Пенелопа посмотрела на своих сестер, наблюдавших за разговором, как за игрой в бадминтон. У сестер все будет хорошо.

— Обществу придется обойтись более юными и миловидными дочерьми Марбери. С учетом того, что две замужние дочери Марбери стали графиней и баронессой, полагаю, с ними все будет в порядке.

— Слава Создателю за превосходные браки близнецов!

«Превосходные» не совсем то слово, которым воспользовалась бы Пенелопа, описывая браки Виктории и Валери, заключенные исключительно ради титулов и наследства, но их мужья оказались относительно безобидными, во всяком случае, они тщательно скрывали свои развлечения за пределами супружеской постели, так что Пенелопа не стала спорить.

Да и какая разница? Мать устремилась дальше:

— А как же твой несчастный отец? Ты как будто забыла, что он обречен на полный дом дочерей! Все было бы по-другому, родись ты мальчиком, Пенелопа! Он просто извелся от беспокойства о тебе!

Пенелопа повернулась и взглянула на отца — тот как раз обмакнул в суп кусок хлеба и скормил его большому черному водолазу, сидевшему слева от него, вывалив наружу длинный розовый язык и преданно глядя на хозяина. Ни человек, ни пес не выглядели особо измученными от беспокойства.

— Мама, я...

— А Филиппа! Лорд Каслтон как раз проявил к ней интерес. Что будет с Филиппой?

Пенелопа пришла в некоторое замешательство.

— А что с Филиппой?

— Вот именно! — Леди Нидэм драматически помахала белой льняной салфеткой. — Что с Филиппой?

Пенелопа вздохнула и повернулась к сестре.

— Пиппа, тебе в самом деле кажется, что мой отказ Томми как-то повлияет на ухаживание со стороны лорда Каслтона?

Пиппа замотала головой, округлив глаза:

— Даже вообразить себе такого не могу. А если и повлияет, не стану уверять, что останусь безутешной. Каслтон слегка... ну, пресный какой-то.

Пенелопа воспользовалась бы словом «неумный», но пусть Пиппа проявляет вежливость.

— Не говори глупостей, Филиппа! — отрезала маркиза. — Лорд Каслтон — граф! А это о многом говорит.

Пенелопа стиснула зубы. Ее снова пронзило чувством вины. Она старалась прогнать его, понимая, что не должна чувствовать себя виноватой. Она тут ни при чем. Ее избранник любил другую.

Но почет он не полюбил ее?

Этот вопрос она задавала себе снова и снова в течение всей той давней зимы, когда пряталась от людей тут, в деревне, читая скандальные газетенки и понимая, что он выбрал другую, более красивую, более обворожительную, более волнующую, чем она сама. Понимая, что он счастлив, а она... нежеланна.

Пенелопа его не любила. Она о нем вообще почти не думала.

И все-таки это причиняло жгучую боль.

— А вот у меня все будет в порядке, — вступила в разговор Оливия. — Это мой второй сезон, я красива, обворожительна, и у меня огромное приданое. Мимо такого не пройдет ни один мужчина.

— О да. Совершенно обворожительна, — пробормотала Пиппа. Пенелопа уставилась в свою тарелку, чтобы скрыть усмешку.

Оливия уловила сарказм.

— Смейся сколько хочешь, но я-то знаю себе цену. И не допущу, чтобы со мной случилось то же, что с Пенелопой. Я выберу себе настоящего аристократа.

— Чудесный план, милая! — Леди Нидэм засияла от гордости.

Оливия улыбнулась:

— Слава Создателю, твой урок не прошел для меня даром, Пенни.

Пенелопа не удержалась, чувствуя, что должна хоть как-то себя защитить:

— Я же не прогоняла Лейтона прочь, Оливия. Помолвку разорвал отец из-за скандала, который устроила сестра Лейтона.

— Чепуха. Если бы Лейтон тебя хотел, он бы за тебя боролся, и к черту скандал! — заявила младшая сестра, поджав губы — ну просто прирожденная наивность. — Но этого не произошло. В смысле он не хотел тебя, вот и не боролся. И я считаю, что так случилось потому, что ты не старалась удержать его внимание.

Будучи самой младшей, Оливия никогда особенно не задумывалась о том, как сильно ее слова, иногда чересчур прямолинейные, могут ранить. Данный случай не был исключением. Пенелопа горько усмехнулась:

— Я только сегодня получила новое предложение, если ты не забыла.

Оливия пренебрежительно махнула рукой.

— Предложение от Томми. Его нельзя считать удачным. Только безмозглая курица может решить, что он сделал предложение, потому что хочет на тебе жениться.

Всем известно, что Оливия всегда говорит правду. И ничего кроме.

— Если уж на то пошло, почему он сделал предложение? — вмешалась Пиппа, вовсе не собираясь быть жестокой, в этом Пенелопа не сомневалась. В конце концов, она и сама задавала этот вопрос себе (и Томми) всего час назад. В течение всех этих лет ей даже в голову не приходило, что можно выйти замуж за Томми.

Он никогда не был тем, о ком она мечтала.

— Не важно, почему он его сделал, — вмешалась леди Нидэм. — Важно то, что он хотел взять в жены Пенелопу! Хотел дать ей дом и имя и заботиться о ней, как это делал все эти годы ваш отец! — Она смерила Пенелопу недовольным взглядом. — Пенелопа, ты должна хорошенько подумать, милая! Что будет, когда твой отец умрет?

Лорд Нидэм оторвался от фазана.

— Прошу прощения?

Леди Нидэм небрежно отмахнулась, словно у нее нет времени думать о чувствах мужа, и снова завела свое:

— Он же не будет жить вечно, Пенелопа! Что тогда?

Пенелопа не могла понять, каким образом предполагаемая кончина отца имеет отношение к делам сегодняшним.

— Ну, полагаю, это будет очень печально.

Леди Нидэм досадливо покачала головой:

— Пенелопа!

— Мама, я честно не понимаю, на что ты намекаешь.

— Кто будет о тебе заботиться? Когда отец умрет?

— А что, папа собирается в ближайшее время умереть?

— Нет, — ответил отец. — Это не входит в мои планы.

— Этого знать невозможно! — В глазах маркизы набухали слезы.

— О, ради всего... — Лорд Нидэм не выдержал. — Я пока не умираю. И меня даже покоробило, что подобное так легко слетело у тебя с языка. — Он повернулся к Пенелопе. — Что до тебя, то ты выйдешь замуж.

Пенелопа расправила плечи.

— Сейчас не Средневековье, отец. Ты не сможешь заставить меня выйти за того, за кого я не хочу.

Права женщин мало интересовали лорда Нидэма.

— У меня пять дочерей и ни одного сына, и будь я проклят, если оставлю хоть одну из вас незамужней и вынужденной самостоятельно о себе заботиться, в то время как этот идиот, мой племянник, будет разорять мои поместья. — Он помотал головой. — Я выдам тебя замуж, Пенелопа, причем выдам удачно. Самое время тебе перестать выкаблучиваться и выбрать себе пару.

У Пенелопы округлились глаза.

— Ты считаешь, что все это время я выкаблучивалась?

— Не знаю, чего ты дожидалась, зато знаю, что потворствовал тебе слишком долго, игнорируя тот факт, что фиаско с Лейтоном набросило тень на всех вас. — Пенелопа взглянула на сестер. Обе сидели, уставившись на свои коленки. Снова зашевелилось чувство вины, а отец продолжал: — С этим покончено. Ты выйдешь замуж в этом сезоне, Пенелопа.

— Но... никто, кроме Томми, не делал мне предложение последние четыре года!

— Томми — это только начало. Дальше предложения посыплются одно за другим.

За свою жизнь она столько раз видела это выражение абсолютной уверенности на лице отца, что сразу поняла — он прав. И тогда Пенелопа посмотрела ему прямо в глаза.

— Почему?

— Потому что я добавил к твоему приданому Фальконвелл.

Он произнес это так, как говорят фразы вроде «сегодня холодновато» или «рыбу недосолили». Словно все за столом просто примут его слова как истину. Словно к нему не повернутся сразу четыре головы с широко распахнутыми глазами и отвисшими челюстями.

— О! Нидэм! — изумленно воскликнула его жена.

Пенелопа не отводила взгляда от отца.

— Прошу прощения?

Вспыхнуло воспоминание. Смеющийся темноволосый мальчик лежит на низкой ветви громадной ивы и, свесившись вниз, уговаривает Пенелопу присоединиться к нему в его потайном укрытии. Третий из троицы.

Фальконвелл принадлежит Майклу.

И пусть фактически он уже десять лет ему не принадлежал, она всегда думала только так. Казалось неправильным, что теперь он каким-то странным образом стал принадлежать ей. Все эти прекрасные, роскошные земли, все, кроме дома и прилегающей к нему территории майората. По праву рождения — наследство Майкла.

Не ее.

— Откуда у тебя Фальконвелл?

— Откуда — не имеет значения, — произнес маркиз, не поднимая глаз от тарелки. — Но я больше не могу рисковать успехом твоих сестер на брачной ярмарке. Ты должна выйти замуж. Ты не останешься старой девой до конца своих дней, это обеспечит Фальконвелл. Похоже, уже обеспечил. Если тебе не нравится Томми, у меня лежит уже полдюжины писем интересующихся мужчин со всей Британии.

Мужчин, интересующихся Фальконвеллом.

«Позволь мне защитить тебя».

Странные слова Томми обрели смысл.

Он сделал ей предложение, чтобы уберечь от кучи предложений, которые посыплются ради ее приданого. Сделал предложение, потому что он ее друг.

И ради Фальконвелла. На дальнем конце Фальконвелла имеется небольшой участок земли, принадлежащий виконту Лэнгфорду. Однажды он перейдет к Томми, и, если они поженятся, он может прибавить Фальконвелл к нему.

— Ну конечно! — воскликнула Оливия. — Это все объясняет!

Он ей не сказал.

Пенелопа знала, что на самом деле Томми вовсе не прельщает женитьба на ней, но доказательство этого не стало приятным открытием. Она снова посмотрела на отца.

— Приданое. Оно обнародовано?

— Разумеется. Какой смысл утраивать ценность приданого дочери, если не открывать этого для публики?

Пенелопа поковыряла вилкой пюре из турнепса, мечтая оказаться где угодно, только не за этим столом, и в это время отец сказал:

— И нечего сидеть с таким несчастным видом. Благодари звезды за то, что в конце концов найдешь себе мужа. С Фальконвеллом в приданом ты можешь заполучить даже принца.

— Что-то я устала от принцев, отец.

— Пенелопа! Никто не устает от принцев! Это немыслимо! — воскликнула мать.

— А я бы не отказалась встретить принца, — вмешалась Оливия, задумчиво жуя. — Если Пенелопа не хочет Фальконвелл, я буду счастлива включить его в свое приданое.

Пенелопа перевела взгляд на младшую сестру.

— Да, думаю, ты бы не отказалась, Оливия. Но сомневаюсь, что тебе он потребуется.

У Оливии были такие же светлые волосы и светло-голубые глаза, как у Пенелопы, но она совсем не походила на сестру, а была ошеломительно красива — как раз из тех женщин, кому достаточно щелкнуть пальцами, чтобы все мужчины оказались у ее ног.

И что еще хуже, она об этом знача.

— Он нужен тебе. Особенно сейчас, — вполне прагматично заметил лорд Нидэм, вновь поворачиваясь к Пенни, — Когда-то ты была достаточно молодой, чтобы привлечь внимание приличного мужчины, но те времена давно в прошлом.

Пенелопе хотелось, чтобы хоть одна из сестер вмешалась в эту перебранку, чтобы заступиться за нее. Возразить отцу. Сказать, быть может: «Пенелопе это ни к чему. Непременно явится кто-нибудь чудесный и потеряет дар речи от любви к ней. Любви с первого взгляда. Наверняка».

— Как это вышло, что Фальконвелл теперь принадлежит маркизу Нидэму и Долби? — спросила Пенелопа.

— Это не должно тебя волновать.

— Однако волнует, — стояла на своем дочь. — Как ты его получил? А Майкл знает?

— Понятия не имею, — ответил маркиз, взяв бокал с вином. — Но полагаю, это только вопрос времени.

— Ни один человек из приличного общества много лет не видел маркиза Борна, — фыркнула мать.

С тех пор как он исчез после скандала. С тех пор как проиграл все отцу Томми.

Пенелопа покачала головой:

— А ты не попытался вернуть имение ему?

— Пенелопа! Что за неблагодарность! — воскликнула маркиза. — Фальконвелл, присоединенный к твоему приданому, — блестящий пример щедрости и великодушия твоего отца!

Пример желания отца избавиться наконец от причиняющей неудобства дочери.

— Я его не хочу.

Не успев произнести эти слова, она поняла, что лукавит. Конечно, она его хочет. Земли Фальконвелла такие роскошные, живые и полны воспоминаний о ее детстве.

Воспоминаний о Майкле.

Прошли годы с тех пор, как она видела его в последний раз. Когда он покинул Фальконвелл, она еще была ребенком, а когда связанный с ним скандал сделался предметом разговоров лондонских аристократов и слуг в Суррее, только-только начала выезжать. А теперь, если она о нем и слышала, то только отголоски сплетен более опытных женщин общества. Он жил в Лондоне и держал там игорный дом — однажды она услышала это во время разговора нескольких особенно болтливых женщин в дамском салоне, но не стала уточнять, где именно, инстинктивно ощущая, что леди не посещают тех мест, куда угодил Майкл после своего падения.