Юлия Резник - Семь

— Нет-нет! Маленькая… Ты же… ты самый светлый человек, которого я знал, самый добрый. Смешная… сострадающая, сильная! Ты такая сильная, Нана. Я восхищаюсь тобой… Всегда восхищаюсь.

— Мне бы хотелось тебя поддержать в борьбе…

— Борьбе?

— Да… Грядет великая битва. Да ты и сам понимаешь это… Пришло время перемен. Время суда… Мне бы хотелось быть рядом в этот момент. Быть твоей опорой…

— Ты будешь!

— Ты не станешь злиться, если я попрошу?

— О чем?

— Сначала скажи, что ты не станешь злиться… — я настаивала на своем, и потихоньку сползала на подушку. У меня не было сил даже сидеть.

— Не позволяй болезни меня уничтожить… Если ты увидишь, что меня больше нет… Если ты осознаешь, что мое место занял кто-то другой… Позволь мне уйти.

— Нет, Нана!

— Я хочу это сделать достойно… Потом ты меня поймешь, я уверена. Не позволяй злобе и ненависти захватить мой разум. Я чувствую, что это началось… Времени почти не осталось. Обещай мне, Яков… Пожалуйста, обещай!

Яков

«Обещай мне, Яков… Пожалуйста, обещай!» — Слова Наны пульсировали в моей голове. Жгли душу. Понимала ли она, о чем просит? Понимала ли она…

— Яков…

Дьявол забери! Как же они достали… Как же дико они достали…

— Что, Анна? Почему ты все еще здесь?

— Из-за мальчишки, конечно! Послушай… Этот сучонок сбежал, но я абсолютно точно уверена, что разгадка всего происходящего у него в руках! Ты ведь можешь поймать эту мелочь? У тебя ведь есть доступ к его данным?!

— Конечно. Только… объясни, почему ты считаешь, что он нам сможет помочь? Он как-то причастен к делу исчезнувших Избранных?

— К делу Избранных? Послушай, это несколько другое…

— Другое… — повторил я. — Неужели ты не понимаешь, что мне сейчас нет дела до чужих проблем?

— Но как же? Это ведь важно, Яков… Послушай, приемный отец Матвея долгое время трудился на правительство Конфедерации, — Анна наклонилась ближе ко мне и тайком огляделась по сторонам. Ну, вот. Паранойя Мата оказалась заразной.

— Мне это известно. И что? — устало поинтересовался я.

— Здесь не место для подобного разговора…

Я пожал плечами:

— Тогда я тебя подброшу до дома. Там и поговорим.

Молча мы спустились в подземный паркинг, молча устроились в кресле и пристегнулись.

— Выкладывай…

— Ты уверен в своей системе безопасности? Тебя не пасут?

— Я отключу бортовой компьютер и поведу вручную. Выкладывай все, что тебе известно.

— Как я уже говорила, несколько лет своей жизни я посвятила вопросу изучения причин бесплодия людей, рожденных от доноров. Мне стало интересно, почему они стали Пустыми, в то время как Избранные, напротив, в полном объеме восстановили репродуктивную функцию. Объективных причин для этого не существовало. На тот момент и те, и другие жили примерно в одинаковых условиях. В схожей среде обитания, при одинаковом доступе ко всем благам цивилизации. Ты представить себе не можешь, сколько информации я перелопатила, сколько людей опросила, сколько научных трудов подняла. И знаешь, что меня насторожило практически сразу же? Этим вопросом задалась только я. Ученым, как оказалось, не до этого. Ни одной приличной научной работы за последние десять лет. Ни одной. Можешь в это поверить? Нет, под влиянием общественности гранды на соответствующие исследования раздаются направо и налево, вот только результат у них нулевой. Как будто кто-то делал все, чтобы ученые не докопались до истинных причин происходящего. Более-менее глобально этот вопрос изучался только в середине прошлого века, когда человечество впервые столкнулось с бесплодием настолько угрожающих масштабов. Тогда еще не было деления на Избранных и Пустых, и дети, зачатые от донора, рождались абсолютно здоровыми…

Анна замолчала и отвернулась к окну. Мимо пролетали огни мегаполиса, свет фонарей, освещающих автостраду, лизал темные стекла машины. Я не был уверен в том, что хочу услышать рассказ Анны. Что-то мне подсказывало, что ничего нового я не узнаю. Совсем недавно нечто похожее на меня вывалил Ной, и я до сих пор не понимал, что мне делать с полученной информацией. У меня не было доказательств… Я сидел в штабе и скрупулёзно перелопачивал всю доступную информацию, но… Не находил никаких зацепок. Ни одного факта, который бы доказывал наличие заговора.

— Это случилось ровно тридцать лет назад. За три года до моего рождения. Как будто кто-то выключил тумблер, или отдал команду… Это не похоже ни на одну известную генную мутацию. Ни на одну…

Интересно, если я скажу, что Свободные роют в том же направлении, она сильно удивится? Что… если… я… ей… скажу?

— Анна… Я понял. Ты считаешь, что все неспроста. Ты кого-нибудь подозреваешь? И, если да, то в чем?

— Совершенно определенно в этом замешаны Президент, верховный главнокомандующий, ряд министров и руководство крупных фармакологических корпораций. Частично вовлечены все Избранные. Бесплодные Избранные — так точно. Не думаю, что они осознают масштабы проблемы, просто не хотят лишаться своего статуса, и поэтому тайком обращаются к донорам, тем самым поддерживая идею собственной исключительности.

— К донорам тайком не обратишься, — парировал я, — этот процесс находится под контролем Министерства здравоохранения Конфедерации, все обращения фиксируются. К тому же я так и не понял, в чем ты их обвиняешь?

Анна рассмеялась. Однако веселья в ее смехе не было. Только горечь. Горечь, и что-то еще… Я не мог разобрать, что.

— Не слишком ли вы наивны, генерал? Мы говорим о геноциде, масштабов которого человечество еще даже не осознало. Ты думаешь, его вершители не нашли способ обмануть систему? Думаешь, криобанки взрывают Свободные?

— Кто же, если не они?

— Те, кому нужно замести следы незаконного использования отданного на хранение биоматериала.

— Руководству криобанков?

— Да. Я долго над этим думала, и вывод напрашивается сам собой. Впрочем, доказательств у меня нет.

Я кивнул головой. Скорее всего, в этом вопросе Анна ошибалась. Я лично поймал Ноя на горячем. Совершенно определенно, за взрывами криобанков стояли Свободные. Ной этого не отрицал…

— Почему ты решила, что приемный отец Мата знал что-то?

— Я брала у него интервью. Поначалу он был не слишком разговорчивым и пуганым… Примерно так же себя вел и Мат. Наш разговор проходил вполне себе прозаично. Ничего нового я для себя не узнала, хотя собеседником он был неплохим. Рассказывал интересно. Но потом… Потом что-то случилось. Грег позвонил мне ночью… Его голос был очень взволнованным, мужчина сказал, что у него есть важные документы, способные разоблачить многих влиятельных людей. Мы назначили встречу, но он не пришел… А потом в новостях мелькнула информация, что Грег умер.

Я задумчиво потер бровь:

— Думаешь, его убрали?

— Не сомневаюсь, — хмыкнула Анна.

— Какого рода информацией он мог обладать?

— Грег был ученым с мировым именем. Думаю, он каким-то образом докопался до истины. Не знаю, как… Возможно, ему что-то стало известно в процессе других исследований. Ты ведь в курсе, так бывает, ищешь одно — находишь совершенно другое. Как Колумб, который искал путь в Индию, а открыл Америку…

— Допустим… Только с чего ты взяла, что Мат в курсе происходящего?

— Да он же пуганый! Ты сам видел… Парень собственной тени боится…

— Это не доказательство, — справедливо заметил я.

— Возможно… — отвернулась к окну Анна, — черт! Мы были так близко… Так близко! Твою ж мать… И это еще Ной не в курсе событий!

— А ему что? Сейчас Ноя волнует исключительно Кайя…

— Но это ведь звенья одной цепи, Яков! Как ты не понимаешь?! Не искалечь нас правительство, никому бы и в голову не пришло похищать женщин только лишь для того, чтобы превратить их в поставщиков яйцеклеток! Не решив одной проблемы, мы не сможем решить другую! И Ной может головой о стены биться, но никто ему не даст гарантию, что это не повторится, скажем, с его дочерью!

Ее слова были справедливы. Наверное, да…

— Что ты предлагаешь, Анна? Не ты ли еще совсем недавно не хотела марать в этом руки, опасаясь за свою жизнь?

Девушка опустила голову. Я свернул в узкий проулок и припарковался у ее дома.

— Тебе есть, что терять? — наконец спросила она, тем самым выбивая кислород из моих легких.

— Да. Мне есть…

— Она может тебя даже не вспомнить, Яков… Ты ведь знаешь, обо всех рисках трансплантации мозга…

Анна знала, куда бить. Я не ожидал от нее подобной жестокости.

— Поэтому мы так серьезно относимся к вопросу выбора донора, — ответил я, выходя из машины. Распахивая дверь перед девушкой, я меньше всего думал о правилах приличия. Мною двигало совершенно другое. Я хотел, чтобы она поскорее убралась.

— Пойми… Всем нам… всем тем, кто борется с системой… нужен лидер. Я допускаю, что тебе сейчас не до спасения мира, но… Я не вижу другого человека, кто мог бы взять эту функцию на себя. Ты обладаешь необходимыми знаниями и подготовкой… Вокруг твоей героической личности могут объединиться миллионы людей.

— О господи… Анна, оставь это дерьмо!

— Не оставлю! Я и сама-то осмелела, только лишь по одной причине… Впервые я увидела человека, который действительно может хоть что-то изменить!

— И этот человек — я?!

— Несомненно. Ты уже знаешь гораздо больше, чем любой человек до тебя…

— Ты знаешь ровно столько же… А возможно и больше.

— Я не воин, Яков… Просто подумай о том, что происходит. Ты мог бы этому противостоять. Ты бы мог…

Я ничего не ответил. Вернулся в машину, включил автопилот, задав курс обратно к госпиталю. Мне нужна была Нана. Я не мог и не хотел думать о чем-то еще. Я не хотел…

Она лежала, свернувшись в комок на самом краю постели. Я осторожно уселся рядом. На пол. В окна лился неоновой свет, и в этом свечении лицо Наны казалось совсем неживым. Серым… Меня ударило волной ярости. Подорвало… Я вскочил, заметался по комнате. Это было несправедливо! Так не должно было быть! Как же ты ошибалась, Анна, как же ты ошибалась! Как я спасу человечество, когда даже жену не в силах спасти?! Когда я не в силах ее спасти… Я подошел к окну. Злость разрывала меня на куски, рвала душу, взрывала голову. Из груди рвался крик… Но самое большее, что я мог, это тихонько застонать в кулак…

Я не услышал, как она подошла ко мне. Только почувствовал руки, что оплели мой торс. Нана уткнулась лицом мне в спину и прошептала:

— Не злись…

Я выдохнул, медленно к ней поворачиваясь, боясь поверить, что моя девочка ко мне вернулась. В последнее время этого почти не случалось.

— Я не злюсь, маленькая…

— Злишься. И я злюсь, возможно, растрачивая на это чувство остатки энергии… Мы все злимся по той или иной причине. Ной, Анна, Мат… Все люди вокруг… Кого ни коснись. И самое страшное, что мы все не осознаем, что наш гнев — это убийца любви. Убийца всего хорошего, что в нас есть…

Голос Наны слабел, как и ее ноги. Осторожно я проводил жену к постели. Помог устроиться на кровати и прилег рядом. Мы так давно с ней не говорили…

— Знаешь, что самое страшное? Гнев многолик… И лежа на этой койке, я познакомилась, пожалуй, с каждым его проявлением… Я тебя вгоняю в депрессию своей философией? — слабо улыбнулась Нана мне в бок. Я ничего не ответил и ухмыльнулся… Моя жена прекрасно знала, что с ней я был готов обсуждать все, что угодно. Даже цвет занавесок в столовой нашего дома.

— Раздражительность, вспыльчивость, злопамятство, ненависть и непрощение, — продолжила Нана, практически засыпая, — все одно к одному.

— Боюсь, что в современном мире нам этого всего не избежать… — задумчиво вздохнул я.

— Хм… Даже если альтернатива — гибель всего живого?

— Не знаю… Думаешь, нас еще что-то может спасти?

— Я могу только предполагать, что нас спасет кротость.

Нана

Эти помывки меня доконают! Я потянулась рукой к мылу, но оно выскользнуло из моих одеревеневших пальцев и закружилось по дну душевой кабинки. Створка двери отъехала в сторону. В образовавшуюся щель просунулась голова моей ненавистной сиделки:

— Может быть, я все же могу вам помочь?

— Нет! Убирайся…

— Возможно…