрации, тем все сильней что-то тяготит Шарли. Придется выводить на чистую воду…

— Слишком хорош для тебя? Лоттка, ну ты и придумала. Запомни — мне просто хочется быть для тебя самым лучшим. И вопрос закрыт.

— Но только чтоб потом претензий не было, знал, что брал.

— Не будет.

Поправил плед, чтоб случайный сквозняк не мешал нам смотреть черно-белые комедии, прижал Лоттку к себе сильней. А ведь когда-то посмеивался над отцом, что в любые совместные поездки брал с собой подушечку "для Элички, чтоб было мягко".

Может, она меня выставила из квартиры, чтоб сбежать? И никакие приметы тут ни при чем. Телефон недоступен, на работе не появлялась, водитель сказал, что дверь никто не открыл и никаких признаков жизни в квартире не было. Регистрация через час. И где невеста?

Женихи-невесты-гости проходили мимо меня, поздравления, смех, шампанское.

— А ты чего на улице стоишь? Холодно же.

— А ты чего на улицу вышла? Холодно же.

Зашли внутрь. Пальто в гардероб. Невесту за руки взял, чтоб опять никуда не сбежала.

— Представляешь, нет от тебя звонка и нет. Я уже решила, что ты хорошо подумал и передумал. А оказывается, телефон сдох.

— И хорошо, никто не будет названивать, когда ты мне "да" отвечать будешь.

— Не тебе, а сотруднику ЗАГСа.

— Мне. Так, стоишь здесь и никуда не уходишь. Поняла?

— Да. А что ты задумал?

Ничего особенного, просто ускорил церемонию, чтоб мы здесь еще час не теряли…

— Знаешь, Шарли, а ведь пять лет назад я решил, что секс в машине не соответствует моему высокому статусу.

— А что еще не соответствует твоему высокому статусу?

Лоттка пыталась соединить куски ткани, которые еще час назад были платьем.

— Я ему не соответствую. Всю церемонию думал, а не слишком ли далеко лимузин припаркован.

Мы сидели на берегу Волги и ждали, когда же картофель запечется и можно будет перемазаться в золе, уплетая его за обе щеки.

— Слушай, Лоттка, а что ты все с этим кольцом ходишь? Ты же только на выходы их носишь.

— Всегда есть исключения, обручальное вот носить буду всегда, Ната.

— Ты еще скажи, что замуж вышла?

— Ага, Ланка, уже пять месяцев как.

— И молчала, — возмутилась Мари.

— Так вас же не соберешь всех вместе. Вот впервые за год удалось.

— И это мы у костра твою свадьбу празднуем?

— Нет, мой День Рождения.

— Ты же его никогда не отмечаешь, — Лана недоверчиво приподняла бровь.

— Надо же когда-то начинать, тридцатник прекрасный повод, чтоб начать.

— А я всегда считала, что у тебя будет самая красивая свадьба, — немного печально протянула Мари.

— И я, — согласилась Лана.

— Боже, девочки, вы что, реально считаете, что Лотта бы сидела за столом и наслаждалась банкетом? Она бы носилась и контролировала всех и вся, чтоб все было идеально.

Мое воображение тут же нарисовало эту картину: я в безешно-воздушном платье с накинутым поверх верным жилетом с кучей карманов, сумка с инструментами под столом и бинокль рядом, чтоб обозревать всех и вся. К моему хохоту присоединились смешки подруг.

— И что, совсем не будет праздника?

— Будет, небольшой. Муж и свекор настояли, а мне и свекрови пришлось уступить. Приглашения скоро получите. Платья для вас я уже заказала. Небольшой маскарад времен эпохи Регентства.

— А кто муж-то?

— Вы его все знаете, — подсказала Ася, — несколько раз в день на работе видите.

— Он из наших?

— Ага. Из наших.

— И ты все знала и не рассказала? — возмущению Наты не было предела.

— Я догадывалась, а так я в декрете и ничего не знаю.

— Приглашения получите и все узнаете, дорогие мои подруги.

Ну, можно же еще немного их потомить в неведении.

— Или ищите такое же кольцо на пальцах мужской части нашей конторы, — подсказала Ася.

Мари, Лана и Ната неделю рассматривали руки всех мужчин компании, те к ним уже стали настороженно относиться и старались лишний раз не появляться на их горизонте. Они столкнулись в холле с одной и той же фамилией на губах — "Греков", потом посовещались и решили, что это невозможно, и стали ждать приглашений.

Я и Павел встречали гостей на входе в дом. Небольшой особняк в стиле "загородное поместье в английской глуши" как нельзя лучше подходил к задумке Эльвиры Эдуардовны о бале эпохи Регентства. "Узкий" круг, меньше сотни приглашенных.

Павел и Игорь Евгеньевич требовали с нас торжество, а мы упорно сопротивлялись, хотя, честно говоря, такой горячей поддержки от свекрови не ожидала. По рассказам Эльвиры Эдуардовны получалось, что желанием похвастать на весь мир отличались все мужчины семейства Грековых чуть ли не до десятого колена. И иногда им нужно позволять это делать, но под чутким женским контролем.

— Хорошо, — сказала, сдавшись, моя свекровь, — тогда он будет сделан так, как хочу я.

— Нет, дорогая, я не хочу опять надевать этот пиджак с павлиньими фалдами, пожалей меня, я и так был с тобой в Бате.

— Или как я хочу, или никак.

Пришлось всем согласиться на прием эпохи Регентства. Меня все происходящее полностью и безоговорочно устраивало. Такие мероприятия не требовали особого надзора за гостями — атмосфера, платья, разговоры обязывали держать марку, даже отъявленные скептики расправили плечи, ведь фрак не позволял сутулиться. А дамы были нежны, ироничны, восхитительны, ведь в любой из нас сидит девочка, желающая быть прекрасной принцессой.

Я наблюдала за всеми, скорей всего, так и не избавлюсь от этой дурной привычки контролировать.

— Лотта, может, вернешься ко мне, — прошептал Павел, — теперь я понимаю, что будь свадьба с тем размахом, с которым хотелось бы мне, невесту рядом и не увидел бы.

— Скорей всего. Профессиональная деформация.

Греков во фраке — это сам соблазн в чистом виде, в смокинге он был не так обезоруживающе хорош. Мы ходили, общались с гостями, танцевали, шутили. И вот все уселись за праздничными столами. Мой обожаемый муж встал и постучал ножом по антикварному бокалу, требуя всеобщего внимания. Десятки глаз устремились в нашу сторону. Я тоже встала рядом с любимым супругом.

— Я хочу поблагодарить человека, без которого сейчас я не был бы так безумно счастлив. Шарли, спасибо, что не отдала мое приглашение.

А разве я могла его отдать?


Р.С. Есть несколько интересных приглашений, никому не надо?

* * *

Вместо эпилога