– Пап? – спросила я. – Это ты?

– Милая, – отозвался он, – почему ты не спишь?

Я никогда не слышала столько печали в его голосе. И никогда не думала, что именно я доведу его до такого состояния.

– Мне захотелось поесть.

– О!

Тишина.

Я вошла в темную комнату:

– Пап? Извини меня. За все. За дом, школу… и особенно за то, что помешала тебе стать суперинтендентом. Несмотря на то что я натворила, мне никогда не хотелось навредить тебе. Клянусь.

Папа протяжно выдохнул:

– Это не имеет значения, Блайт. Меня волнуешь только ты и твое будущее. И я переживаю, что испортил его. Просто… никогда не думал, что все может пойти наперекосяк.

– Я тоже, – вздохнула я. – Одно потянуло за собой другое. И я даже не поняла, что все зашло так далеко. Пока не оказалась там.

– Я не понимаю, зачем ты все это сделала. – Папа развел руками. – Нарушала правила, врала, разрушила новый дом… Ты будто стала кем-то другим. Почему ты так поступила?

В голове всплыли первые строчки сонета, что следует за тем, что я отправила Люку.

– «Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть, – процитировала я. – Напраслина страшнее обличенья»[38].

Папа медленно кивнул в темноте. Затем тихо продолжил:

– «А вы грехи мои по своему равняете примеру».

Вот он, тот самый учитель английского языка, которого мама привела когда-то знакомить со своими родителями. Казалось, эти слова значили для папы что-то большее.

– Это правда, – пробормотал он сам себе. – Это правда. Затем снова замолчал. А я побоялась произнести хоть слово.

– Это все моя вина, Блайт. Не твоя, – сказал папа наконец. – Я так сосредоточился на получении этой должности, что не заметил, как негативно это влияет на тебя. Если бы я понял это раньше, то не стал бы так поступать. Мне не стоило выдергивать тебя из Меритона. Там ты была на хорошем счету. И я убедил себя, будто перевод в Эш-Гроув никак на тебя не повлияет. – Он покачал головой. Поднял руки и соединил выпрямленные пальцы. – Я пытался сделать так, чтобы твои будущие достижения были частью моих. – Он опустил руки. – Так эгоистично. А все должно быть наоборот.

– Но, пап, ты делаешь это для семьи, – возразила я. – Ты хочешь для нас лучшей жизни. Это же твои слова.

– Я говорил это и себе. И был очень убедительным. Так оно и есть, но не в том смысле, какой вкладываешь в эти слова. Это никак не связано с социальным статусом, возможностью покупать дорогую одежду и машины или с оплатой Брин-Мор. Это связано с тем, как вы с Заком проживете ваши жизни. Не хочу, чтобы вам с братом пришлось идти на уступки, когда вы станете старше. Не хочу, чтобы вам пришлось соглашаться в жизни на меньшее, а потом защищать, или объяснять, или оправдывать выбор, сделанный вами. – Папа покачал головой и посмотрел на пол. – Я видел, как твоя мама поступала так на протяжении двадцати лет. Слышал, как она защищает меня перед родителями – и я знаю, она делает это из любви ко мне, – но, господи, это меня убивает. Убивает! Потому что она не должна этого делать. Я не хотел для нее такого. Я хочу, чтобы она гордилась своей жизнью и мужем. Хочу, чтобы ей не приходилось оправдываться или защищаться. Хочу компенсировать ей тот уровень жизни, которым она пожертвовала, выйдя за меня замуж… Без которого жила все эти годы… Я должен ей это. Она заслуживает этого.

– Папа, ты ничего не должен маме. И она никогда бы так не сказала.

– Она отрицает, но это так. Долг, безусловно, существует.

Сказанные папой слова напомнили мне о двух последних строчках сонета, отправленного Люку. Большинство учебников объясняют их примерно так: «Я обидел тебя, но ты обидел меня первым, так что теперь мы квиты».

Но у меня было другое объяснение, особенно последним словам. Там было написано не «прости мои ошибки», а «прости меня». Избавь меня от наказания за мои грехи.

В моем понимании последние строки означали: «Мы оба облажались и обидели друг друга. Давай представим, что твой промах был долгом, причитающимся мне. Теперь мой промах освобождает тебя от долга. Начнем все с чистого листа. Мне больше нечего прощать. Но нужно твое прощение, потому что только так я могу перестать наказывать себя».

Что касается мамы с папой, то ее недостатки могли отменить его недостатки, но пока папа не поверит, что мама правда прощала все его прегрешения и полностью его принимала, он никогда не перестанет наказывать себя за то, чем ей пришлось пожертвовать ради того, чтобы быть с ним.

Это безумие. Ведь мама решила для себя все в тот день, когда влюбилась в него.

– Ты не думал, что она, возможно, видела в этом равноценный обмен? – спросила я. – Или даже выгодную сделку? Ей удалось сменить скучную, предсказуемую, бесстрастную жизнь, что была у ее родителей, на веселую, стихийную, наполненную любовью жизнь с тобой. Деньги имеют значение для тех людей, у которых их нет, пап. Маму не интересовали деньги. Ты предложил ей то, что не мог дать никто другой. Никто! Включая бабушку и дедушку. Именно этого она заслуживает, и только ты можешь дать ей это. Она тоже тебе должна, пап.

Папа отмахнулся. Через несколько секунд он шмыгнул носом и вытер его рукавом рубашки. Большим пальцем провел под глазом. Потом под другим.

Я должна была разрядить обстановку, потому что, не сделай я этого, могла разрыдаться из-за этого мужчины – нет, скорее парня, – который так сильно полюбил девушку, что отчаянно захотел подарить ей весь мир и всю жизнь пытался это сделать. Как же тут не заплакать? Но я не могла этого сделать. Ведь папа совсем раскиснет, а ему сейчас, как никогда, необходимо чувство собственного достоинства.

– К тому же от нее иногда болит голова, – пошутила я. – И у тебя должны быть дополнительные очки за то, что ты терпел это.

Папа безрадостно улыбнулся:

– Я знаю, что она не идеальна…

– А она знает, что ты не идеал, пап, но спокойно к этому относится. Ей нужен именно ты. Так что давай достань палку из своей попы и возьми себя в руки.

Папа резко вдохнул. Затем засмеялся:

– Именно так вы с друзьями общаетесь?

– Нет. Мы говорим: «Достань палку из задницы».

Папа фыркнул:

– Ну, тогда это должны быть очень хорошие друзья.

«Бывшие друзья», – чуть не сказала я.

Я поцеловала отца и пошла наверх. Он не спросил меня про завтрашнее утро, что очень обрадовало меня. Это означало, что в те несколько минут в темноте в гостиной со мной был папа. Просто мой папа.

А директор Мак куда-то пропал.

Он больше не жил здесь.

Поднявшись в комнату, я попыталась уснуть, но мои мысли продолжали крутиться вокруг Тары. Мы обидели друг друга. Предали. Возможно ли, что один проступок мог отменить другой? Если бы она простила меня, могла бы я простить ее? Станет ли все между нами, как прежде?

И хотела ли я этого?

Я решила, что не стоит принимать решение сейчас. Ведь я почти ничего не соображала. Но при этом чувствовала необходимость извиниться за свои действия. И посмотреть, что из этого выйдет. На большее меня не хватило. Я долго выбирала, написать ей сообщение или письмо. Но так как мне не хотелось с ней говорить, я выбрала письмо. В нем я написала то, что было похоже на слова отца.

От: blythespirit@gmail.com

Кому: tarabletrouble@gmail.com

Тема: Пятница

Ты была права. Я и правда использовала тебя. И не заметила этого из-за того, что все мои мысли были о том, как сделать снимок. Если бы я поняла это раньше, то не стала бы так поступать. Прости.

Я не стала подписываться – никогда в жизни не подписывала письма для Тары, так что сейчас это выглядело бы фальшиво. Я нажала «Отправить», закрыла ноутбук, выключила свет и телефон. Если бы Люк хотел мне ответить, то уже сделал бы это. А я слишком устала, чтобы разговаривать с кем-то еще. Поэтому положила голову на подушку и покончила с этим ужасным днем. Хотя не сказала бы, что с предвкушением ждала следующего.

Глава 25

Утренние лучи ворвались в мою комнату, как отвратительное мультяшное солнце, трубя о радостном дне, полном светлых перспектив и радужных надежд. Однако я бы не назвала этот день радостным. Скорее предвещающим беду. У меня было какое-то зловещее чувство надвигающихся перемен. Исчезнут фантазии о Брин-Мор, красивом муже, окончившем Хаверфордский колледж, великолепном доме и идеальной жизни. Хотя теперь все мечты казались невероятно скучными, так что мне было несложно их отпустить.

Я надела ту же юбку-карандаш, что и в первый учебный день в Эш-Гроув. Мне нравилось повторяться, и казалось символичным надеть эту же одежду в день, который наверняка станет последним в этой школе.

Я не собиралась отказываться от соглашения, заключенного с Люком в первую неделю в этой школе. И раз нас разоблачили, то я возьму на себя вину за «Гонку старшеклассников». Это не подлежало обсуждению, и я была к этому готова. Поэтому по пути в школу мысленно репетировала свою речь. Фотография с Люком была сделана мной, чтобы поиздеваться над ним. Люк никак не связан с гонкой, неважно, что написано под фотографией. Я организовала подпольную «Гонку старшеклассников». И только я за нее ответственна, но ни при каких обстоятельствах не выдам имен других ее участников.

Когда я вошла в школьные двери, все ребята повернулись и уставились на меня, как в первый день. Хотя сегодня все было по-другому. Сегодня все молчали. На их лицах не было отвращения и насмешки – скорее тревога, беспокойство и страх. Возможно, ребята боялись, что я расскажу об их участии в охоте на мусор. Мне хотелось уверить их в том, что буду молчать, но я не хотела останавливаться. Мне надо было добраться до директора. Скоро ребята и так все узнают.

Когда я шла, толпа расступалась передо мной. Я никогда не ощущала себя настолько одинокой в море людей. Увидев, что ко мне идет Дженна, с неизменной черной подводкой вокруг глаз и волосами цветов неаполитанского мороженого, я не могла не улыбнуться.

– Привет, Дженна, – сказала я. – Ты понятия не имеешь, как я рада тебя видеть. Где Сай?

– Он на улице, курит, – тихо произнесла девушка и потянула меня к шкафчикам, стоящим вдоль стен небольшого коридора. – Вот почему я проскользнула сюда, чтобы найти тебя. Слушай, он никогда об этом не рассказывал, но ты же знаешь заместителя директора?

– Да, – ответила я.

– В прошлом месяце Сай попал в неприятную ситуацию, и когда она позвала его на встречу, то объявила, что это его официальный «второй промах». Господи, я ненавижу ее.

Я кивнула:

– Я тебя понимаю.

– Так вот я к чему, если он получит еще одно замечание, они выкинут его из школы. Так она и сказала. Я просто хочу знать… В смысле, благодаря миссис Болгер все знают, что случилось вчера. Мы знаем, что тебя заставляют назвать имена участников «Гонки старшеклассников», чтобы не исключать тебя за издевательства или какое-то подобное дерьмо. Поэтому я хотела попросить, не могла бы ты… не упоминать Сая. А то его исключат. Он убьет меня, если узнает, что я просила тебя об этом, но знаешь, я должна была. Это же Сай.

Я взяла Дженну за руки и крепко сжала их:

– Дженна, не беспокойся. Я не назову никаких имен. Скорее загоню себе иголки в глаза. Хинклер придется исключить меня или отстранить от занятий. И ты точно сошла с ума, раз думаешь, что я сдам Сая или тебя. Или кого-то еще. Этого не произойдет, так что перестань беспокоиться.

Клянусь, Дженна чуть не расплакалась. Она улыбнулась и поблагодарила меня еще раз. Чтобы стать счастливой, ей надо было просто позаботиться о безопасности Сая. Счастье Сая – это и ее счастье. Я не могла не позавидовать отношениям Дженны и Сая. Они очень сильно любили друг друга, а я любила их обоих. Они были абсолютно идеальной парой чудаков.

Менее чем через две минуты я стояла перед дверью администрации, готовясь к тому, что меня ждет. Наконец я открыла дверь, и все секретарши синхронно посмотрели на меня. Я же посмотрела на дверь папиного кабинета, она была закрыта.

– Они там? – спросила я Глэдис.

Она кивнула. Я глубоко вдохнула и в последний раз надела маску леди, которую больше никогда не намеревалась использовать. Хватит притворяться, что у меня все хорошо, когда на самом деле это не так, но я не могла позволить этой ведьме-заместительнице подумать, что она лишила меня самообладания.

Я устремилась к папиной двери, дважды постучала и повернула ручку. Открыла дверь и чуть не споткнулась, увидев, кто находится внутри.