«Но я не должен так поступать, – сопротивлялся его разум, – ибо она не свободна, и я тоже не свободен. Это ведь прямое нарушение Закона Бога и осквернение дружбы с Саулом. И все-таки…»

Бен все еще рассматривал свои руки, заставил себя потупить взор, ибо знал, что потеряется в ее бездонных глазах, если хотя бы раз взглянет на Сару.

– Бен, – послышался слабый голосок – он был столь же слабым и хрупким, сколь и тело, из которого исходил. Голосок принадлежал женщине, которую он так непристойно оттолкнул от себя.

Бен не ответил. Тело измученного мужчины содрогалось от страсти, он, как мог, сопротивлялся желаниям, пожиравшим его.

Тут снова послышался слабый голос:

– Давид… – Голос почти уговаривал. Он приглашал нежно, повелительно и робко.

Наконец, не выдержав, Бен посмотрел ей в глаза. Увидев это бледное личико, длинные черные волосы, он почувствовал, что его сердце готово разорваться на части. С трудом сглотнув, Бен слабым голосом выдавил:

– Сара, милая, мы не должны так поступать. Того единственного раза не должно было…

В ее глазах отражалась безграничная печаль, грусть, озадачившая его. Казалась, будто она желала его, но боролась сама с собой. Но Бен об этом не догадывался.

Откуда ему было знать? Откуда ему ведомо, что она сильно любит Бена, но понимает, что не сможет принадлежать ему, и только поэтому готова отдаться Давиду. Желая получить Бена, она предложит себя незнакомцу и притворится другой женщиной.

– Это было так давно, – прошептала она, протягивая к нему руку.

Он взял руку Джуди и прижал ее к своим губам. В его ушах раздался шум, подобный грому. Видно, разум совсем оставил его. Бен подхватил Джуди на руки, сильные и нежные, отнес к постели и осторожно опустил на нее.

– Сара, не плачь, – растерянно пробормотал он. – Я оставлю тебя, если твое желание таково…

Но маленькая рука Джуди потянулась к нему, и он почувствовал, что она вся горит. И снова преданность Саулу и строгие законы Торы остановили Давида. Он навис над ней, испытываю мимолетную нерешительность.

Джуди с мольбой посмотрела на него, она была изумлена не меньше его. Она чувствовала, как ее плотское желание вытесняет все другое. Джуди отбивалась от множества сомнений.

Наконец она сдалась и пробормотала:

– Если не Бен, то Давид… – А человеку, стоявшему над ней, она сказала: – Не медли, мой милый, пока этот час в нашем распоряжении.

Он тут же набросился на нее, гонимый собственным отчаянным желанием, и стал целовать ее уста со страстью, потрясшей обоих. Джуди чувствовала, как соленый вкус ее слез смешивается со вкусом его языка. Она чувствовала, что его уста пожирают ее, и пыталась подавить вырывавшиеся из нее рыдания.

Жадность, с какой Бен накинулся на нее, свидетельствовала о страданиях Давида бен Ионы, о страстной любви, которая ждала две тысячи лет, чтобы найти свое воплощение.

17

Следующие два дня оба витали между настоящим и прошлым, они создали себе царство теней, осознавая тщетность собственных усилий. Бен терпеливо ждал тринадцатый свиток. Он спокойно сидел долгие часы, безмолвно уставившись на фрагменты папирусов, которые у него накопились. Он пристально изучал каждую фотографию, будто переживая сладкие воспоминания.

Джуди была менее уверена в себе, хотя и отдалась чувству, которому невозможно было сопротивляться. Она любила Бена – Давида так сильно, что больше не задумывалась о том, что с ними станется. Джуди не задумывалась о будущем, ибо верила, что все случившееся до сих пор предопределено судьбой и следующие дни в их жизни наступят столь же неизбежно, а изменить уже ничего нельзя.

Они еще трижды предавались любви, и каждый раз все происходило так же бурно, как и в предыдущий. Когда оба посреди ночи лежали в объятиях друг друга, наслаждаясь ощущением разгоряченных обнаженных тел, Бен тихо рассказывал на древнееврейском диалекте о чудесах Иерусалима, ожидании добра и непреклонной вере в возрождение, охвативших сердца людей того времени.

– Я был неправ, – сказал он на этом древнем языке, который Джуди большей частью понимала. – Я был неправ, когда хотел уехать в Израиль. Ибо браться за оружие и сражаться с врагом – значит поступить вероломно перед Богом. Разве он не обещал прислать Мессию, Помазанника, который избавит Израиль от угнетения? В миг слабости я потерял терпение и был готов подвергнуть сомнению решение Бога. Ты оказалась права, моя любовь, когда пыталась остановить меня.

Джуди прижалась к Бену и опустила голову ему на грудь. Не было часа чудеснее, чем этот, когда она лежала в объятиях Бена и наслаждалась видениями, которые вызывал его нежный голос: прогулки по берегу озера в Галилее, красные анемоны, цветущие весной, радость от обильного урожая оливок, мир и спокойствие на вершине холма в Иудее. Она хотела, чтобы эти мгновения стали вечными.

Но это была несбыточная мечта.

Утром в субботу в дверь постучал почтальон – он принес заказное письмо, отправленное из Израиля.


Они прочитали записку от Уезерби – в ней говорилось что-то об издателях, музеях и официальном объявлении – и Бен сел за перевод последнего свитка.

Казалось, что он невозмутим, не торопится, а, наоборот, желает растянуть мгновение. Но Джуди забеспокоилась. Она не могла оторвать глаз от маленького конверта, вложенного в большой. В ее голове уже роилась тьма вопросов.

Что произойдет с нами после того, как мы прочтем последний свиток? Джуди взглянула на Бена, увидела умиротворенное выражение на его лице, по которому угадывала душевное спокойствие Давида. Куда бы ни отправили Бенджамена Мессера, где бы ни обосновалась его неспокойная и преследуемая чувством вины душа, человек, находившийся рядом с ней, был счастливей. А ей больше ничего и не надо.

«А что, если эти свитки, – подумала она, чувствуя гнетущий страх, – представляли лишь тонкую нить, связывавшую его с нынешним обликом? А что, если в последнем свитке обнаружится нечто такое, из-за чего эта тонкая нить оборвется?»


В последующие четыре года распри в городе неизмеримо умножились.

В день, когда прокуратор Гессий Флор разграбил сокровищницу храма, сотни евреев взялись за оружие. Дабы подавить восстание, прокуратор разместил римские войска по всему городу. Это были жестокие люди, готовые пойти на все, чтобы сокрушить восстание. В результате многие евреи были убиты и ранены. Когда новость об этом распространилась по всей стране, все новые и новые организованные отряды зелотов восставали против угнетателей и убивали римлян повсюду, где те встречались им.

Если раньше время от времени устраивались засады и саботаж, то теперь началась открытая война.

На подавление восстания император Нерон отправил своего лучшего полководца Веспасиана. Во всех городах Иудеи, Сирии и Идумеи всколыхнулись сражения. Поскольку Галилея стояла на пути римского наступления, она пережила самый мощный удар и разрушения. Мои братья оставили свои семьи и встали в ряды мятежных сил. Мне говорили, что они погибли, сражаясь за Сион.

Я так и не узнаю, что случилось с моей матерью и отцом.

В то время в Иерусалиме царили страх и ненависть, пахло кровью, но больших сражений не было. Мы ждали, что произойдет с удаленными городами, когда римляне пройдут через них и направятся в нашу сторону.

Нам рассказывают о множестве доблестных поступков, совершенных во время тех битв, когда тысячи евреев, причем половину из них составляли зелоты, сражались как могли, дабы восстановить верховенство Израиля.

Однако в душе я знал, что они ошибаются, ибо именно Царь Израиля освободит нас от цепей рабства, а он еще не вернулся к нам.

Я сказал об этом Саулу, который однажды поздно вечером пришел к нам в дом и, вложив мне в руку меч, сказал: «Врат, настал твой час вооружиться!»

Но я отказался от меча и ответил: «Если бы я взял оружие сейчас и выступил против врага, то проявил бы вероломство перед Богом. Я верю, что Мессия придет. Я верю тому, что Бог обещал своим детям. И я верю, что в тот день новый Царь Израиля освободит нас».

– Ты упрямый глупец, – ответил Саул. Его слова обидели меня до глубины души.

Вот как случилось, что мы с Саулом полностью разошлись во мнениях.

Новость о смерти императора Нерона заставила Веспасиана вернуться в Рим, чтобы принять участие в гражданском перевороте, который случился в то время, пока трон пустовал. Однако мы на Востоке не получили передышки, ибо вместо себя он прислал своего сына Тита, жестокого и целеустремленного человека.

С покорением каждого города и приближением римской военной машины Иерусалим начинал охватывать страх.

Наши братья, обитавшие в монастыре у Соленого моря, покинули свою обитель и рассеялись по всей стране. Нам говорили, будто они закупорили свои священные свитки в кувшинах и спрятали их глубоко в пещерах у Соленого моря. Так слово Божье будет спасено от завоевателей-язычников, а монахи, однажды вернувшись, снова вытащат свитки на свет.

Час Иерусалима близился. Когда в Иерусалим в поисках убежища хлынул поток ограбленных уцелевших людей из Тивериады, Иотапаты, Кесарии и мы слышали рассказы о мощи и жестокости римлян, я понял, что настало время перевести жену и рабов в безопасное место за городские стены. Мы вернемся в свое прежнее жилище, когда минует опасность. Ревека плакала, но вела себя храбро, и я гордился ею. Мы взяли с собой самое необходимое, остальное имущество оставили в складе, надеясь скоро вернуться.

Мириам радостно встретила нас в своем доме, где мы с Ревекой поделились своим мирским имуществом с другими членами Бедняков, Иаковом, Филиппом и Матфеем и проводил дни в молитвах.

Свой прежний дом мы больше никогда не увидели.

Веспасиан стал императором Рима, а его сын Тит наконец появился на подступах к Иерусалиму.

Я не могу описать словами тот леденящий страх, который охватил наши сердца при виде римских легионов. Десятки тысяч легионеров приближались к городу и именно в это мгновение я, глядя вниз с храма в сторону Масличной горы, понял, что наступают последние дни.

Именно в это время в городе случилось печальное событие. Видя громадное римское войско, отделенное от нас лишь долиной Кедрон, многие граждане громко заявляли о своем желании сдаться прямо сейчас и таким образом спасти свои жизни. Однако зелоты не хотели допустить такого, ибо верили, что наступают последние дни, предсказанные в Священном Писании, и они выполняют веление Бога. Так жители Иерусалима разделились. Главы города, саддукеи[50] и фарисеи, считали, что римляне не нападут и удастся достигнуть мирного соглашения. Мы из секты Бедняков верили, что осталось лишь молиться и Бог, видя нашу преданность, пришлет к нам Мессию. Итак, Иерусалим остался разделенным и мы не могли выступить против врага объединенными силами.

Наступил день, когда Тит устал от противостояния и, желая приступить к решительным действиям, приказал сровнять всю близлежащую землю и заполнить ею долину Кедрона. Римляне спилили все деревья, снесли все ограды и сровняли с землей все здания. Так было уничтожено мое хозяйство. Я смотрел, как пламя поднимается к небу, но скоро сжигать уже было нечего.

Затем Тит распорядился, чтобы построили огромный скат. Он выбрал самое удобное место для наступления напротив гроба Иоанна Гиркана[51], ибо здесь первый ряд крепостного вала находился ниже, отсюда можно было легко добраться до третьего вала, через который он собирался захватить Антонию, Старый город, где находился храм.

Даже сейчас, когда враг подошел столь близко, в городе не утихала борьба. По мере того как все больше и больше людей впадало в панику и собиралось переметнуться к римлянам, грозные зелоты взяли бразды правления в свои руки и даже слышать не хотели о сдаче города.

Я не мог поверить своим глазам – мы сами шли к гибели, пока внутри города евреи сражались между собой, а за его пределами римляне, точно стервятники, дожидались своего часа.

Для всех наступили горестные времена, никто не знал покоя. Если какой-то еврей хотел сдаться римлянам, зелоты убивали его прямо на улице в назидание другим. Они стали фанатиками. Эти зелоты, столь горячо верившие в Верховенство Сиона, совсем помешались, когда римляне загнали их в угол. Мы все попали в ловушку и знали, что нам устроят резню. Дошло до того, что эти радикальные евреи помешались на своих идеях. В то время как среди нас были такие, кто предпочел бы рабство без кровопролития, зелоты, предпочли смерть унижению.

Иерусалим никак не мог объединиться перед лицом врага. Я не знаю, помогло бы объединение или нет, ибо скоро начался кошмар невиданных масштабов. Никто из нас не мог предвидеть ту беду, которая скоро выпадет на нашу долю, но когда мы по-настоящему осознали серьезность положения, было уже поздно.