Даниэла Стил - Свадьба

Она вдруг словно наяву услышала голос психоаналитика: «Вы достойны лучшего» — и не могла вспомнить, то ли доктор. Грин в самом деле произнесла эти слова, то ли они выражали суть того, что она подразумевала. Засыпая, Аллегра видела перед собой твердый взгляд карих глаз Джейн Грин.

— Я заслуживаю лучшего, лучшего… — тихо прошептала

Аллегра. Но что это значит? Внезапно она отчетливо увидела перед собой смеющееся лицо Алана. Но над кем он смеется? Над ней? Над Брэндоном?..

Дом Стейнбергов в Бель-Эйр, большой и удобный, но отнюдь не роскошный, был одним из самых красивых в этой местности. Много лет назад, когда они переехали в него вскоре после рождения Скотта, Блэр сама его приводила в порядок. С тех пор обивка мебели много раз менялась, комнаты переделывались, что позволяло им всегда выглядеть свежо и современно — Блэр явно обладала способностями декоратора. Дети иногда шутили, что в их доме постоянно идет ремонт.

Но Блэр хотелось, чтобы дом всегда выглядел новым, и она часто использовала яркие, жизнерадостные цвета. Здесь царила атмосфера теплоты и непринужденной элегантности, это был дом, в котором людям нравилось бывать. С патио и из окон гостиной открывался великолепный вид. Блэр уже несколько месяцев говорила о том, что планирует сделать в кухне стеклянные стены, но пока была слишком занята, чтобы воплотить эту идею в жизнь.

Аллегра приехала к родителям прямо с работы. Как всегда, когда она попадала в родительский дом, ее сразу же окружала атмосфера теплоты и щедрости, присущей и семье, и, казалось, самому дому. Комната Аллегры была точно такой же, какой она оставила ее одиннадцать лет назад, уезжая на учебу в колледж. Затем здесь переклеили обои, сменили занавески на окнах и покрывало на кровати. Сейчас в ней преобладали нежно-персиковые тона. Аллегра по-прежнему иногда ночевала здесь, а порой и проводила выходные. Возвращение домой, в семью, всегда действовало на нее умиротворяюще. Ее комната находилась на том же этаже, что и комнаты родителей, точнее, их апартаменты, состоящие из спальни, двух гардеробных и двух рабочих кабинетов, которыми Саймон и Блэр пользовались, когда им нужно было поработать дома, что случалось нередко. На этом же этаже, находились две комнаты дня гостей. Выше размещались Сэм и Скотт, а между их комнатами — просторная гостиная. В общем пользовании брата и сестры имелись телевизор с огромным экраном домашний кинотеатр, бильярдный стол и потрясающая суперсовременная стереосистема, подаренная им на Рождество отцом. О таком богатстве мечтал каждый подросток, и в доме всегда околачивалось не меньше полудюжины приятельниц Сэм, звучали разговоры об учебе в школе, о планах на будущее, о мальчиках.

В пятницу вечером, когда Аллегра приехала с работы, Сэм находилась в кухне. Аллегра не могла не заметить, как похорошела сестра за последний год. Она и раньше была хорошенькой, но в семнадцать с половиной лет вдруг превратилась в ослепительную красавицу. Как говорили коллеги Саймона, в Сэм уже сейчас чувствуется звезда, а Блэр, слыша такие слова, всегда хмурилась, считая, что для Сэм главное — учеба. Блэр не возражала против того, что ее младшая дочь время от времени работает фотомоделью, но перспектива, что она станет актрисой, не вызывала у нее никакого энтузиазма. Наблюдая жизнь актрис изо дня в день, Блэр понимала, как тяжело им приходится, и все больше склонялась к мысли, что Сэм лучше держаться подальше от этой профессии. Но девочка уже сама прекрасно во всем разбиралась. Саманта вращалась в кинематографической среде с самого рождения и сейчас не хотела быть никем, кроме актрисы. Сэм послала запросы сразу в несколько университетов: в ЛАКУ, Северо-Западный, Йельский и Нью-Йоркский, интересуясь специальностями, связанными с театром. Сэм со своими высокими баллами в школе имела хорошие шансы поступить в любой из этих университетов. Но в отличие от Аллегры, решавшей тот же вопрос десять лет назад, Сэм не хотела ехать на восток. Она предпочитала остаться в Лос-Анджелесе, возможно, даже жить дома. Из всех университетов она выбрала ЛАКУ и была туда уже зачислена.

Когда Аллегра вошла на кухню, Сэм сидела там и грызла яблоко. Ее длинные белокурые волосы ниспадали по спине золотистым водопадом. Большие зеленые глаза были такого же цвета, как у старшей сестры. Аллегре всегда доставляло удовольствие видеть младшую сестренку.

— Привет, малыш, как жизнь?

Она подошла к Сэм, обняла за плечи и чмокнула в щеку.

— Неплохо. На этой неделе я снималась у английского фотографа. Он классный, мне вообще нравятся иностранцы, они такие милые, обходительные. В ноябре снималась для «Лос- Анджелес таймс» у одного француза, он останавливался в Лос- Анджелесе по пути в Токио. А еще видела предварительный вариант папиного нового фильма.

Как многие подростки, Сэм перескакивала с одной темы на другую, но Аллегра легко ее понимала.

— И как тебе папин фильм?

Она подцепила с тарелки несколько ломтиков искусно нарезанной моркови и обняла Элли, их бессменную кухарку в течение вот уже двадцати лет. Та поздоровалась с Аллегрой и выпроводила обеих сестер из кухни.

— Нормально. Пока трудно сказать. Некоторые сцены еще смонтированы не там, где нужно, но все равно смотрится классно.

«Как и сама Сэм», — подумалось Аллегре. Младшая сестра побежала вверх по лестнице. Провожая ее взглядом, Аллегра улыбнулась своим мыслям. Казалось, Сэм вся состояла из одних ног, рук и длинных волос, она походила на юного жеребенка, радостно скачущего на лугу. Она выглядела совсем юной и в то же время, казалось, выросшей в одночасье. Было трудно поверить, что она выросла так быстро, но теперь Аллегра увидела в сестре почти взрослую женщину. Одиннадцать лет назад, когда она отправлялась в Йельский университет, Сэм была шестилетней девчушкой, и в каком-то смысле родные и теперь по-прежнему смотрели на нее как на ребенка.

— Аллегра, это ты? — окликнула мать. Спускаясь по лестнице, она перегнулась через перила и посмотрела вниз. Аллегре показалось, что Блэр выглядит ненамного старше своих дочерей. Волосы приглушенного рыжего оттенка, зачесанные наверх, мягко обрамляли лицо. Из прически торчали две ручки и карандаш. Блэр была в джинсах, черной водолазке и высоких кроссовках, которые купили для Сэм, но та отказалась их носить. С первого взгляда Блэр можно было принять за простенькую девушку, и только присмотревшись, человек замечал, как она прекрасна, и видел, что годы очень мягко, но все же наложили свой отпечаток на ее совершенные черты. Она была такой же высокой и стройной, как ее дочери.

— Как поживаешь, дорогая? — спросила Блэр, целуя Аллегру в щеку.

В это время зазвонил телефон, и она поспешила снять трубку. Это был Саймон. Он предупредил, что на работе возникли кое-какие проблемы и он задержится, но к обеду будет дома.

Все эти годы именно близость друг к другу, а еще сознание, что у них замечательный брак и надежные тылы, оберегали их от стрессов, которых так много бывает в Голливуде. Блэр редко об этом вспоминала, но до встречи с Саймоном в ее жизни царила полная неразбериха. Было время, когда она приходила в отчаяние, но, казалось, все изменилось к лучшему, как только они поженились. Именно тогда ее карьера круто пошла вверх; у них скоро появились дети — они родились легко и были для родителей желанными. Блэр и Саймон любили своих детей, свой дом и друг друга. Им обоим было нечего больше желать, разве что еще детей. Когда родилась Сэм, младшая из троих, Блэр уже исполнилось тридцать семь, в те времена этот возраст считался довольно поздним для материнства, поэтому они с Саймоном решили на этом остановиться. Сейчас Блэр иногда жалела, что не завела еще хотя бы одного ребенка, но и те трое, что у них были, доставили им с Саймоном много радости, несмотря на случающиеся время от времени стычки с Самантой. Блэр понимала, что младшая дочь у них немного избалована, но при этом она оставалась хорошей девочкой. Сэм неплохо училась в школе, никогда не совершала понастоящему серьезных проступков, а если иногда и спорила с матерью, то это казалось вполне естественным для ее возраста и среды.

Закончив разговор по телефону, Блэр поднялась на второй этаж. Увидев, что дверь в спальню Аллегры открыта, а сама Аллегра стоит у окна и смотрит во двор, Блэр зашла поговорить с дочерью.

— Дорогая, ты же знаешь, что можешь приезжать домой, когда тебе захочется, — мягко сказала Блэр. Ее удивила тоска во взгляде Аллегры, хотелось узнать, в чем дело, но она не стала вмешиваться в дела взрослой дочери. Отношения Аллегры с Брэндоном всегда беспокоили Блэр, она подозревала, что ее дочь не получает от него достаточно тепла. Брэндон казался таким отстраненным, независимым, казалось, его мало интересуют чувства и потребности Аллегры. На протяжении двух лет Блэр честно пыталась проникнуться симпатией к другу дочери, но ей это так и не удалось.

— Спасибо, мама.

Аллегра улыбнулась и легла, раскинув руки, на высокую кровать с пологом. Иногда она была счастлива просто побыть зтесь, даже если ей удавалось вырваться всего на пару часов. Но иногда то, что родительский дом до сих пор имеет над ней власть, ее раздражало. Ей по-прежнему хотелось быть с родителями, и временами это пугало. Она слишком их любила и не смогла оборвать связи, которые другие оборвали давным-давно. В глубине души Блэр не очень понимала, зачем ей отрываться от родителей. Брэндон не раз придирался, что она к ним слишком привязана, он считал это неестественным. Но у нее до сих пор сохранялись прекрасные отношения с отцом и матерью, и они всегда поддерживали ее в трудные минуты. И что ей прикажете делать? Прекратить видеться с родителями только потому, что ей скоро исполнится тридцать?

— Где Брэндон? — поинтересовалась мать как бы невзначай. Она прослушала сообщение Аллегры на автоответчике и, признаться, испытала облегчение. Но конечно, не сказала об этом дочери. — Задержался на работе?

— Ему нужно навестить дочерей в Сан-Франциско, — ответила Аллегра, стараясь говорить так же непринужденно, как мать. Но обе знали, что это спокойствие и непринужденность лишь показные.

— К завтрашнему дню он, конечно же, вернется, — с улыбкой сказала Блэр. Ей было обидно за Аллегру, потому что этого Брэндона, казалось, никогда не было рядом в нужный момент. Но ответ дочери удивил и насторожил ее.

— Нет, не вернется. Он хочет провести с ними весь уик-энд. С понедельника у него начинается слушание дела в суде, и он не знает, когда сможет навестить их в следующий раз.

— Как, Брэндон не пойдет на церемонию награждения? — изумилась Блэр. «Как это понимать? — думала она. — Или это один из первых признаков приближающегося разрыва?» Не тая удивления, Блэр постаралась скрыть, что новость вселила в нее надежду.

— Нет, но это не важно, — солгала Аллегра, не желая говорить, как сильно Брэндон ее расстроил. Когда она признавалась матери в том, что у них с Брэндоном не все гладко, то начинала чувствовать себя очень уязвимой. У ее родителей никогда не было проблем друг с другом, их отношения были почти идеальными. — Я пойду с Аланом.

— Очень мило с его стороны, — сказала Блэр, поджимая губы.

Она устроилась в удобном мягком кресле возле кровати. Аллегра посмотрела на мать, понимая, что допрос еще не закончен. Почему Брэндон до сих пор не развелся? Почему он то и дело летает в Сан-Франциско к бывшей жене? Сознает ли он, что в ближайший день рождения его подруге исполнится тридцать? Аллегре и самой хотелось бы знать ответы на все эти вопросы.

— А тебя не беспокоит, что он уклоняется от участия в событиях, которые так важны для тебя?

Ясные голубые глаза матери проникали, казалось, в самую ее душу, но Аллегра попыталась не впустить их.

— Иногда беспокоит. Но, как говорит Брэндон, мы оба взрослые люди, у нас у обоих серьезная работа и определенные обязательства перед другими людьми. Иногда мы просто не можем быть вместе, и это надо понимать. Мама, не стоит делать из мухи слона. У Брэндона двое детей в другом городе, должен же он с ними видеться.

— А тебе не кажется, что время выбрано не очень удачно?

Слушая мать, Аллегра все больше злилась. Только этого ей

не хватало сегодня вечером — защищать Брэндона! Она сама расстроилась из-за его поведения, и у нее не было ни малейшего желания оправдывать его перед матерью. Женщины обменялись взглядами, и в это время в дверях появился высокий темноволосый молодой человек.

— Ну и кого вы разбираете по косточкам на этот раз? Полагаю, Брэндона. А может, на горизонте появился кто-то еще?

Скотт только что приехал из аэропорта. Широко улыбаясь, Аллегра села на кровати, Скотт в два шага пересек комнату, сел с ней рядом и обнял сестру.

— Го-осподи, похоже, ты еще больше вырос! — воскликнула Аллегра. Мать наблюдала за дочерыо и сыном с ласковой улыбкой. Скотт был копией своего отца, росту в нем сейчас было шесть футов пять дюймов, но, к счастью, он, кажется, перестал расти. В Стэнфорде он был членом баскетбольной команды.