– Ладно, – быстро ответила Джо, и я, глубоко вдохнув, открыла дверь сарая.

Мама и папа сидели внутри на двух стульях у гончарного столика. Это был самый большой сарай на участках, но он все же не был рассчитан на нас пятерых, с учетом еще и сложенных в углу ульев. Когда Келли втиснулась следом за мной, мама вскрикнула, словно увидев призрака, и ее глаза расширились так, что я испугалась, не случится ли у нее инфаркт.

Пропитанный земляным запахом воздух звенел от напряжения. Потом мама вытянула вперед руки, а Келли громко всхлипнула и бросилась в ее объятия. Папа нависал над ними ровно секунду, а потом обнял их обеих, и все трое громко зарыдали.

Я слышала, как мама всхлипывает: «Келли, моя Келли, моя малышка», папа похлопывает их обеих по плечам, а Келли пищит: «Простите, простите, простите».

Меня для них словно не существовало.

Ошеломленная, я посмотрела на Джо. Она смущенно пожала плечами, но так, словно ничего другого и не ожидала.

Мне стыдно в этом признаваться, но меня затопила волна ярости. Это ведь я поддерживала маму и папу все минувшие восемь лет! Это я испортила чудесные отношения с лучшим в мире мужчиной! Вся боль, весь стыд последних недель вскипели во мне и ударили по самой подходящей слабой точке: Келли.

– Эй! – яростно завопила я. – Она ломает вам жизни, а вы принимаете ее, как блудную дочь? А как насчет того, чтобы сказать: «Эми, ты в порядке? Я слышал, ты только что разорвала помолвку?»

Келли все так же прижималась к маминой груди, но родители обернулись на меня. Мама покраснела, и ее лицо сморщилось от чувства вины. Папа протянул мне руку и улыбнулся. Я уже забыла, когда видела его таким счастливым. Как он может быть таким счастливым? У меня разбито сердце!

– Иди сюда, милая, – сказал он. – Здесь хватит места и для тебя.

Но этого было мало. Во мне проснулась очень злая шестнадцатилетняя я, полная решимости вырваться на свободу после долгого угнетения.

– Нет! Сначала я хочу, чтобы она извинилась. Я хочу, чтобы она объяснила нам, где она была последние восемь лет и почему не интересовалась никем, кроме себя. До тех пор, пока не пришла пора спасать свою шкуру.

Келли подняла мокрое от слез лицо и злобно уставилась на меня.

– Это несправедливо. Я присматривала за тобой все то время, пока была в Лондоне. – Высокомерному тону мешали икота и всхлипы, поэтому она указала на Джо, словно объясняя. – Как думаешь, почему она так долго работает в моем доме? Неужели кому-то могут понадобиться три душевых?

– Что?

– Это был мой единственный способ поддерживать связь. Джо несколько лет назад была проект-менеджером у моего друга и упомянула о молодой садовнице из Йоркшира, которая ищет работу. Я сложила два и два, наняла Джо и – бинго! – Она вытерла глаза, размазывая щедрый макияж. – Очень сложно было иногда выслушивать о том, как вам весело, – заныла она. – О ваших вечеринках, об интересных людях в вашем доме. Ты всегда приземлялась на ноги, Эми.

– А я все гадала, почему она заставляет друзей нанимать вас с Тедом, – сказала Джо. – В смысле, вы хороши, но при этом странно, что она не хотела нанять вас для работы с ее собственным садом. – Она вздохнула. – Я-то думала, что из-за меня. Но не важно.

Если она пыталась поднять нам настроение, то попытка не удалась.

– К делу, Келли. – рявкнула я. – Я всегда приземляюсь на ноги? Да ну? Ты не пропустила, случайно, ту часть, в которой я три года пыхтела в колледже, чтобы получить диплом? А затем копалась в садах, пока ногти не почернели, чтобы начать свое дело?

Келли надменно сморщилась. Теперь она выглядела совсем не такой холеной.

– Но ты была умной. Тебе это было легко, тебя не отвлекало общение с друзьями!

– Меня не отвлекало общение с друзьями, потому что ты сделала меня полным изгоем! – взревела я.

Мама и папа следили за перепалкой, как болельщики уимблдонского теннисного матча.

– Ты всегда была заученной, – отмахнулась Келли. – Да, я завалила выпускные экзамены, смиритесь. Вот почему мне так хотелось верить во все, что Крис рассказывал про инвестиции. Я хотела сделать хоть что-то, чтобы мама и папа могли мной гордиться, вместо того чтобы постоянно напоминать о том, как усердно ты делаешь домашние задания.

– О, Келли! – сказала мама, но папа сурово нахмурился.

– А потом, когда я поняла, как сглупила, я подумала, что лучше всего уехать. Я не хотела, чтобы мне каждый день рассказывали о том, как я снова все испортила. – Келли вытерла нос тыльной стороной ладони. – У меня были большие планы: уехать, найти отличную работу, а потом вернуться и показать вам, что я не такое разочарование, как вы думали.

– Но посмотри на себя, дорогая! – Мама погладила затянутый кашемиром и отполированный в спортзале бицепс. – Такая чудесная одежда с такой красивой сумочкой! Совершенно ясно, что ты со всем справилась.

Келли открыла было рот, чтобы соврать, но заметила наши с Джо взгляды.

– Это не совсем мои деньги, мам, – призналась она. – Я вышла замуж за парня, который чуть старше меня…

О, вот и началась откровенность.

– …но у нас не сложилось, и, гм, Грег выделил мне щедрое содержание, когда мы расстались. Я собиралась потратить эти деньги на образование, – быстро добавила она для папы, – а потом встретила Гарри, и он захотел, чтобы я осталась в Лондоне, и сделал мне предложение…

– Ты тоже выходишь замуж! – Мамино лицо просияло, но радость так же быстро исчезла, когда Келли добавила: «После того, как он разведется».

– О! – сказала мама. А папа ничего не сказал.

Келли опустила глаза.

– Правда, я не знаю, что будет теперь. Меня начали преследовать журналисты, и если я не выдам им историю, они могут докопаться до Криса… Не думаю, что Гарри захочет жениться на ком-то с преступным прошлым.

– Он работает в полиции, – помогла информацией Джо.

– Господи, – выдохнул папа. – Ну и пара.

Тишина опустилась на сарай, как оседающая вокруг нас пыль. (Метафорическая. У папы в сарае было очень чисто.)

Чуть погодя Келли протянула мне руку. Я не собиралась ее пожимать, но все на меня смотрели, так что пришлось.

– Эми, я правда сожалею о том, что тебе довелось из-за меня пережить, – сказала она робким тоном, которого я никогда еще от нее не слышала. – Я не хотела думать о том, что происходит дома, я просто сосредоточилась на будущем и на том, что все как-нибудь уладится. Я так радовалась за тебя, когда ты стала встречаться с Лео! Мне начало казаться, что чудо возможно и для меня, что случится что-то хорошее, и я смогу вернуться домой и не чувствовать себя дрянью. Честно, ты потрясающе выглядела в бальном платье от Зои Вайс. Я показала фото всем, кого знала, всем моим друзьям…

Мои глаза наполнились слезами. Джо говорила, что у Келли – Кэлли – практически нет друзей. И убеждала меня, что леди, с которыми Кэлли обедала, мирились с ее присутствием только потому, что Гарри был богат и она жила возле «Хэрродс»[67].

– Хочешь, я поговорю с Лео? – Голос Келли звучал с жалобной страстью. – Я все ему расскажу, и он поймет, что ты ни в чем не виновата. Я могу дать интервью или что-то вроде того. Все что угодно.

– Вообще-то, – пробормотала Джо, – это не такая уж плохая идея.

Мама с папой в ужасе на нее уставились.

– Нет, серьезно, – продолжила она. – История всплывет так или иначе, лучше нам ее контролировать.

– Но у Лизы пресс-агент хуже ротвейлера, – сказала я. – И все равно они напечатали…

Я не хотела упоминать при маме «принцессу Кита-я».

– Но если мы обратимся к ним напрямую, с Келли и нашим журналистом, и добавим эксклюзивных фотографий…

Забрезжил свет.

– Ты об одной из тех девушек, которые освещали твое шоу?

Она кивнула.

– Все любят кающихся грешников и королевские свадьбы. А представь себе два в одном!

Вот только свадьбы не будет.

Чем больше времени я проводила дома, тем более далеким казался мне мир Лео. Пресс-агенты. Бальные платья, которые стоят дороже, чем автомобили. Да бога ради! Это была не моя жизнь. Это была жизнь Амелии. Амелии, выдуманной принцессы.

Я почувствовала, как дрожит нижняя губа, несмотря на попытки держаться изо всех оставшихся сил.

Папа протянул ко мне руки, и до меня донесся знакомый слабый запах, вернувший меня в то беззвучное лето, которое мы провели, копаясь в огороде. Стиральный порошок и немного честного пота, запах человека, который двадцать пять лет надевал на работу костюм, а потом все дни проводил без рубашки, опираясь лишь на лопату и остатки гордости. Сердце рванулось к нему, как у маленькой девочки, которая, спотыкаясь, бежала к папе по заросшей маргаритками лужайке.

– Пусть даже больше ничего не выйдет, – сказал он, и в его серых глазах сверкнули совсем не свойственные йоркширским мужчинам слезы, – но ты воссоединила нашу семью, Эми. И это самый чудесный подарок, который ты только могла сделать маме и мне.

– Перестань, – сказала я, но миг спустя оказалась в его объятиях, уткнувшись в мамину пышную грудь, и даже Келли – от которой до сих пор пахло «Радостью» от Жана Пату, ничего, чтоб ее, не изменилось, – сжимала меня так, словно мы оказались посреди шторма и сарай вот-вот разнесет на части.

Странно было чувствовать себя счастливой, когда мое сердце разрывалось на кусочки, но я была счастлива. Где-то далеко большие часы начали отматывать время назад, медленно, по секунде.

Глава тридцать четвертая

Мы с Джо клялись, что не будем смотреть в интернете трансляцию коронации Бориса, но, ясное дело, смотрели.

– Лучше знать, – сказала она, когда мы устроились за ноутбуком с последней огромной бутылкой шампанского из тех, что прислал тогда Рольф, и рыбным пирогом, который любезно приготовила для нас миссис Мейнверинг.

Миссис Мейнверинг была в долгу перед нами, если можно так выразиться.

Она прогнала особо настойчивого папарацци своей сумочкой, а у конкурирующего с ним издания не хватало новости дня, так что ей заплатили две тысячи фунтов за рассказ об «ужасе папарацци». Дикон на заднем плане казался подозрительно похожим на молодого любовника.

В день коронации фотографы даже не пытались прятаться в кустах, потому что, конечно же, я должна была до сих пор поддерживать неизвестного больного члена семьи, а они отчаянно хотели застать меня без болезней и не в Йоркшире. Но хотя бы мама с папой были в безопасности. Они находились в Шотландии, в глуши, в охотничьем домике-отеле, принадлежащем подруге матери Джо. Келли должна была присоединиться к ним вместе со Сьюки, писательницей, как только закончит вводить полисмена Гарри в курс дела.

– Правило такое: мы смотрим коронацию, но без звука. – Джо передала мне бокал и отпила из своего. – Не хочу знать, о чем они говорят.

– И не будешь, это же итальянский, – сказала я, когда трансляция новостей из Нироны ожила на экране.

Остров был довольно маленьким, но, похоже, все его обитатели явились взглянуть на пышное зрелище. Ликующие толпы выстроились вдоль узких мощеных улочек вокруг собора, а камеры переключались с одного знаменитого лица на другое, пока они поочередно прибывали к готическому собору. Я узнала нескольких моделей, подруг Лизы, и двух принцев, и некоторых премьер-министров, и… Черт, это же первая леди Америки, верно? А еще Элтон Джон. Элтон Джон никогда не пропускал королевских праздников.

– Там полно знаменитостей, – удивилась я.

– Ага. – Джо подняла взгляд от телефона. – Ты, похоже, последняя поняла, что Вольфсбурги – знатное семейство.

– Возможно.

Я искала глазами Лео, но его нигде не было видно. Зато я заметила Жизель, Нину, помощницу Лизы, в безумной зеленой шляпе, похожей на инопланетную сковородку. Странно было видеть знакомые лица вот так, по телевидению. В параллельной вселенной я была бы там, рядом с ними. Интересно, что бы я надела.

Что-нибудь мерзкое, если бы это зависело от Софии.

– О, посмотри на шляпку Софии, – сказала Джо. – Выглядит так, словно она застряла головой в потолочной панели и оторвалась вместе с ней.

– Не читай твиттер! – Я попыталась выхватить у нее телефон. – Я не хочу знать, что они говорят о…

Я замерла, поскольку на экране появились субтитры. Я не говорила по-итальянски, но слова «fuggitiva»[68] и «principessa»[69] опознавались слишком просто.

– По крайней мере, им не наплевать, – сказала Джо с притворно грустным видом.

Камера развернулась к параду запряженных лошадьми карет и машин, внезапно выхватив выходящего из «даймлера» Лео.

Мое сердце при виде него вдруг расширилось в груди. Он был таким красивым. В нем явственно сказывалась сумма генов супермодели и принца: широкие плечи, обаятельная улыбка, величественный жест в сторону толпы. За ним вышел Рольф, чуть более расхлябанный, но даже он вел себя прилично. Волосы у него стали короче, костюм был не таким кричащим.