Даже сам офис, подумал Макс, выглядит ненатурально, словно театральная декорация, выдержанная в псевдовикторианском стиле. Обитая материей из конского волоса софа с грудой подушек и подушечек, старинный витой шнур звонка возле дверного проема, резной слоновый бивень на каминной полке… А этот стул в углу, заваленный книгами — скорее всего тоже не больше чем нарочитый атрибут обстановки в диккенсовском духе. Или горящие угли в камине — кому они нужны, когда на улице по меньшей мере двадцать градусов тепла.

Девон Кларк, звезда их салонного шоу, находилась, естественно, в самом центре сцены, восседая на круглом подлокотнике софы и болтая маленькими ножками, едва достающими до потертого персидского ковра на полу. Крошечная женщина, далеко за пятьдесят, чем-то напоминающая попугая — такой же заостренный нос клювиком, румяна на сморщенных щечках, ярко-зеленое платье и легкий голубой шарф на шее.

Напротив за массивным столом с резным орнаментом сидел ее адвокат, а вернее, пародия на адвоката: крупный лысеющий джентльмен, облаченный в жилетку с непременной золотой цепочкой и упирающийся подбородком в тугой стоячий воротничок.

Бут, чьи интересы представлял в Лондоне Макс, уполномочил его предложить бывшей жене до пятидесяти тысяч фунтов стерлингов, если она возьмет свой иск обратно и наконец отвяжется от него. Однако Девон Кларк, казалось, желала только одного: публично излить на голову бывшего мужа все свои эмоции. Уже несколько раз, варьируя набор проклятий из Книги Иова, она обрушивала свой гнев на Джонатана Бута, «это чудовище, исчадие ада, ввергшее бедную женщину в пучину страданий».

— …Хотите знать истинную причину, заставившую его создать свою так называемую книгу или, точнее, навозную кучу, каковой она на самом деле является? — патетически воскликнула Девон Кларк, закуривая очередную (чуть ли не сотую по счету) сигарету.

— Сомнительно, — совершенно невозмутимо отвечал Макс, — чтобы подобные рассуждения помогли нам решить то дело, ради которого мы все здесь собрались.

— Так вот, я вам скажу, — продолжала она, словно не слыша его реплики, — зачем это ему понадобилось. Из-за того, что я отказалась играть главную роль в его пьесе. Я ему прямо сказала, что думаю по поводу его произведения. Что это бред самовлюбленного драмодела. И к тому же скучнейший!

Макс прокашлялся. С него было вполне достаточно. Теперь настало время заняться так называемыми переговорами по существу, без всяких лирических отступлений.

— Мисс Кларк, — обратился он к ней, — и мой клиент, и я сам весьма сожалеем о тех неприятностях, которые принесла вам публикация книги. И Джонатан, хотите верьте, хотите нет, готов пойти на возмещение морального ущерба. Он считает, что в ваших же интересах, не говоря уже о его собственных…

— Моих интересах? — искусственно рассмеялась Девон. — Моих интересах? Прошу извинить меня, но это просто великолепно. Можно даже сказать бесценно! Подумать только! Какая трогательная забота с его стороны. Можно, я расскажу вам, как это чудовище, этот ваш, с позволения сказать, клиент, вел себя во время нашего медового месяца? Медового, черт бы его побрал! Мы проводили его на Майорке, и я была нездорова. О, этот ужасный кишечный вирус. А где, вы спросите, был он? Со своей страдающей молодой женой? Не тут-то было. И пяти минут не просидел рядом со мной! Болезнь, заявил он мне, как трагик, в тысячный раз играющий Гамлета, его, видите ли, угнетает. Будь он проклят со своей заботой!

Макс взглянул на Розу, тихонько сидящую в углу возле камина на каком-то колченогом антикварном стуле. Как раз в этот момент она встала с притворно застенчивым видом. Интересно, подумал он, что у нее на уме?

— Простите, что прерываю вас, — начала Роза, — но не могли бы вы, мисс Кларк, проводить меня в… дамский туалет? Дело в том, что здесь, в гостинице, как в лабиринте. Не найдешь ни входа, ни выхода. А я вообще плохо ориентируюсь и поэтому боюсь, что если начну странствовать по коридорам, то потеряюсь…

Макс с трудом удержался, чтобы не расхохотаться. Это Роза-то плохо ориентируется? Да она не потерялась бы и на Гималаях во время снежной бури! Единственная женщина, которая свободно разгуливала по огромному универмагу, ни разу не спросив, как пройти в ту или иную секцию, а тут боится, что может потеряться…

«И все-таки, что же у нее на уме?» — снова подумал Макс.

Когда обе женщины вернулись, выглядели они как настоящие заговорщики. Что, черт побери, там у них произошло? Даже невозмутимый Рэтбоун казался озадаченным.

И тут, без всяких предисловий, актриса повернулась к Максу и сказала:

— Вы как будто упоминали раньше о какой-то внесудебной договоренности? Что же, не исключено, что в данном случае Джонатан пошел по правильному пути. Вся эта история стоила нам обоим стольких нервов. Это страшное испытание, и незачем его продлевать. Я тоже за такое решение…

Макс встретился глазами с Розой: она смотрела на него с видом настоящего триумфатора.

— …И вообще, — жеманно улыбнулась мисс Кларк, — у меня начинается мигрень, и я предпочла бы, чтобы вы оба закончили это дело с Артуром, — она подарила своему адвокату очередную улыбку. — Артур, дорогой мой, пожалуйста, не занудствуй и не задерживай их тут слишком долго. Уже и так поздно. Они предлагают весьма щедрую сумму — и я согласна.

Легкое дуновение шифона, ароматная струя «Шанели № 5» — и видение Девон Кларк испарилось.

Макс, впавший в состояние эйфории, с трудом верил, однако, своему неожиданному счастью. Что же все-таки случилось?

Возвращаясь в гостиницу и сидя рядом с Розой на заднем сиденье такси, он не выдержал и спросил:

— Как вам…

— Очень даже просто, — перебила она. — Как только мы остались с ней наедине, я тут же сказала, что во всем с ней согласна. Да, все мужчины — скоты. А потом добавила, что, может быть, она понапрасну теряет время, занимаясь судебным преследованием Джонатана, когда лучший способ отомстить ему у нее, можно сказать, прямо перед носом.

— И какой это способ, позвольте узнать? — спросил Макс, заранее предвкушая удовольствие.

— Она могла бы, сказала я, написать автобиографию. Когда слушаешь все эти ее истории, то становится ясно: ей же просто не терпится рассказать о своей жизни всему свету, а особенно об этом злодее Буте. Словом, я подтолкнула ее в нужном направлении, а остальное было уже делом техники.

— Нет, вы просто потрясающи! Сами-то вы понимаете? — Макс сгорал от желания расцеловать ее.

И тут как-то само собой получилось, что он действительно стал целовать ее! И, превосходя самые смелые его фантазии, действительность подарила ему ответные поцелуи Розы. Он чувствовал нежные податливые губы, а ее прохладные мягкие руки обвивали его шею…

Но уже через минуту — даже, наверное, меньше — она отстранилась от него, тяжело дыша и смущенно посмеиваясь.

Фантазия уступила место трезвой реальности.

— О, Макс, — проговорила она, — я понимаю, что у вас на душе. Я тоже немного не в себе. Такой необычный день. Но давайте постараемся, чтобы он не стал чересчур необычным…

У Макса внутри что-то неприятно сжалось.

«Наверняка она думает: «Ну вот, еще один из этих женатиков — поехал в командировку и попутно ищет легких развлечений на стороне». О Господи!..»

Если бы все было так просто. Но разве он хотел этого, а не большего… гораздо большего? Не столь уж много в конце концов. Роза — вот кого он хотел. Так просто. И так недосягаемо сложно…

Чтобы можно было, протянув ночью руку, почувствовать ее рядом. Видеть ее за завтраком — не только сегодня, но и завтра. Видеть каждый Божий день.

Он представил себе Розу в ее стареньком махровом халате, волосы растрепаны после сна… вот она пьет кофе из кружки, на дубовом кухонном столе валяются крошки от тостов.

Тут ему вспомнился отец на Эджморском пляже — в мешковатых синих купальных плавках он напоминал вареную картошку. При этом он еще пялился на хорошеньких девочек, дефилировавших мимо них в своих бикини. Мать притворялась, что ревнует и колотила его пластмассовым флаконом с жидкостью для загара.

«Нет большего дурака, чем старый дурак», — дразнила она мужа в шутку, как будто сама мысль о старом Норме Гриффине в его мешковатых плавках в обществе одной из этих девиц была такой уж смешной.

«Да, нет большего дурака, чем старый дурак. Так мама и сказала бы сейчас про него самого. Знай она, как я хочу Розу, она бы попросту рассмеялась. И была бы права», — решил Макс.

Теперь он уже не был пай-мальчиком, гордостью семейства Гриффинов, гарвардским стипендиатом, способным юристом — славой адвокатской корпорации, сумевшим стать старшим партнером в фирме за каких-то десять лет. Теперь он всего лишь Макс Гриффин, мужчина средних лет, балдеющий, как когда-то его отец, при виде красивой девочки и пялящий на нее глаза. Одним словом, старый дурак!

Чтобы спасти свою гордость, он как можно безразличнее произнес:

— Не беспокойтесь… — при этом его рука оставалась лежать у нее на плече, словно он попросту забыл об этом пустяке. — Вы, конечно, чертовски красивая молодая женщина, но вы слишком мне нравитесь, чтобы я решился испортить наши отношения.

Он увидел, какое облегчение почувствовала Роза при этих словах. Она засмеялась и, откинув голову, проговорила:

— О, Макс! До чего же я тебя люблю.

Господи Иисусе… как он мечтал услышать от нее именно это! Тысячу раз он представлял себе, как она признается ему, что любит его. Но разве такого признания он ждал? Небрежного, словно речь шла о любимом платье или каком-нибудь деликатесе.

Макс почувствовал, что ему нанесли удар под дых. Он отвернулся к окну. Мимо проплывала фешенебельная Стренд. Начинало накрапывать…

20

— Ну как я, ничего? Не слишком вырядилась? — спросила Роза, взбивая рукав.

Глупо, наверно, возиться столько времени со своим платьем. Но, с другой стороны, она ведь понятия не имела, что это будет за прием и в каких нарядах положено туда являться. Роза выступала сейчас в роли Золушки, но у той, по крайней мере, была фея с волшебной палочкой, а ей приходится действовать фактически вслепую.

— Да не волнуйся ты, — постарался успокоить ее Макс. — Платье у тебя замечательное. Да и вообще сегодня вечером, бьюсь об заклад, никто не сможет с тобой сравниться. Ты будешь самой шикарной!

Роза поглядела на Макса. Сидит себе как ни в чем не бывало на темно-оранжевом диване перед камином (Боже, у нее в спальне мраморный камин! Ну разве к такому можно привыкнуть?), и смокинг выглядит на нем так, словно это его обычный костюм. А собственно говоря, почему бы и нет? И сам Лондон, и «Савой», и окружающая роскошь — это его стихия, где он чувствует себя как рыба в воде. Взгляд Розы обежал комнату, выдержанную в приглушенных розовых, кремовых и голубых тонах: хрупкие, на изогнутых ножках французские столики и стулья, огромная кровать, застеленная розоватым стеганым покрывалом, выглядящим как старинный бархат. Да, снова подумала Роза, это его мир. Только вот есть ли в нем место и для нее?

«Господи, неужели он не понимает, что меня тревожит именно это?» — почти простонала она. Ведь меньше всего ей хочется, чтобы на приеме люди пялили на нее глаза. Она предпочла бы, чтобы на нее просто не обращали внимания. Руперт Эверест, издатель книги воспоминаний Джонатана Бута, был в дальнем родстве с королевской семьей. Как-то она читала репортаж в «Тайм» об одном его приеме. Ей запомнилось, как Джеггер пил шампанское из туфельки Джули Кристи. Ну как может она себя чувствовать среди такой публики?

Роза подошла к двери в ванную, где можно было увидеть свое отражение в полный рост. Момент истины неотвратимо приближался.

Она замерла перед зеркалом — ни одного поворота вправо или влево. Ее даже не особенно волновало, как выглядит ее подол сзади. Из зеркала на нее смотрела совсем незнакомая, чужая женщина. Подлинная Роза Сантини все еще оставалась угловатой девчонкой из дома на углу авеню Кэй и Оушн. В синей с белым школьной форме и ботинках со шнурками. А эта высокая, элегантная, изысканная леди на тонких каблучках, со взбитыми волосами, перехваченными сверкающими черепаховыми гребнями… была… была… настоящей… да-да, красавицей.

Днем Макс сводил ее в универмаг «Либерти» на Риджент-стрит в центре Лондона. Стены, отделанные толстенными дубовыми панелями, перила с искусной резьбой, антикварные кресла и кушетки в чехлах павлиньей расцветки, ставшей модной благодаря «Либерти», сказал Макс. У Розы было такое чувство, будто она умерла и попала в рай для покупателей. Очарованная, она не удержалась и приобрела чудесный плащ с кашемировым, в тон, шарфом… и вот это платье.