Барбара хотела знать все подробности, ее разочаровало, что мы так медленно продвигаемся, но я пообещала ускорить процесс.

Спустя три недели Клаудио пригласил меня к себе: родителей не было дома, наконец-то мы могли приступить к делу без свидетелей, правда, в нашем распоряжении была его подростковая кровать.

Двое девственников в одной постели – сейчас мне это кажется довольно комичным: неловкие, смущенные, мы абсолютно не знали, что надо делать. Помню выражение его лица в тот момент, когда я сняла лифчик: моя грудь была больше, чем его голова.

Весь процесс занял минут шесть, ему предшествовало три порванных презерватива. Но странно, что, когда мы только начали снимать одежду, Клаудио сказал: «Давай покажи-ка, на что ты способна». Я спросила, что он имеет в виду, а он ответил: «Ладно, не прикидывайся, я-то в курсе».

Я подумала, что сейчас не время спорить, но, когда матч закончился – мы лежали, уставившись в потолок, и ждали, что наконец почувствуем себя совсем другими, взрослыми, – мне вспомнились его слова.

Он решил, что я над ним издеваюсь, и сказал, что ждал от меня большего, учитывая мои прежние связи со взрослыми мужчинами. Настала моя очередь удивляться: как понять его дурацкую шутку, учитывая , что я отдалась ему совершенно непорочной?!

Он с надутым видом сказал, что я, очевидно, забыла о трех своих письмах, в которых говорилось, как бы мне хотелось поскорее приступить к делу.

Психотерапевт обалдело посмотрел на меня:

– Вы хотите сказать, что… Барбара…

– У меня не было никаких доказательств, эти письма он сжег, конечно же, по моей просьбе.

– И это был ваш первый раз?

– Именно!

– Невероятно, вас окружают какие-то паразиты, вас используют, пользуясь вашей открытостью и честностью. Надо ограничивать чужое вмешательство в вашу жизнь. Никто не должен за вас ничего решать и прежде всего злоупотреблять вашей добротой.

– Если б все было так просто!

Кручу на пальце кольцо – в ювелирной мастерской мне его расширили, теперь палец не опухает.

– Красивое кольцо, видно, вы им очень дорожите. Новое?

– Это подарок… мамы.

– Мамы? В самом деле?

– Да, его носила еще моя бабушка…

Улыбается, но, кажется, он понял, что я вру. Должно быть, меня выдал язык жестов: может, я почесала нос или потрогала мочку уха.

– Вы ведете себя так, как будто ваша личность и ваши потребности совсем ничего не значат по сравнению с потребностями других. Пытаясь избежать проблем, вы приспосабливаетесь, маскируетесь, теряете свою индивидуальность, позволяете другим топтать вас, как коврик у двери.

– Я совершенно не умею себя поставить. И потом, уверяю вас, мне так хорошо. Так уж я устроена: стою в сторонке и жду. У людей своих сложностей хватает…

– Вот видите? Вы не хотите никого беспокоить, и другие делают за вас выбор. Но, Кьяра, вы такая же, как все, и даже лучше многих, значит, имеете право на место под солнцем.

Пауза.

– Вы помните тот день, когда ушел ваш отец?

Тяжело вздыхаю: эта тема мне совсем не нравится.

– На самом деле он нас покинул не в одночасье, он уходил много раз. Сначала забывал забрать меня из школы, давал обещания и не держал слова, не возвращался к ужину, что-то врал – ложь во спасение, понятное дело, – а когда у родителей произошел окончательный разрыв, отношения прекратились и с нами. Пришлось примириться с этим фактом. Я-то приняла это, а сестра до сих пор злится, хоть прошло уже тридцать лет!

– И какие выводы вы из этого сделали?

– Что любовь надо заслужить, надо заработать, ничто не дается даром. Если кто-то уходит от тебя, значит, ты недостаточно потрудилась, чтобы быть любимой.

– Но при чем тут отец?! Родители должны любить детей, тем более маленьких, без каких-либо условий. Неужели семилетний ребенок может сделать что-то ужасное, после чего он навсегда утратит любовь и расположение отца?

– Может, я и не сделала ничего плохого, просто я была неинтересной, вот и все. И так всю жизнь: я не интересую людей, и они проходят мимо. Но это не их вина, на их месте я бы сделала то же самое.

– Кьяра, – он смотрит мне в глаза, подбирая слова, – нам с вами придется немало поработать, но, обещаю, мы разрушим ваши комплексы. Вы заслуживаете безусловной любви, вам ни к чему вымаливать ее у подруг, страдающих манией величия, у эгоистичных мужчин.

– Нет, ну не все же эгоисты. Все-таки Андреа подарил мне кольцо!

Черт!

– Бабушкино кольцо?

Краснею.

– Это кольцо у вас на пальце, разве оно не бабушкино? Вы только что мне сказали… – нажимает он.

– Нет… не бабушкино… – чувствую себя так, будто меня поймали на том, что я таскаю сладости из буфета.

– Это он подарил вам кольцо?

– Да.

– А почему вы мне сразу не сказали?

– Не знаю, боялась, что вы меня осудите.

– Почему я должен вас осудить?

– А как еще может отнестись ко мне такой, как вы, с идеальным кабинетом, идеальной авторучкой и идеальной женой?!

– Да откуда вам знать, что я думаю?!

Он пытается справиться с эмоциями, похоже, он с удовольствием перевернул бы сейчас стеклянный стол и воткнул в меня свою авторучку.

– Кьяра, без взаимного доверия мы не сможем работать. Это потеря времени, а для вас еще и денег, в итоге я окажусь профнепригодным, а вы окончательно уверитесь, что психотерапия – это всего-навсего обман.

– Простите… Мне очень стыдно.

– Понимаете, терапия основывается на беспристрастности. Я – не ваш отец и не ваш начальник. Я – нейтральное лицо, которое не выносит суждений. Моя задача – наблюдать, показать вам, что есть точка зрения, отличная от вашей, для того чтобы вы смогли взглянуть на ситуацию с другой стороны и самостоятельно справиться с проблемой. Но если вы будете рассказывать мне то, что, по-вашему, я хотел бы от вас услышать, потому что боитесь разочаровать меня, боитесь, что я потеряю к вам интерес, мы никогда не продвинемся вперед. Смелее! Попробуйте допустить, что возможны варианты.

В любом случае, если вы считаете, что ваш выбор верен и вы будете счастливы, значит, так тому и быть. Следующий шаг: вам придется признать, что тот человек, которым вы в действительности являетесь, может не понравиться другим, потому что они привыкли видеть в вас человека, который им удобен. Вот тот путь, который нам нужно пройти, Кьяра. Бесполезно приходить сюда раз в неделю и рассказывать мне очередную красочную историю из жизни лишь для того, чтобы поразвлечь меня.

– Я вас разочаровала, мне стыдно.

– Тут нечего стыдиться, все поправимо, хорошо, что все выяснилось на этой стадии. Теперь и вам будет понятнее, в каком направлении строить отношения. Вы же не хотите, чтобы ваша жизнь оставалась прежней? Полагаю, если вы пришли сюда, вы хотите что-то в ней изменить.

– Да. Хочу, чтобы Андреа влюбился в меня.

Молчание.

– Если вы уверены, что это правильный выбор и вы будете счастливы, я поддержу вас.

– Он подарил мне это кольцо и сказал, что хочет поговорить с женой, рассказать ей о нас. И еще он пригласил меня в Портофино, мы отправимся туда через неделю, – выпаливаю на одном дыхании, но с некоторым опасением.

Я более чем уверена, что он меня осуждает, и, если бы не деньги, которые я плачу ему за каждый сеанс, он не уделил бы мне и пяти минут.

– Хорошо, посмотрим. – Фолли опер подбородок на сложенные в замок руки, вероятно обрабатывает полученную информацию.

– Это кольцо, которое он подарил… было мне немного мало… Пришлось отдать его ювелиру, чтобы увеличить его. Я не могла его снять, у меня даже палец посинел.

На этот раз Фолли не смеется.

– Сестра сняла его с помощью пассатижей.

Кивает.

– Когда мы возвращались из ресторана, нас остановили карабинеры. Андреа оштрафовали на шестьсот евро за превышение скорости, и еще у него не было с собой прав, – с улыбкой вспоминаю я.

Никакого эффекта. Невозмутимое лицо, как у русского шахматиста.

Ухожу с неприятным ощущением. Похоже, я его чем-то разочаровала и, боюсь, испортила контакт.

Не знаю, почему я не сказала ему правду. Возможно, потому, что сама до конца не уверена в том, что мне нужна любовь Андреа. Может, я боюсь, что подумает обо мне доктор Фолли. Видимо, он прав: я постоянно стремлюсь угождать другим.

И консьерж ничего не насвистывает, даже не улыбнулся.

Вот незадача, сегодня я всех разочаровала.

Паоло в своей студии строчит пост на какой-то сайт путешествий. Он собирается в Патагонию и ищет попутчика, правда, Паоло и Патагония не слишком подходящее сочетание.

Паоло – болезненный и хрупкий, ни дать ни взять чахоточная балерина. Девять месяцев в году он болеет, а оставшиеся три пьет всякие зелья для профилактики загадочных недугов, о которых слышал по телевизору. На улице он надевает маску, руки моет восемьсот раз на день. В ресторане, я сама видела, он несколько раз доставал одноразовую пластиковую посуду.

Думаю, его иммунная система вырабатывает антитела, нейтрализующие его попытки переделать себя: чем больше он разыгрывает из себя мачо, противореча собственной природе, тем сильнее заболевает.

– Ну как? Нашел кого-нибудь?

– Пока никого… пидоры одни, – отвечает с презрительным видом, а сам завязывает вокруг шеи оранжевый платок.

Тип, который пришел фотографироваться, рассказывает, что ему прочат большое кинематографическое будущее. Наверное, в качестве билетера…

Подходит Паоло:

– Видела эту дурацкую рожу ? У него по одной волосине на квадратный метр.

– Может, рожа и дурацкая, только говори тише, ведь он не глухой.

– Ему сказали, что у него интересное лицо, а потом попросили восемьсот евро, чтобы внести в базу данных.

– Бедняга… Ну так скажи ему, что ситуация безнадежна.

– И не подумаю. Он должен сам все понять, это естественный отбор. Положи ему тональный крем цвета загара на лицо и на грудь, сделаем из него крутого мачо. А потом сделай что-нибудь с лысиной, так чтобы было незаметно.

– Ты такой злобный, ты заслуживаешь, чтоб на твое письмо ответил сам Ганнибал Лектер.

– О боже! Об этом я не подумал… А если правда ответит какой-нибудь маньяк? – Паоло кашляет.

– Но ведь ты говорил, что тебе нравится риск?

– Да, но такой, невзаправдашний, как на американских горках. Что же мне делать?

– Я же сказала, поезжай на остров Миконос, там ветряные мельницы, красота!

Пожав плечами, направляется к клиенту:

– Так… Как, говоришь, тебя зовут? Джузеппе… Молодец, отличный хвостик. Садись в это кресло, лицо должно выглядеть чувственным, легкомысленным, наивным…

В общем, Паоло изображает из себя Хельмута Ньютона, а мне в этот момент звонит отец:

– Привет, Кьяра, это папа!

Голос звучит где-то далеко, слышу в трубке неприятное эхо.

– Привет, папа, как дела?

– Отлично, здесь всегда лето, просто рай. Надо тебе как-нибудь приехать ко мне в гости.

– Пожалуй, было бы здорово.

– Мы открыли новую гостиницу в Лас-Тунас. Хорошо получилось, был грандиозный праздник и фейерверк. Приезжал даже мой друг Рауль. Я пригласил Дэвида Бланко, музыканта, люди просто с ума сходили. Здесь все только об этом и говорят. У вас ничего не писали про это?

– Про твою гостиницу, папа? Я не видела утренних газет, думаю, что-нибудь напишут.

– Хорошо, хорошо. Ты как? Все в порядке?

– Да, да, все нормально, спасибо.

– Хорошо, хорошо. Твоя сестра работает как вол, знаешь? Она молодец, очень толковая.

– Да, Сара, она такая, уж если возьмется за что-то…

– Сара? Я говорил про Гайю Луну – прирожденная бизнес-леди. Какая хватка, просто гиена! И в кого она такая?!

Смеется.

– Да уж, действительно.

Я тоже смеюсь, хоть и не знаю почему.

– Ну все, мне пора, этот телефон – сплошное разорение. Счет в этом месяце пришел как за аренду квартиры в Милане!

Смеется.

– Ты в порядке, правда? Будь умницей. Пока, эй! Пока!

– Пока, папа.

Уф…

Эти разговоры требуют от меня больших усилий. Я знаю, что Гайя Луна – молодец, он всегда это повторяет. Но было бы неплохо, если бы он иногда говорил, что и мы с Сарой молодцы. Он никогда не спрашивал про Сару, ни разу, такой уж он человек, вечно занят. Если ты открываешь гостиницу на Кубе, у тебя нет времени поинтересоваться, как дела у твоих дочерей.

Где-то в глубине души я его понимаю.

Очень и очень в глубине, но понимаю.

Будущий кумир старается изо всех сил, Паоло заставил его надеть кожаную куртку прямо на голое тело, свесил на лоб три пряди высветленных волос.

– Так, молодец… больше напора, больше страсти во взгляде…

В ад… вот куда ему надо отправиться в отпуск – в ад.

В половине восьмого я решила заскочить в офис.

Андреа после того вечера выглядит немного расстроенным. Как будто он теряет контроль над ситуацией. Он понимает, что его брак обречен: нужно принять радикальное решение, которое полностью изменит его жизнь, а это очень нелегко при всем желании.