Я уже хотела повторить все сначала, как вдруг замираю. Что-то не так!
Тихо…
Боже мой! До этой секунды я и не замечала, как меня успокаивает треск строба, щелчки затвором, одобрительные хмыканья Конрада. Ведь это значило, что все происходит где-то там, без меня. А теперь стало тихо — пришла моя очередь.
Словно услышав мои мысли, в дверях появляется Морис.
— Теперь ты!
Я сглатываю.
Из-под его руки высовывается голова Терезы:
— Дай жару! Дай жару! ДАЙ ЖАРУ!
За ней стоит Айяна.
— Только ногу не сломай на этих шпильках.
Морис ведет меня по коридору в студию. О боже! Сердце стучит как сумасшедшее. Я не готова! Вот она, съемочная площадка — люцитовая платформа в белом бумажном море. В тот раз мне показалось, что студия гораздо меньше. Я чувствую себя Алисой в Стране чудес. А еще меня тошнит.
— Ага! Вот и наша новая красавица! — говорит Конрад. — Ребята, познакомьтесь с Эмили.
Свет бьет в глаза, и я почти вслепую машу в ответ на чьи-то приветствия.
— О'кей, поднимайте ее сюда!
От расплывчатой толпы отделяется чья-то фигура.
— Осторожно, бумага! — упрекает Конрад, перегибается через штатив и хищным взглядом окидывает девственно чистый фон в поисках прорех.
— Бумага цела, — говорит фигура. Вообще-то, это парень и очень симпатичный. Остановился в паре дюймов от меня и смотрит. — Ты Эмили, да?
Я киваю и тоже его рассматриваю. Глаза такого мягкого, приглушенно-зеленого цвета, почти серого — как мой любимый свитер. Замечательно! Чего мне не хватало, так это еще одной причины понервничать.
Он сходит с площадки и одаривает меня теплой улыбкой.
— Я Майк. Давай сюда, к нам.
Майк… Он старше меня: на вид лет двадцать. Не парень, мужчина. Майк протягивает мне руку, я чуть было не даю ему свою и вдруг осознаю, что она мокрая. И вытираю ладонь о платье.
— Э-ми-ли!!! — пищит Морис.
Я опускаю глаза. И вижу влажный отпечаток. Ой.
Морис, озабоченно цокая языком, сбегает с площадки.
— Ну, даешь, — ухмыляется Майк, но руку не убирает.
— Пора начинать! — говорит Конрад.
Я хватаю Майка за руку. Он тянет меня наверх, и я залетаю на платформу.
— Ищите метку, — приказывает Конрад.
Посреди платформы скотчем изображен знак «X». Я становлюсь на него и осматриваюсь.
Вот она, огромная и черная, в пятнадцати футах от меня. Камера. Обычно фотоаппарат кажется мне безвредным, даже приятным. Но не сегодня. Эта камера черная и страшная, как гигантское хищное насекомое, поджидающее добычу. Меня. Я откидываю голову назад и вдыхаю, прижав ладони к бедрам. Так делает мой брат, Томми, перед футбольным матчем, чтобы успокоить нервы, не обращать внимания на болельщиков и соперников, сосредоточиться на одном: забить гол. А что значит для меня «забить гол»? Принять правильную позу? Хорошо выглядеть? Если честно, я уже «забила гол», попала в эту студию — ну, а теперь надо просто не опозориться. «Не опозорься! — отдается эхом у меня в голове. — Не опозорься». Я делаю еще один вдох, опускаю подбородок и опять смотрю на камеру. Камера ждет — все ждут, — когда я начну что-то делать.
Не опозорься…
— Цифры! — кричит Конрад.
— Сто двадцать на шестьдесят! — откликается Майк.
Конрад регулирует объектив. Его голова выныривает из-за камеры.
— Так, — тянет он успокаивающе, словно пытается поймать что-то пушистое и напуганное, — сейчас я сделаю два поляроидных снимка, чтобы проверить, как мы стоим. Хорошо, Эмили?
Я киваю.
— Так, первый…
Говорит со мной как с второклашкой, которую снимают для школьного альбома. Месяцы моделинга коту под хвост. Хотя так даже легче.
Фотоаппарат дважды щелкает.
— Хорошо, теперь чуть расслабься.
Я размыкаю стиснутые челюсти и начинаю рассматривать собственные ногти. Это лучше, чем таращиться на камеру или на Майка, который снова идет сюда.
— Волнуешься?
Я с усилием перевожу дух.
— Угу.
— И зря. — Майк наклоняется ко мне. Пахнуло лесом. — Во-первых, ты выглядишь очень мило, — шепчет он. Мило? Все внутри превращается в манную кашу. — А во-вторых, тебе нечего волноваться, потому что Конрад любит все всем указывать. Он будет говорить тебе, что делать, очень-очень подробно.
— Правда?
Майк кивает.
— С головы до пяток. Абсурд, конечно.
Не абсурд, а просто супер! Напряжение в животе уходит; впервые с тех пор, как я очутилась на площадке, я могу более или менее нормально дышать. Все будет хорошо! Я улыбаюсь, наконец-то искренне.
Но недолго.
Конрад несется к площадке, сжимая в руке свежепроявленный «поляроид».
— Что вы натворили? — рявкает он и возмущенно тычет в меня пальцем.
— Вижу! Сейчас надену аксессуары и высушу! — Морис махает сумкой с замочком «язычком».
— Да нет, я не о том! Тащите стремянку! — кричит фотограф. Через минуту он стоит на перекладине и всматривается мне в лицо холодными, осуждающими глазами. А был такой теплый и доброжелательный… Потом щелкает ногтем по моим бровям. — Что вы здесь натворили?
Ой. Я переступаю с ноги на ногу.
— Винсент меня немножко подчистил.
— Немножко?! — Конрад мотает головой, словно вытряхивая мой идиотский ответ. — Морис, Винсента сюда, быстро!
Стилист разевает рот, закрывает его и бежит в гримерную, не выпуская из рук кучу пастельных сумочек всех форм, размеров и материалов.
— Ви-и-н-се-ент! — кричит он, волоча за собой золотистые ремешки.
Как такое может быть? Неужели Конрад так разозлился из-за бровей? Я гляжу на фотографа: а вдруг это все шутка, спектакль, разыгранный, чтобы визажист не расслаблялся? Может, и так, но я вижу только застывшие сердитые глаза.
— Я пришел, — говорит Винсент с видом, не выражающим никакой радости. — В чем дело?
— Вот это я и хочу узнать! — Конрад тычет пальцем мне в бровь. — Это что?
Щеки Винсента розовеют.
— Они выглядели очень старомодно, и я просто…
— Ты просто что?
— Подправил их, и все! — Визажист повышает тон, хотя его голос звучит не зло, а скорее испуганно. — Там не было формы!
Морис вставляет в розетку удлинитель.
— Эмили! Лицо сюда! — рычит Конрад.
Я вытягиваюсь по стойке смирно.
— Я знаю, что там не было формы! — продолжает он. — А здесь и здесь мне нравилось!
Винсент встает на стремянку и хватается за перекладину над ногами фотографа.
— А вам не кажется, что здесь теперь лучше? — указывает он тупым концом помадной кисточки.
Конрад сосредоточенно хмурится.
Морис становится на самую нижнюю ступеньку и включает фен. Мне в живот ударяет струя теплого воздуха.
— Ну, там же был Дикий Запад! — оправдывается Винсент.
Дикий Запад? Хочется потереть глаза, но меня за это убьют. Передо мной трое мужчин — один большой и взъерошенный, два маленьких и аккуратненьких, — все стоят на стремянке и смотрят на меня широко распахнутыми глазенками, какие бывают у котят на пошлых рождественских открытках или календариках с рекламой кошачьего корма. А я — птичка. Такое внимание было бы лестным, да только интересуют их мои кожные волоски и пятна на платье.
В мою бровь снова упирается палец.
— А здесь слишком тонко.
— Тут? — Пальцу вторит карандаш. — А разве здесь это не выравнивается? И здесь? И здесь?
— НЕСИ ИНСТРУМЕНТЫ!
Инструменты приносят. Под пристальным наблюдением фотографа Винсент выдергивает еще два волоска и чуть закрашивает середину моей левой брови.
— Гораздо лучше! — объявляет Конрад и слезает со стремянки. — Все, Винсент, теперь припудри ее. Морис, поправь пояс. Будем снимать сразу на пленку.
Ума не приложу, как два волоска и один карандашный штрих что-то поменяли. И все-таки я рада, что Карибский кризис вокруг моих бровей разрешился. И еще один плюс: я уже не нервничаю, а просто жду, когда сессия закончится, чтобы снять наконец чертовы туфли и сходить в туалет.
У объектива Конрад опять растягивает губы в ласковой улыбке.
— Сейчас мы будем играть. Повторяйте за мной!
Он ставит правую пятку к левому носку и скашивает бедра.
Я копирую его позу.
— Бедро чуть вперед!
Я двигаю тазом и выпячиваю правое бедро.
— Хорошо! Теперь руку на бедро!
Кладу левую руку на бедро. Ощущение странное.
— Нет, другую!
Все равно странное.
— Отклонитесь назад!
— Больше!
— Меньше!
— Подбородок вниз!
— Прекрасно! Первые несколько кадров так и стойте.
Это только начало. Майк оказался прав: все оставшееся время Конрад дает мне исчерпывающие указания, что и как делать. Для него все мелочи важны: как согнуты пальцы рук, как развернуты стопы, и чем поза неудобнее и неестественнее, тем ему больше нравится.
Между прочим, именно так я себя здесь и чувствую: неудобно и неестественно.
За обедом Айяна травит модельные байки. Например, о том, как она прилетела в Париж, а ее тринадцать сумок «Луи Виттон» — нет. Смеяться надо после фразы: «А когда я уехала, хотите верьте — хотите нет, во всем городе не осталось ни одной дизайнерской сумки!» Что все и делают. Очень громко. Я вожу вилкой по зеленому соусу на куске отварной семги, пытаясь подсчитать, во сколько сумок влезет все, что у меня есть в шкафу, включая довольно обширную коллекцию футболок.
Когда я прошу добавки зеленой фасоли, Морис говорит:
— Надо же, какой у нас аппетитик!
Все смотрят мне в тарелку, включая усмехающуюся Айяну. Я замечаю, что ее тарелка, полная еды, почти не тронута, а Терезы за столом вообще нет.
После еды нам освежают макияж, а значит, обучение продолжается. Я сажусь на стул перед зеркалом. Хихикающая Тереза выскакивает из туалета с пакетиком на замочке. Винсент роется в своих сумках.
— Черт!
— Что?
— Модный контур для губ! — Я гляжу на целый букет карандашей — на вид все «модные».
При ближайшем рассмотрении на них обнаруживаются надписи: «Карандаш для губ № 1», «Нэйкед»[23], «Ньюд» — почему-то сплошная обнаженка. — Все равно запиши. — Он продолжает рыться в сумке. — «Фэшнбл», модный. Серия «Спайс» фирмы «МАК». Точно в тон твоих губ. Другого тебе и не надо.
Фэшнбл, фирма «МАК» (другого не надо).
— Они продаются только в Лондоне, — замечает Айяна.
— Ах, да! — спохватывается Винсент. — Ну, тогда ладно.
Мне срочно нужно достать такой карандаш.
— А бургунди разве не нужен? — кричит Тереза.
— Да, да, нужен хороший карандаш цвета бургундского вина… О боже, ты что вытворяешь?!
Тереза в буквальном смысле отскакивает от стен как мячик. Зеркала создают впечатление, что она прыгает везде и сразу.
— Вот вам, берите! — кричит она и достает из карманов горсти конфет и желатинок. Через пару секунд в конфетах вся гримерка. Тереза так мотает руками, что задевает себя за губы и размазывает помаду по подбородку. Когда зеленая желатинка рикошетом отлетает от макушки Винсента прямо ему в стакан с водой, он хватает тоник, ватные шарики и силком усаживает модель на перекраску.
Ко мне подходит Лаура.
— Ну-ка, кукла, давай поправлю тебе прическу!
Я сажусь к ней. Пока парикмахер горланит что-то из Стиви Винвуда, я времени не теряю.
Контурный карандаш для губ цвета бургундского вина.
— Винсент, а бургунди какой фирмы?
— Сиди смирно! — одергивает Винсент Терезу. — Сейчас подумаю, — обращается он ко мне.
Передо мной лежит стопка журналов, бывшая пища для сплетен Терезы и Айяны. На обложке «Вог» — Синди Кроуфорд в блестящих серьгах и с темно-красными губами.
— А этот цвет? — Я листаю страницы в поисках подписи. Про контур ничего не написано, только помада: «Айсд роузис». И все-таки… Я закрываю журнал и всматриваюсь в губы Синди внимательнее.
— Может, такая помада пригодится?
Тереза хихикает.
— Не думаю, детка, — вздыхает Винсент. — Тереза, я же сказал сидеть спокойно!
— Почему?
Айяна покачивает головой, что при ее лебединой шее выглядит еще обиднее.
— Все эти подписи не соответствуют действительности, — наконец говорит она. — Привет рекламодателям.
Я с сомнением смотрю на нее.
— Она права. — Винсент стирает алые разводы, берет с полки тональник Терезы и начинает накладывать. — Деньги правят миром, детка. Двенадцать обложек — двенадцать довольных производителей.
— И вообще. — Айяна выхватывает у меня «Вог» и читает подписи. — Я знаю этого визажиста. Уверяю тебя, Кевин Окойн скорее возьмет детские мелки, чем косметику «Кларион».
"Студентка с обложки" отзывы
Отзывы читателей о книге "Студентка с обложки". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Студентка с обложки" друзьям в соцсетях.