Телефон завибрировал в кармане, и, как это было последние три дня, я надеялся увидеть имя Сорайи на экране. Но, конечно же, это была не она. Сорайя ушла. Я выпил залпом остатки из бокала и ответил:

— Женевьева.

— Грэхем. Что происходит? Где ты был?

— Я был занят.

— Хлоя начинает задавать вопросы. Ты отменял встречи с ней два вечера подряд. Она очень уязвима сейчас после смерти Лиама и нуждается в постоянстве. Ей нужен ты, Грэхем. Каким-то образом, она уже привязалась к тебе.

Я закрыл глаза. Последнее, что я хотел, это подвести Хлою. Я отменял встречи, так как не хотел, чтобы она видела меня таким — несчастным и злым. Но я ее отец. Ради дочери мне нужно вытащить голову из задницы.

— Мне жаль. Этого больше не повторится.

— Что с тобой происходит?

— Тебя это не касается.

— Что-то с этой твоей девушкой?

Я проигнорировал ее вопрос.

— Может, я зайду на завтрак утром и затем отвезу Хлою в школу?

— Хорошо. — Она ненадолго замолчала. — Не только Хлоя скучает по тебе, Грэхем. Мне нравится, когда ты рядом.

— Увидимся завтра в семь утра, Женевьева.

Повесив трубку, я поставил пустой стакан на комод. Там все еще лежала куча газет, которую принесла Ава. The City Post — газета, в которой ежедневно печаталась колонка «Спросите Иду». Я взял одну сверху и уставился на нее. Не доверяя себе, я специально старался не находиться рядом с этой газетой, потому что мог броситься читать колонку в поисках написанных Сорайей слов. Я не хотел читать, как она дает совет какой-нибудь бедной овечке о любви и изменах. Блядь, ни за что. Бросив газету к остальным, я решил на сегодня закончить дела и идти домой.

* * *

— Мамочка сказала, что ты любишь блинчики с бананами.

Мы с Хлоей сидели за обеденным столом, заканчивая завтрак и допивая клубничное молоко. Женевьева поднялась наверх, чтобы одеться на работу.

— Да. И с шоколадной крошкой. Когда я был твоего возраста, моя бабушка обычно делала блинчики с бананом и шоколадной крошкой. — Я наклонился к дочери и прошептал: — Хочешь узнать секрет?

Она быстро закивала.

— Иногда она все еще делает их для меня. И они даже лучше, чем у твоей мамы.

Хлоя от души рассмеялась. Этот звук для меня был лучшим лекарством в мире. Ничто не могло помешать мне улыбнуться, когда я услышал его. Я держался подальше от дочки, чтобы защитить ее от своих чувств, беспокоился, что мое плохое настроение заразно. Хотя вышло совсем наоборот. Естественная способность Хлои быть беспечной была заразной. Эта маленькая драгоценная девочка совсем недавно потеряла мужчину, которого любила, как отца, но все равно улыбалась. Если она могла, значит, и я смогу. Моя дочь вдохновляла.

Я потянулся и обхватил ладонью ее щеку.

— Я скучал по тебе, солнышко.

— Ты не приходил ко мне несколько дней.

— Я знаю. Прости. Я задержался из-за кое-чего. Но это больше не повторится.

— А мы можем как-нибудь сходить к твоей бабушке на завтрак?

Она не только вдохновляла, но также была полна хороших идей.

— Ей бы это понравилось. Я рассказал ей о тебе, и она не может дождаться встречи с тобой.

— А Сорайя может тоже пойти?

В груди больно сдавило лишь от упоминания ее имени. Я все еще мог представить нас вчетвером. Себя и трех самых важных женщин в моей жизни. Мою дочь, бабулю и женщину, которую я люблю. Об этом еще рано было говорить, но я не собирался врать своей дочери.

— Мне жаль, Хлоя. Она не сможет пойти с нами. Но, может, мы с тобой пойдем вместе в эти выходные?

Женевьева зашла в столовую именно в этот момент.

— Ты злишься на Сорайю?

Мой взгляд на мгновенье встретился со взглядом Женевьевы, а затем я ответил:

— Иногда у взрослых не все получается, и они перестают видеть друг друга.

— Почему у вас с Сорайей ничего не получилось? Мне она нравилась.

Я сделал глубокий вдох.

— Мне тоже. — Посмотрев на часы, я сменил тему: — Ты опоздаешь, если мы не поедем прямо сейчас. Я подумал, что подвезу тебя сегодня до школы, ты не против?

Хлоя побежала собирать вещи, пока мы с Женевьевой убирали остатки посуды со стола.

— Ты придешь на ужин сегодня? Я сделаю цыпленка с пармезаном — еще одно твое любимое блюдо.

Скорее всего, что Женевьева попытается обсудить то, что подслушала о нас с Сорайей. Для меня стало облегчением, что она, кажется, двигалась дальше. Может, у нас с Женевьевой получится это совместное выполнение родительских обязанностей лучше, чем я предполагал.

— Это было бы хорошо. Спасибо.

* * *

Когда я пришел, Женевьева нарядилась в очень обтягивающее синее платье, демонстрирующее всю ее фигуру. Она всегда была красивой женщиной, но, казалось, материнство немного добавило округлости, делая ее более фигуристой. Я вручил ей бутылку ее любимого мерло, которое выбрал по пути сюда. Она кормила меня в течение нескольких недель, и это было меньшее, что я мог сделать, чтобы не прийти с пустыми руками.

— Ты куда-то уходишь сегодня?

— Нет. Я не собиралась. Почему ты спрашиваешь?

— Ты выглядишь… мило.

Она улыбнулась.

— Спасибо тебе.

— Пожалуйста.

— Мне нужно помешать пасту. Может, пойдешь на кухню и откроешь нам вино?

Женевьева достала два бокала из шкафчика, и я открыл бутылку, когда она отошла к плите.

— Хлоя наверху?

— На самом деле, она еще не дома. Ее лучшая подружка, Эмили, пригласила ее поиграть. Мама Эмили позвонила недавно и спросила, может ли она остаться на ужин. Я надеюсь, ты не против. В последнее время мне трудно ей в чем-нибудь отказывать. После того как Лиам переехал в прошлом году, она не отходила от меня. Потом, после его смерти, она не хотела играть со своими друзьями. Я подумала, это обнадеживающе, что она захотела поужинать у Эмили, поэтому разрешила ей остаться. Я уверена, она вернется к тому времени, как мы закончим.

Я ненавидел мысль о том, что Хлоя не хотела играть с друзьями. Когда моя мама была больна, я прошел через подобное. Теперь, спустя время, я понимаю, что просто боялся оставить ее. Если я куда-то шел, боялся, что за время моего отсутствия что-то могло случиться или измениться. Женевьева принимала правильные решения для Хлои.

— Ты хорошая мать.

Она удивилась моему комплименту.

— Спасибо, Грэхем. Это много значит для меня, что ты так думаешь.

За ужином мы говорили преимущественно о работе. Я забыл, как легко было с ней говорить. У нас не было нормального разговора уже несколько лет. После еды я налил нам по второму бокалу вина.

— Оно приятное, — сказала Женевьева.

Я кивнул.

— Можно я кое-что спрошу?

— Если я скажу «нет», тебя это остановит?

Она улыбнулась.

— Скорее всего, нет. Что случилось между тобой и Сорайей?

— Я не хочу об этом говорить.

— Понимаю.

В моей голове было столько вопросов без ответов. Может, наконец, пришло время получить какие-нибудь ответы.

— Могу я задать личный вопрос?

Она приподняла брови.

— Что угодно.

— Ты уверена?

— Давай, для начала я налью нам что-нибудь покрепче. — Я допил свой второй бокал вина, когда Женевьева ушла на кухню и вернулась с двумя бокалами коньяка. — Почему бы нам не сесть в гостиной?

Женевьева сняла свои туфли, затем села рядом со мной на диване. Мы оба молчали, попивая свои напитки. Я смотрел на пол, когда заговорил:

— Что заставило тебя связаться с Лиамом? — Это был вопрос, размышляя над которым, я потратил год. Последние события, очевидно, поставили его вновь на первое место в моих мыслях.

Она громко выдохнула.

— Я задавала себе этот вопрос миллион раз. Ответ не так прост. Я была эгоисткой. Мне нравилось внимание Лиама. Ты был так занят и погружен в развитие своего бизнеса, и мне казалось, что мной пренебрегли. Это не значит, что в этом твоя вина. Потому что это не так. Я просто хотела быть центром твоего мира, причиной, по которой ты вставал с постели каждое утро. Не пойми меня неправильно, мы подходили друг другу во многом. У нас была работа, секс был как минимум впечатляющим. Но я никогда не чувствовала, что была любовью твоей жизни. Лиам дал мне почувствовать себя такой. Проблема в том, что, когда мы расстались, и я ушла к Лиаму, я поняла, что для меня он не был причиной, по которой я вставала каждое утро. Этой причиной был ты.

Я взглянул на Женевьеву. Четыре года назад я бы не смог понять, о чем она говорит. Я думал, что она была любовью всей моей жизни. До тех пор, пока не встретил Сорайю. Я с трудом заставлял себя встать с постели последние дни, потому что в моей жизни ее больше не было.

Я кивнул.

— Спасибо, что честно ответила.

— Это меньшее, что я могу сделать.

Я выпил залпом остатки коньяка и встал.

— Думаю, мне нужно еще. Тебе налить?

— Нет, спасибо.

После следующего бокала я почувствовал себя еще более расслабленным. Мы с Женевьевой перешли к более легким темам, и я удобно устроился на диване в ожидании дочери.

— Грэхем? — Ее тон изменился, она колебалась, пока я не посмотрел ей в глаза. — Прости. Я знаю, что говорила раньше, но я хочу, чтобы ты знал: я говорю это от чистого сердца. Я ненавижу то, что причинила тебе боль, и мне бы хотелось все переиграть и изменить свои эгоистичные решения.

— Спасибо.

— Я повзрослела с тех пор. Многое переосмыслила, когда у меня появился ребенок. Мне больше не нужно быть центром чьей-то вселенной, потому что она — моя вселенная.

— Я могу это понять.

Когда час спустя я встал и пошел в ванную, весь выпитый алкоголь ударил мне в голову. Я немного выпил в офисе, прежде чем уйти, два бокала вина за ужином и четыре коньяка. Я никогда не наслаждался опьянением, но сегодня оно ощущалось хорошо. Мои плечи расслабились, и гнев, копившийся во мне, казалось, немного рассеялся.

Облегчившись, я пошел пополнить свой пустующий бокал, потом, спотыкаясь, вернулся обратно в гостиную. Женевьевы там не было. Вокруг было тихо. Я выпил половину бокала и закрыл глаза, прислонившись спиной к дивану. Наверное, я заснул на несколько минут, прежде чем голос Женевьевы меня разбудил.

— Хлоя только что звонила, пока я переодевалась наверху, и спросила, может ли она остаться с ночевкой у Эмили. Она была так рада. Я не смогла отказать ей. Надеюсь, ты не расстроишься, что я не спросила у тебя.

— Если она счастлива, я счастлив. Уже поздно. Мне все равно пора уходить. — Я встал с дивана и немного покачнулся.

— Почему бы тебе не выпить кофе для начала. Потом ты сможешь позвонить водителю или вызвать такси, вместо того чтобы ехать на поезде.

— Это, возможно, хорошая идея. — Диван был таким уютным, я плюхнулся обратно и закрыл глаза. Это было последним, что я помнил, до того как голос Женевьевы разбудил меня через несколько часов посреди ночи.

— Грэхем?

— Мхм?

— Ты заснул.

— Черт. — Я потер лицо ладонями. — Прости. Я сейчас уйду.

Я был накрыт одеялом, в комнате было темно, лишь в коридоре горел свет, освещая комнату достаточно, чтобы увидеть Женевьеву передо мной. На ней был длинный шелковый халат, завязанный на талии.

— Я бы хотела, чтобы ты остался. Но… — Она развязала халат и распахнула его. Затем нерешительно потянулась, и гладкая ткань соскользнула с ее плеч. Халат лег лужицей у ее ног, пока она стояла передо мной полностью обнаженная. — Я разбудила тебя в надежде, что ты поднимешься наверх, в кровать, вместо того чтобы остаться на диване.

Глава 30

Сорайя


Я проснулась в поту из-за кошмара. Хотя я не могла четко его вспомнить, в нем были голые Грэхем и Женевьева. Это было настолько неприятно, что я больше не смогла заснуть.

Какая-то машина проехала мимо и осветила комнату огнями фар, пока я сидела в темноте. У меня было все то же ужасное чувство сомнения, которое появлялось почти каждую ночь с того происшествия с Грэхемом и Марко.

Правильно ли я поступила?

Что, если он не вернулся к Женевьеве?

Что, если все зря?

Такие мысли крутились у меня в голове. Также я постоянно думала о том, где он был и что делал, в частности, что он делал с ней. Он ушел от меня с такой болью… и я нисколько не удивлюсь, если Женевьева воспользовалась этой возможностью в ту же секунду, как узнала о нашей ситуации.

Его последние слова все еще преследовали меня.

— Посмотри на меня.