В лицее у нее все шло гладко. Спокойно. Никак. Маруся приходила раньше всех, занимала свое место, раскладывала учебники и тетради и утыкалась в какой-нибудь параграф или конспект. Никто из одноклассников даже не пытался к ней подойти. На переменах они болтали о чем-то своем: о новых шмотках, о приближавшихся каникулах, о том, кто с кем встречается и кто кого бросил.

Руся не понимала таких разговоров. Они казались ей высосанными из пальца. Все только и делали, что пытались пустить побольше пыли в глаза друг другу: хвалились деньгами своих отцов, новыми машинами, обсуждали всякие модные штучки, которые Марусе были глубоко неинтересны. Если бы она могла, она бы никого вообще не слушала, но она не могла затыкать уши на глазах у всех. Ребята из класса были для нее чужими, словно инопланетяне.

Это была другая жизнь, которая с ее жизнью не имела ничего общего.

Руся приходила из лицея домой, быстро перекусывала и бежала к Марии Матвеевне. Некому ей было рассказать, как она дорожит этими часами общения с пожилой женщиной, с каким сожалением каждый раз уходит от нее.

«Надо потерпеть один год, – уговаривала себя Маруся. – Потом я поступлю в институт, уеду в общежитие или попрошу у мамы, чтобы она разрешила мне жить в нашей квартире. Найду работу. Устроюсь как-нибудь».

Вроде бы мечты об институте и грели ее душу, но, в то же время они казались Русе какими-то далекими, словно космос, а потому – нереальными. Рядом была мама. Рядом – и в то же время, далеко-далеко. Мама, с головой ушедшая в свою новую семью и, казалось, совсем забывшая о своей почти выросшей дочери. На фоне ее счастья девушка еще острее чувствовала свое одиночество и часто перед сном, размышляя обо всем понемножку, констатировала реальный факт: она не вписалась, не вжилась в эту новую жизнь. Оказалась недостаточно гибкой, чтобы принять все эти перемены, влиться в компанию одноклассников, привыкнуть к новому дому и к Борису.

Отчим часто спрашивал у нее, как идут дела, и она неизменно отвечала – «все хорошо». А что еще она могла бы сказать? Руся должна была быть благодарна ему, ведь она живет в его доме, учится в элитном лицее за его счет, и он сделал счастливой ее любимую маму. Чего же еще ей желать? Ей даже в голову такое не могло прийти – вместо «все хорошо» сказать «не очень».

Однажды, когда Маруся собиралась в лицей и уже застегивала свою старую куртку, Борис подловил ее.

– Марусь, не торопись, я тебя отвезу, – сказал он.

– Спасибо. Я сама дойду, – попыталась отговориться девушка.

– Я сказал, отвезу, значит, отвезу.

Первые пять минут в машине стояла звонкая тишина. Вернее, это Русе казалось, что тишина эта – какая-то звонкая, давящая на уши. Отчим уверенно вел огромный «Хаммер», пристально глядя на дорогу.

– Почему ты все еще носишь эту куртку, я же купил тебе новую? И дубленку, и пальто. И сапоги, – наконец, произнес он.

И Маруся поняла, что на этот раз ей не увильнуть.

– Тебе они не нравятся? Тогда давай поедем завтра вместе в магазины и купим тебе новые вещи. Выберешь все, что захочешь.

Девушка покраснела.

– Не надо, – излишне торопливо сказала она. – Отличные вещи, они мне нравятся.

– Так почему же ты их тогда не носишь? – настаивал Борис.

– Не знаю. – Она опустила глаза и теперь рассматривала свои коленки, обтянутые старенькими темно-синими джинсами.

– Не знаю – это не ответ! – вспылил отчим. – Ладно, – произнес он через минуту. – Я понимаю: ты не привыкла к дорогим вещам и тебе неудобно принимать их от меня – от человека, который тебе, по сути, никто. – Он тяжело вздохнул. Еще немного помолчал, словно подбирал слова. – Я тебе уже говорил: ты теперь – член моей семьи, дорогой мне человек. И все, что принадлежит мне, принадлежит и тебе. Знаю, что тебе сложно, но, пожалуйста, прекрати сопротивляться переменам в твоей жизни. Пора попрощаться с прошлым.

– Я не сопротивляюсь. – Надо же было сказать хоть что-то!

Борис опять вздохнул.

– Тогда, сделай милость, убери эту куртку и эти ботинки, – и он показал на них рукой, – в шкаф. Я не прошу тебя их выкинуть. Наверно, они тебе дороги, как память. Можешь иногда доставать их и любоваться. А на людях, будь добра, носи нормальные вещи.

Девушка залилась краской.

«Так все дело в том, что он считает, будто я его позорю!» – подумала она.

– Ты не обязана, конечно, поступать так, но я тебя очень прошу. Дело не в том, что я тебя стесняюсь, – он словно прочитал ее мысли. – Просто я хочу, чтобы у моих близких все было самое лучшее. Договорились?

Маруся кивнула, не поднимая на него глаз.

Она и не заметила, как они подъехали к лицею и остановились у ворот. Мимо шли ученики, ее одноклассники. Некоторые оглядывались на машину, перешептывались.

– Я пойду? – спросила Руся.

– Конечно, иди. И учти: завтра мы все вместе едем по магазинам. Потом не говори, что я тебя не предупреждал! Купим вам с мамой что-нибудь новенькое. Уверен, шопинг тебе понравится.

Она еще раз кивнула и, подхватив набитую учебниками сумку, быстро выскочила из машины. И только когда машина отчима скрылась за поворотом, девушка подумала, как она доберется из лицея домой. Требуется ли ей ждать отчима? Звонить ему на мобильный – нет, не вариант. А он, наверное, и не знает ее номера. И вообще, он работает весь день. Это был просто такой шаг с его стороны – он хотел поговорить с ней наедине. Она же растерялась и не попросила его положить в багажник ее велосипед…

«А, ладно, пройдусь пешком, – в конце концов, решила она. – Или в школьный автобус сяду. А от поездки по магазинам я откажусь! Можно ведь утром пожаловаться, что у меня заболела голова или горло. В любом случае, лучше я весь день проваляюсь в постели, чем буду бродить по бутикам в сопровождении Бориса!

7

Когда Маруся в очередной раз пришла к Марии Матвеевне, первым, что ей бросилось в глаза, была огромная, очень старая по виду книга, лежавшая перед пожилой женщиной на чайном столике. Девушка провела пальцем по темному, бархатному на ощупь корешку и только после этого прочитала – «Shakespeare».

– Шекспир? – удивилась она. – Вы любите Шекспира?

– Конечно, – невозмутимо ответила пожилая женщина, – уверена, что и ты его полюбишь. С сегодняшнего дня мы с тобой будем читать этого известнейшего английского автора. Начнем, пожалуй, с сонетов, ты как думаешь? – Она вопросительно взглянула на свою ученицу.

Руся пожала плечами.

– Язык, конечно, сложный, староанглийский, но я уверена, ты его оценишь.

Руся уселась на стул рядом с Марией Матвеевной.

– А эта книга? Она очень старая? – Девушка замялась, не зная, как продолжить свою мысль.

Но учительница ее поняла.

– Книга эта – раритет. Она попала ко мне, можно сказать, чудом. Это издание девятнадцатого века! Его подарил моему покойному мужу один из его друзей. Оба – ни муж, ни его друг – не имели представления о ценности этой книги. – Она замолчала, о чем-то вспоминая. Уголки ее губ чуть приподнялись, черты лица сделались мягче, и Марусе показалось, что перед ней сидит совсем еще молодая женщина.

Девушка вновь с благоговением провела пальцем по бархатистой обложке.

– Муж засунул этот подарок в самый дальний угол шкафа, – продолжила рассказ Мария Матвеевна. – Я случайно на нее наткнулась. С тех пор эта книга всегда со мной. С нее началась моя коллекция раритетных изданий.

– А можно, я ее открою? – спросила Руся.

– Конечно, – улыбнулась пожилая женщина.

Девушка осторожно перевернула обложку. Под ее пальцами зашуршала пожелтевшая бумага. Шрифт в книге был необычным, с какими-то росчерками и вензелями. Витиеватый – так про себя назвала его Маруся. Язык, несмотря на то, что явно был английским, показался ей каким-то незнакомым, чужим.

– Я почти ничего не понимаю, – удивилась девушка.

– Это с непривычки. Раньше ведь ты никогда не читала староанглийские тексты? – Получив в ответ утвердительный кивок, Мария Матвеевна продолжила: – Шекспира надо читать только в оригинале. Я так считаю. Вот увидишь, ты быстро во всем разберешься.

В тот вечер Руся засиделась у учительницы допоздна. Мария Матвеевна оказалась права – сонеты Шекспира были восхитительными, и девушка никак не могла от них оторваться. Они вместе нараспев читали их, затем переводили. Даже то, что в словарь ей приходилось смотреть то и дело, не пригасило Русин пыл.

Перед ней открывался новый мир, полный миллионов смыслов и толкований, ярких, объемных образов, эмоций и чувств, от которых у нее сладко сосало под ложечкой.

Мария Матвеевна декламировала Русе русские переводы сонетов – разных авторов, но Марусе казалось, что никто из них не смог перевести сонеты так, чтобы этот поэтический пересказ вобрал в себя все грани оригиналов.

– Попробую найти сонеты в Интернете, – сказала она, скорее, себе, чем пожилой женщине. К тому времени они допили чай, и Руся собралась уходить.

– Я сделала тебе ксерокс, сейчас принесу, – произнесла Мария Матвеевна и скрылась в доме.

Пока ее не было, девушка рассматривала ее сад. Ей мнилось, что она очутилась в старой Англии времен Шекспира… Один за другим, тут и там, повсюду в саду загорались стилизованные под старину фонарики – это Мария Матвеевна нажала на кнопку выключателя.

Руся спустилась с крыльца, где они пили чай, и медленно пошла по аллейке.

Казалось, воздух был напоен ожиданием чуда, и это почти осязаемое впечатление смешивалось с запахом увядающих листьев, поздних цветов и земли.

Маруся еле слышно рассмеялась, сама не зная, чему, и повернула обратно к дому. На крыльце стояла закутанная в шаль учительница.

– Держи. Тут все его сонеты, – протянула ей Мария Матвеевна вложенные в файл листы.

Девушка поблагодарила ее.

– Ладно, беги, а то тебя дома уже, наверное, потеряли.

Руся кивнула и вдруг, поддавшись неожиданному порыву, легко прикоснулась губами к щеке пожилой женщины. Смутилась и быстро зашагала к оставленному у стены дома велосипеду.

8

Неожиданное тепло сменил резкий холод. К вечеру двадцать четвертого октября пошел первый снег. Снежинки долго-долго кружились в воздухе и словно нехотя опускались на еще совсем зеленую траву и на лепестки припозднившихся роз.

Маруся сидела в своей беседке и сквозь большие окна завороженно смотрела на падающий снег. В камине уютно потрескивал огонь. В павильоне было по-домашнему тепло. Плескались в фонтане рыбки, цвели бегонии, пахло березовыми дровами и немного – прелыми листьями. На деревянном столе перед девушкой лежали листы с распечатками сонетов и словари, стоял недавно подаренный Борисом ноутбук.

Старый Русин компьютер приказал долго жить – оно и понятно, ему уже давно пора было на заслуженный покой, даже странно, что старичок так долго проработал.

Девушка сперва не хотела, чтобы отчим покупал ей новый компьютер, но он настоял, мол, современному школьнику и будущему студенту без компьютера никак не обойтись. Поразмыслив немного, Маруся согласилась с ним.

Новый ноутбук был самой последней модели, и ей казалось, что на нем даже в космос при желании полететь можно. Особенно ее почему-то восхищал его корпус – ярко-оранжевого цвета.

Борис оказался прав, ноутбук стал для нее отличным подспорьем в учебе.

Давно уже были прочитаны все сонеты. Девушка проглотила их мгновенно, хоть и старалась растянуть удовольствие подольше. Некоторые из них буквально впечатались в память. Русе было достаточно прочитать стихотворение пару раз, чтобы запомнить его.

Теперь по дороге в лицей – а ездила она, несмотря на предложение отчима отвозить ее, по-прежнему на велосипеде – девушка декламировала их про себя, а порою и вслух, наслаждаясь звучанием старинного языка.

Снег ложился на землю, тихо лежал пару минут и таял, поверх него падал новый снег, и Марусе временами казалось, что лето еще не кончилось, что зима – это только обман. Ветер разносил снежинки в разные стороны. Быстро темнело. Вдалеке, в аллеях сада, зажигались фонари.

Руся услышала, как хлопнула входная дверь в дом – это пришел Андрей, только он умел грохнуть дверью так, чтобы звук этот было слышно по всему, далеко не маленькому, участку.

«И зачем, спрашивается, он так шумит? – подумала девушка. – Чтобы все знали, что прибыло их величество?»

Мысли об Андрее испортили ей настроение. Маруся вспомнила, как сегодня краем уха она услышала брошенный в ее адрес «комплимент» Натали: мол, эта мышь белая – Руся то есть – только и делает, что мешает жить ее парню. Хотя чем она ему так уж мешает, Маруся так и не поняла. Видимо, самим фактом своего существования.

– Не дождешься! – зло произнесла она. – Никуда я не денусь в ближайшее время, придется тебе, Натали, как и твоему драгоценному Андрюшечке, потерпеть мое присутствие!

Тогда она даже не подозревала, насколько окажется в скором времени права.