Но уж, наверное, она не настолько устарела, чтобы не надеяться ни на что другое, кроме как «давай ударим по рукам, хорошо?».

Пенелопа легонько вздохнула. Ей не хотелось обижать Томми, совершенно очевидно, что он старается как умеет. Но они и в самом деле дружили сто лет, и сейчас Пенелопе совсем не хотелось портить дружбу враньем.

— Ты меня пожалел, да?

Его глаза округлились.

— Что? Нет! Почему ты такое говоришь?

Пенелопа улыбнулась:

— Потому что это правда. Ты пожалел свою бедненькую подружку, превратившуюся в старую деву. И решил пожертвовать собственным счастьем, лишь бы я вышла замуж.

Он кинул на нее раздраженный взгляд (такие могут позволить себе только старые друзья) и поднес к губам ее руку, поцеловав костяшки пальцев.

— Чепуха. Просто мне пора жениться, Пен. А ты хороший друг. — Он помолчал, на его лице промелькнула досада, но выглядела она так по-дружески, что сердиться на него было просто невозможно. — Наверное, я здорово напортачил, да?

Пенелопа не удержалась и улыбнулась:

— Да, немножко. Я все-таки надеялась, что ты признаешься мне в вечной любви.

У Томми сделался скептический вид.

— Прижать руку ко лбу и все такое?

Пенелопа заулыбалась еще шире:

— Именно! И может быть, еще написать мне сонет.

— О, прекрасная леди Пенелопа... Прошу вас, выходите за меня замуж!

Пенелопа засмеялась. Томми всегда умел ее рассмешить. Кстати, совсем неплохое качество.

— Довольно неубедительная попытка, милорд.

Он скорчил гримасу.

Может быть, вывести для тебя новую породу собак? И назвать ее «леди П.»?

— Весьма романтично, — согласилась Пенелопа, — но на это потребуется довольно много времени, разве не так?

Повисло дружеское молчание, но через некоторое время Томми вдруг очень серьезно сказал:

— Пожалуйста, Пен. Позволь мне защитить тебя.

Очень странное заявление, но поскольку он провалился по всем Пунктам брачного предложения, Пенелопа не стала больше цепляться к словам.

Она обдумывала его предложение. Причем на полном серьезе.

Он ее самый старый друг. Во всяком случае, один из них.

Тот, который ее не бросил.

Он умеет ее рассмешить, и она очень, очень к нему привязана. Он единственный мужчина, кто не оставил ее даже после той гибельной разорванной помолвки. Одно это уже говорит в его пользу.

Ей следует сказать «да».

«Так скажи, Пенелопа!»

Она станет леди Томас Оллес, двадцати восьми лет, и будет избавлена (как раз вовремя) от сомнительного статуса старой девы.

«Скажи: да, Томми. Я выйду за тебя. Как мило, что ты это предложил».

Она должна.

Но она так и не сказала.


«Дорогой М.!

Моя гувернантка не любит угрей. Но она, конечно же, достаточно культурный человек, чтобы понять — твое появление с одним из них в руках еще не делает тебя дурным. Питайте отвращение к греху, а не к грешнику.

Твоя П.

P . S . На прошлой неделе Томми приезжал домой, и мы ходили на рыбалку. Он официально мой самый лучший друг.

Нидэм-Мэнор, сентябрь 1813 года».


«Дорогая П.!

Это звучит подозрительно, похоже на проповедь викария Комптона. Ты так набожна? Я разочарован.

М.

P . S . Вовсе нет.

Итон-колледж, сентябрь 1813 года».


Звук захлопнувшейся за Томасом тяжелой дубовой двери еще отдавался эхом по Нидэм-Мэнору, когда на площадке второго этажа, одним пролетом выше, чем стояла Пенелопа, появилась ее мать.

— Пенелопа! Что ты наделала?

Леди Нидэм стремительно начала спускаться вниз по широкой центральной лестнице дома. Следом торопились сестры Пенелопы, Оливия и Филиппа, и сразу три отцовские охотничьи собаки.

Пенелопа сделала глубокий вдох и повернулась к матери.

— Вообще-то день был спокойным, — беспечно произнесла она, направившись к столовой и не сомневаясь, что мать идет следом. — Я написала письмо кузине Кэтрин. Ты знаешь, что она до сих пор страдает от той ужасной простуды, что подцепила еще перед Рождеством?

Пиппа хихикнула. Леди Нидэм — нет.

— Да не волнует меня твоя кузина Кэтрин! — воскликнула маркиза пронзительным тревожным голосом.

— Это очень нехорошо; никто не любит простуду. — Пенелопа толкнула дверь в столовую и увидела, что отец, все еще в охотничьих одеждах, уже сидит за столом и спокойно читает «Пост», дожидаясь женскую часть семейства. — Добрый вечер, отец. Славно провел день?

— Там чертовски холодно, — отозвался маркиз Нидэм и Долби, не отрываясь от газеты. — И я готов поужинать. Чего-нибудь горяченького.

Пенелопа подумала, что отец, возможно, не готов к тому, что его ждет за этим самым ужином, но не сказала ни слова — просто оттолкнула от своего стула нетерпеливого бигля и заняла привычное место слева от маркиза, напротив сестер. Те, широко распахнув глаза, с любопытством ждали, что произойдет дальше. Разворачивая салфетку, Пенелопа изображала невинное простодушие.

— Пенелопа! — Леди Нидэм остановилась прямо в дверях столовой, сильно выпрямив спину и стиснув маленькие кулачки. Лакеи недоуменно замерли, не зная, подавать ужин или нет. — Томас сделал предложение!

— Да. Я при этом присутствовала, — сказала Пенелопа.

На этот раз Пиппа поднесла к губам стакан с водой, пряча усмешку.

— Нидэм! — Леди Нидэм решила, что ей необходима поддержка. — Томас сделал Пенелопе предложение!

Лорд Нидэм опустил газету.

— В самом деле? Мне всегда нравился этот Томми Оллес. — Повернувшись к старшей дочери, он спросил: — Все в порядке, Пенелопа?

Пенелопа глубоко вздохнула:

— Не совсем, отец.

— Она ему отказала! — Высота голоса матери подходила исключительно для душераздирающего рыдания или древнегреческого хора. Хотя возможно, что у него имелась и дополнительная цель — заставить псов оглушительно залаять.

После того как она и собаки прекратили выть, леди Нидэм приблизилась к столу, вся в ужасных красных пятнах, будто только что прошлась мимо ядовитого плюща.

— Пенелопа! Брачные предложения от богатых, завидных молодых людей не цветут на деревьях!

В особенности в январе.

Впрочем, Пенелопе хватало ума не произнести это вслух.

Когда лакей шагнул вперед, чтобы подать суп, с которого начиналась их вечерняя трапеза, леди Нидэм рухнула в кресло, и сказала:

— Уберите! Кто может есть в такое время?

— Вообще-то я сильно проголодалась, — заметила Оливия. Пенелопа спрятала усмешку.

— Нидэм!

Маркиз вздохнул и повернулся к Пенелопе.

— Ты ему отказала?

— Не совсем так, — уклончиво ответила Пенелопа.

— Она его не приняла! — воскликнула леди Нидэм.

— Почему?

Вполне справедливый вопрос. И наверняка каждому за этим столом хочется узнать ответ. Даже Пенелопе.

Да только у нее этого ответа нет. Во всяком случае, толкового.

— Я хочу обдумать его предложение.

— Не сходи с ума. Принимай! — отрезал лорд Нидэм, словно это было так просто, и махнул лакею, чтобы подавал суп.

— Может быть, Пенни не хочет принимать предложение Томми, — заметила Пиппа, и Пенелопе захотелось расцеловать свою разумную младшую сестру.

— Речь не идет о хочу или не хочу, — заявила леди Нидэм. — Речь идет о том, чтобы продать, когда это возможно.

— Мне бы хотелось услышать более подходящую метафору, чем купля-продажа, — сказала Пенелопа. — И право же, я думаю, что он хочет жениться на мне не больше, чем я хочу за него выйти. Думаю, он просто проявил доброту. По-дружески.

— Он не просто проявил доброту, — возразил лорд Нидэм, но прежде, чем Пенелопа успела уточнить, что это значит, снова вмешалась леди Нидэм:

— Речь вряд ли идет о твоем желании выйти замуж, Пенелопа. Ты уже давно перешагнула эту черту. Ты должна выйти замуж! А Томас хотел на тебе жениться! Тебе не делали предложений вот уже четыре года! Или ты об этом забыла?

— Забыла, мама. Большое спасибо, что напомнила.

Леди Нидэм вздернула нос.

— Видимо, ты считаешь это остроумным?

— Я не пыталась шутить, мама. Просто... я не уверена, что хочу выйти замуж за Томаса. Да, честно говоря, и за любого другого, кто не уверен, что хочет жениться на мне.

— Пенелопа! — рявкнула мать. — В твоем положении никакие «хочу» не имеют значения!

Конечно, не имеют. Браки заключаются вовсе не так.

— Ну в самом деле. Какая нелепость! — Маркиза помолчала, собираясь с мыслями и подбирая нужные слова. — Пенелопа... ведь больше никого нет! Мы искали! Что с тобой станет? — Она элегантно откинулась на спинку стула, прижав руку ко лбу драматическим жестом, которым могла бы гордиться любая лондонская актриса. — Кто еще тебя возьмет? Кому ты будешь нужна?

Справедливый вопрос. Дело в том, что за последние девять лет у Пенелопы было полным-полно возможностей быть «взятой». Было время, когда только о ней в обществе и говорили — весьма привлекательная, с утонченными манерами, с хорошей речью, очень воспитанная, умная, безупречная. Она даже была обручена. С таким же безупречным джентльменом.

Да, это была безупречная пара, за исключением пустячка — жених страстно любил другую. Благодаря скандалу Пенелопе удалось разорвать помолвку до того, как ее бросили. Во всяком случае, официально.

— Пенелопа! — Маркиза снова выпрямилась, устремив страдальческий взгляд на старшую дочь. — Ответь мне! Если не Томас, то кто? Кому, по-твоему, ты будешь нужна?

— Вероятно, самой себе.

Оливия ахнула. Пиппа замерла, не донеся ложку с супом до рта. А маркиза выглядела так, будто от отчаяния вот-вот свалится со стула.

— Когда-то ты была совсем не такой, как сейчас, Пенелопа! И я чуть не стала матерью герцогини!

Вот оно. Призрак, постоянно маячивший между леди Нидэм и ее старшей дочерью:

Герцогиня. Прекрасно звучит!

Интересно, мать когда-нибудь простит ее за расторжение помолвки? Можно подумать, это была вина Пенелопы. Она сделала глубокий вдох и попыталась говорить рассудительным тоном:

— Мама, герцог Лейтон любил другую женщину...

Даже сейчас, восемь лет спустя, Пенелопа ощущала уколы зависти... не к герцогу, а к его чувству. Она решительно запретила себе об этом думать.

— Но именно та женщина стала герцогиней Лейтон. Должна добавить, что этот титул сохраняется за ней уже восемь лет, и за это время она успела родить своему мужу будущего герцога Лейтона и еще троих детей.

— Это должен был быть твой муж! Твои дети!

Пенелопа вздохнула:

— И что, по-твоему, я должна была сделать?

Маркиза тотчас же встрепенулась.

— Ну как же! Могла бы принять любое другое предложение после герцога! — Она снова обмякла. — Их было целых четыре! Два графа, — начала перечислять она, словно те брачные предложения могли ускользнуть из памяти Пенелопы, — затем Джордж Хейз! А теперь Томас! Будущий виконт! Я готова смириться с будущим виконтом!

— Как это великодушно с твоей стороны, мама.

Пенелопа откинулась на спинку стула. Вероятно, мать права. Господь свидетель, ее учили стараться изо всех сил, чтобы заполучить мужа, — ну, то есть стараться так, чтобы никто не замечал, как она усердствует.

Но в прошедшие несколько лет ее сердце в этом не участвовало. Да, ей несколько раз делали предложение, но каждый претендент имел скрытые мотивы, каждый стремился жениться на дочери маркиза Нидэма и Долби либо ради политической карьеры, либо ради обеспеченного финансового будущего, и маркиз не очень возражал, когда Пенелопа вежливо отклоняла эти предложения.

Для него не имело особого значения, почему она говорит «нет». Ему даже в голову не приходило, что она говорит «нет», потому что успела одним глазком увидеть, каким может быть брак, — она видела, как герцог Лейтон с любовью смотрел в глаза своей герцогини. Пенелопа поняла, что в браке бывает что-то другое, что-то большее, лишь бы ей хватило времени это отыскать.

Но каким-то образом, пока Пенелопа убеждала себя, что хочет большего, она утратила свой шанс. Стала слишком увядшей, слишком простой, слишком тусклой.

И сегодня, когда Томми — старый друг, но не более того — предлагал ей провести остаток жизни с ней, несмотря на свое полное отсутствие интереса к этому браку... она просто не смогла сказать «да».

Не смогла погубить его шанс на что-то большее, несмотря на то что у нее самой этих шансов уже не осталось.

— О! — Завывания начались снова. — Подумай о своих сестрах! Что будет с ними!