Вскоре нас прижимает к обочине патруль карабинеров.

– Черт, еще не хватало! Делать им больше нечего?

– Ну… это их работа.

– А ты вечно ищешь всему оправдание, да?

Карабинер обходит машину:

– Пожалуйста, предъявите документы.

Андреа бросает на меня встревоженный взгляд и выходит. Слышу, как он бормочет: «Должно быть, остались в других брюках… Превышение скорости? Я ехал сто восемьдесят? Нет, не может быть… Нет, это не моя жена… Дыхнуть? Но я ничего не пил…»

Парочка авторитетных фамилий спасла машину от конфискации, но лишение двух баллов и штраф в шестьсот двадцать три евро за превышение скорости и отсутствие водительского удостоверения Андреа все-таки схлопотал.

Возвращается в машину чернее тучи, молчит как воды в рот набрал. Наверное, не стоит говорить ему, что было бы лучше поехать в мотель.

Подъезжаем к моему дому глубоко за полночь.

– Увидимся завтра в офисе, о’кей?

– Угу, – отвечает, упершись взглядом в баранку.

– Ну не сердись, всякое случается.

Ничего не отвечает.

Выхожу из машины, закрываю дверцу. Он уезжает, не сказав ни слова.

Конечно, он взбешен, но мог бы попрощаться со мной как полагается.

Захожу в квартиру, стараясь не шуметь, и сразу иду в ванную комнату – снимать кольцо. Намыливаю палец, но где там! Кольцо и не думает слезать.

Открываю дверь в комнату Сары, подхожу к ее кровати. Сестра тут же просыпается.

– КАКОГО ЧЕРТА, ТЫ ВООБЩЕ, ЧТО ЛИ? Что это за клещи у тебя в руке, ХОТЕЛА УБИТЬ МЕНЯ СОННУЮ?

– Помоги мне снять это кольцо. Оно застряло, никак не снимается.

– Ты меня пугаешь, даже не представляешь, как ты меня пугаешь…

Она встает, покачиваясь, идет вместе со мной, мы садимся на краешек ванны. Сара так нервничает, что я боюсь потерять навсегда свой безымянный палец, а вместе с ним и возможность когда-нибудь выйти замуж.

Представляю себе грустную картину: мы обмениваемся кольцами, я протягиваю руку без пальца, священник смущенно покашливает.

– Послушай, кто тебе подарил это кольцо? Школьный приятель?

– Нет, Сара, это был Андреа. Конечно, ты просто умираешь – хочешь посмеяться надо мной, но знай, что это серьезно.

– Смотрела такой фильм? Он женат, дарит кольцо другой, но кольцо слишком маленькое, и та, вооружившись пассатижами, в три часа ночи просит сестру ей помочь…

Я смеюсь:

– Сара, все меняется, все не так, как было раньше. – Голливуд тоже приспосабливается. Где найти мужчину, который будет тебя безумно любить, что бы ты ни сделала, будет поддерживать, ободрять, защищать? У которого нет скелетов в шкафу, разве что провал на экзамене в лицее? Нет жены, нет внебрачных детей, он не пьяница, не наркоман, и единственное, чего он хочет, – провести с тобой остаток жизни где-нибудь на Сардинии, в уютном домике, в окружении пяти малышей?

– Ну ты и засранка…

– Нет, это ты засранка, если упустишь все это. Ты только и делаешь, что называешь меня дурой и неудачницей, а сама разрушаешь лучший роман в своей жизни.

– Когда это я называла тебя дурой и неудачницей?

– Ты еще и не такое мне говорила, но не волнуйся, я-то знаю, что на самом деле ты так не думаешь.

Кольцо с ужасным скрежетом ломается и падает на пол.

– Ну вот… ты свободна. Твоя помолвка длилась пять часов и чуть тебя не убила!

– Хочешь переменить тему? Знай, что я болею за Лоренцо, я все сделаю, чтобы помочь ему увезти тебя из этого каменного мешка. Это же твой принц на белом коне, почему же он тебе не нужен?! Мы все его ищем! Я бы на твоем месте целый день распевала «Да, это любовь», танцуя вокруг колодца.

– А что будет с тобой, если я уеду?

– Отвезешь меня в собачий приемник, может, кто-нибудь меня заберет, – строю морду кокер-спаниеля.

– А мама?

– Маму я возьму с собой. Конечно, я не принесу ей столько радости, сколько приносишь ты, когда орешь ей в лицо: «Проклятье, ты испортила мне жизнь!» – но я попробую.

Сара кладет мне руку на плечо:

– По-твоему, я и впрямь все разрушаю?

– Естественно.

Третий сеанс

– В лицее в нашем классе были одни девчонки. Хуже не придумаешь! Круг Дантова ада, где собраны сумасшедшие истерички с синхронным менструальным циклом.

Все супермодницы, только одна панк , это я – можете не сомневаться.

Не столько потому, что слушала «The Cure» или мне нравились всякие там лягушки и пауки, а потому, что в черном я не так бросалась в глаза. Все равно мне за ними было не угнаться, пришлось искать другое решение.

– В каком смысле не угнаться?

– В смысле, что все они богатые, красивые, беспечные, а я – неловкая, робкая и без гроша в кармане; одним словом, гадкий утенок в стае лебедей.

– Понимаю. Я, например, был очень толстым. Пять лет в лицее почти всегда один… Суровая школа, зато отличная закалка.

– Вы были толстым? Не могу поверить.

– В шестнадцать лет я весил девяносто семь кило.

– Да, но вы-то мужчина, у парней все по-другому. А я, со своей огромной грудью, с тринадцати лет терплю унижения. Большие сиськи плюс заниженная самооценка, в результате – бездна отчаяния. Вы не представляете себе, как они надо мной издевались: «Ну как наш молокозавод? Работает?», «Ну и бомбы!», «Где дают такие буфера!» Мне вслед свистели даже строители с лесов. Ужас! Как вспомню, так вздрогну! А парни так и липли ко мне, считали, что мне уже стукнуло восемнадцать и я могу служить им тренажером. Поэтому я сутулилась и всегда носила черное. Сара называла меня «похоронным агентом». В конце концов мама отвела меня к хирургу-ортопеду, боялась, что я буду горбатой.

– Примите мои извинения за всех мужчин. К сожалению, мир жесток, а у подростков в лицее гормональные взрывы.

– Позвольте, но после лицея мало что изменилось. – Подруг у меня не было, сфера общения крайне узкая, а Барбаре вечно было не до меня.

Все искали дружбы с ней, самые красивые, самые крутые парни были в нее влюблены. Летние каникулы она проводила в Форте-деи-Марми, в Кортине или в Майами, а я ездила только в скаутские лагеря. В четырнадцать лет ей подарили мопед цвета антрацит, в восемнадцать – «фольксваген-гольф», а я все ездила на автобусе. Свой восемнадцатый день рождения она отметила на дискотеке, получила аттестат с отличием, а я сдала экзамены на тройки. У нее – неполный третий размер и идеальная форма, у меня – четвертый с лишком. Ее отец лично знаком с Харрисоном Фордом, а мой сбежал из семьи, «дезертир» в общем.

– Вы хотели бы быть такой, как Барбара?

– Да если бы даже мне удалось на денек превратиться в красавицу, я все равно не смогла бы быть такой, как она. Ходила бы в черном балахоне, сгорбившись.

Я часто спрашивала себя: как же так, мы живем на одной планете, и все же она нуждается во мне, потому что ей необходим человек, рядом с которым она будет чувствовать себя уверенно. Она понимала, что я ей не соперница, но иногда, если ей казалось, что я оттягиваю внимание, она сердито поглядывала на меня, указывая мне мое место. Я не обижалась, ведь только благодаря Барбаре я могла познакомиться с парнями, к которым, если б не она, и подойти не решилась бы. Правда, когда ее не было рядом, они не обращали на меня ровным счетом никакого внимания.

– Разве это дружба? Это же сделка с дьяволом!

– Это компромисс. И в дружбе, и в любви всегда нужны компромиссы. Короче, Барбара вбила себе в голову, что нужно приискать мне парня. Мне нравился один, но не из ее круга. Он был не просто худой – тощий, непрерывно курил и одевался во все черное, как и я. Не красавец, не сердцеед. Я понимала, что Барбара на него и не взглянет, значит, у меня есть шанс. Но заговорить с ним первой не решалась.

В то время все были одержимы идеей «первого раза». Каждый день какая-нибудь девчонка приходила с очумелым видом, а остальные, окружив ее плотным кольцом, интересовались: «Ну как? Получилось?»

Барбара тоже не отставала – она встречалась с самым крутым парнем из нашей школы, он занимался виндсерфингом. Приезжал за ней на мотоцикле, дарил сногсшибательные подарки. (Я порадовалась, узнав, что в прошлом году его арестовали за крупное мошенничество.) Однажды Барбара сообщила, что у них получилось и это было великолепно. Все произошло у него дома, когда его родители уехали в горы. Они включили негромкую музыку и всю ночь предавались страстной любви прямо на полу, на белой медвежьей шкуре перед зажженным камином. Рассказ показался мне подозрительным, я была почти уверена, что у него нет никакого камина, к тому же на дворе стоял конец мая. Вообще, история напоминала сцену из фильма Дзеффирелли «Бесконечная любовь», но я промолчала.

Я призналась Барбаре, что мне нравится Клаудио, и она решила, что мой «первый раз» должен быть именно с ним, только нужно решить где и когда.

Учитывая, что я ему ни разу «здрасте» не сказала, говорить о телесном контакте было явно преждевременно. Но Барбара заверила, что это мелочи; поскольку для нее самой проблем в этой сфере не существовало, то даже такой тяжелый случай, как мой, не казался ей безнадежным.

Однажды утром она расписывала нам кинематографические успехи своего отца. Увидев, что Клаудио паркует свой мопед, она подошла к нему и сказала, что я (она ткнула в меня пальцем) влюблена в него.

– Наверное, вы тут же забились куда-нибудь в угол.

– Если бы! Все девчонки обернулись и с усмешкой посмотрели на меня, а я вспыхнула и пошла в класс. Вскоре я стала замечать, что он на меня посматривает, – вероятно, слова Барбары возбудили в нем любопытство. Поначалу я лишь смущенно улыбалась. – Потом нерешительно помахала ему рукой, а в конце недели выдавила: «Привет».

– Ухаживание по старинке.

– Дальше больше. Как-то утром он спросил, не хочу ли я в следующую субботу прогуляться по центру. Я просто онемела от удивления, настолько невероятным показалось мне его предложение. Конечно же, я немедленно рассказала все Барбаре. Та решила, что на первое свидание нужно одеться сексуально, а еще что неплохо бы подыскать местечко, где он сможет меня поцеловать. В оставшиеся дни я, замирая от страха, рисовала в своем воображении различные сценарии. Мое представление о сексуальном наряде сводилось к следующему: черный шерстяной балахон, сверху – черный кардиган, черные чулки и черные армейские ботинки. Но Барбара настаивала, что надо надеть туфли на каблуке. Свои единственные туфли на каблуке я надела один раз, на Новый год, – хотелось порадовать маму. С тех пор они валялись в шкафу. Барбара заявилась ко мне домой и перетрясла весь мой черный гардероб, сопровождая мои наряды комментариями типа «брр», «ну-у», «фу-у» и «какой ужас!». В итоге она заставила меня надеть черную облегающую водолазку, подчеркивающую мои формы, и черные слаксы моей сестры. Зачесала мне волосы назад, собрав их в хвост на затылке, и накрасила глаза черным карандашом. Завершали это великолепие семисантиметровые каблуки; мне казалось, что я расхаживаю на ходулях. Что и говорить, выглядела я на все тридцать.

Удовлетворенно оглядев меня с головы до ног, Барбара решила, что для полноты образа мне не хватает сигареты. Недолго думая, она стащила из маминой сумки сигареты с фильтром и показала мне, как надо прикуривать. Она-то сама не курила и не собиралась, но, по ее мнению, с сигаретой я смотрелась куда лучше.

– Просто невероятно, она прирожденная манипуляторша. И вас это никогда не возмущало?

– Нет, конечно же. Других подруг у меня не было, а она хотя бы давала мне ощущение жизни.

С Клаудио мы договорились встретиться в четыре на школьном дворе, чтобы отправиться в центр на мопеде. Я шла нетвердым шагом, держа на отлете сигарету. Клаудио меня не узнал. Когда я оказалась прямо перед его носом, он изумленно прохрипел: «Привет…» Я со своими каблуками была на целых десять сантиметров выше его – это могло усложнить первый поцелуй.

Кавалер был не особенно речист, изъяснялся в основном междометиями, но меня это устраивало: к чему мне оратор, уж лучше вежливый молчун.

Он помог мне сесть на мопед, и мы полетели со скоростью под восемьдесят, лавируя среди машин, рискуя своими коленками.

Сначала я решила, что он собирается вырывать сумочки у зазевавшихся старушек. К счастью, мы остановились у небольшого музыкального магазина. Проторчали там часа два. Клаудио перебирал диски и обсуждал их с продавцом. Я купила кассету с записями Мадонны (он только фыркнул), потом мы решили пройтись. Он сказал, что слушает «Рамоунз», «Клеш» и «Секс Пистолз», а еще что хочет уехать в Лондон. Я надеялась, что он и меня с собой позовет. Не позвал.

Мы завернули перекусить в какую-то забегаловку. – Я разворачивала свой бутерброд и вдруг почувствовала, что он положил руку мне на колено. На мой вопросительный взгляд он ответил гримасой: «ладно тебе, не заморачивайся». Я представляла нашу близость несколько иначе, он понял, что настаивать бесполезно, и вернулся к своим чипсам.

Когда мы подошли к моему дому, он попытался поцеловать меня, но вышло у него чертовски неуклюже, к тому же ему пришлось встать на цыпочки. Договорились встретиться в следующую среду.