— Так вот кто научил тебя смешивать боль и удовольствие.

— Вряд ли. — Нейл покачал головой. — Вряд ли это его заслуга, Элена. Он просто предоставил мне для этого массу возможностей. Между нами не существовало близости, какая существует между любовниками или старыми друзьями. Мы оба страдали из-за этого и злились друг на друга, потому что ни один из нас не осмеливался сделать первый шаг. Тебе смешно?

— Нет. — Я вытерла глаза уголком носового платка. — Извини. Я просто подумала. Ладно, глупости все это.

Он молча смотрел на меня, ожидая объяснений. Я нервно усмехнулась:

— Ты задеваешь людей за живое. Как тебе удается? Вот ты дрался с этим парнем на тренировках, а теперь он примчался следом за тобой на Крит... Не знаю, сумела ли я за всю свою жизнь привязать к себе до такой степени хотя бы одно человеческое существо.

— А тебе хотелось?

— Не знаю. Наверное, я об этом просто не задумывалась... Кто же в конце концов сделал этот шаг? Стоит ли спрашивать... Конечно, ты.

— Да, — подтвердил он с улыбкой. — Однажды я позвонил ему в пятницу вечером и предложил поехать со мной на остров Англси. Выяснилось, что он ни разу там не был. Всю дорогу я рассказывал ему легенды из «Мабиногиона» и другие истории, в том числе про клад из Ллин Керриг Баха, обнаруженный в 1943 году. Это место когда-то было частью озера, куда бросали оружие, детали колесниц, инструменты, котлы и так далее. Считается, что между серединой II века до нашей эры и II веком нашей эры там было святилище одного из богов древней Кельтики. Потом мы побывали в Аберфрау, где осмотрели дворец «островного дракона» Маелгуна, потом в Ллангадваладре.

— Где вы ночевали?

— В мотеле.

— В одной комнате?

— Да. Догадываюсь, о чем ты сейчас думаешь... Я лег в постель и заснул. Но через два часа проснулся. Ронан не спал. Стоял у окна и смотрел на улицу. Ночь была лунная, и, когда он повернулся, его лицо в этом мертвенном свете показалось мне лицом вампира. Да еще эти разные глаза. Я спросил: «Ты что там делаешь?» Он ответил: «Думаю». Тогда я набрался храбрости и спросил: «В Японии мужчины часто делали тебе предложения?» Он усмехнулся: «Даже слишком часто». — «Ты принимал их?» — «Нет. Для меня это было невозможно». Он сказал: БЫЛО невозможно. Я откинул одеяло и позвал: «Ронан! Иди сюда». Он забрался ко мне в постель, мы обнялись и больше ничего. Хочешь верь, хочешь не верь. Наутро мы отправились на то место, где находились вырубленные римлянами священные рощи древних бриттов и алтари, омытые человеческой кровью. О столкновении в 61 году между солдатами Светония Паулина и друидами Англси писал Тацит. Мы стояли рядом на холодном ветру, и я рассказывал ему о практике человеческих жертвоприношений, существовавшей среди кельтов Галлии, Британии и Ирландии; о жертвенных кострах, полыхавших в день летнего солнцестояния; о пронзенных копьями, а затем подвешенных на ветвях священных деревьев телах женщин, посвященных богине Андрасте, покровительнице царицы Боудикки; о первенцах каждого потомства и отпрысках каждого клана, принесенных в жертву золотому идолу Кромм Круаху; о стоящих на жертвенной крови фундаментах монастыря в Ионе и дворца в Эмайн Маха; о человеческой плоти и крови, разбросанной и разбрызганной по полям, а также смешанной с зерном для содействия плодородию; о насаженных на колья головах врагов, окружавших кельтский оппидум, или дворец верховного короля; об испитой из черепов убитых воинов крови с целью получения их силы и доблести; об обычаях братства крови, которые сохранились на Западных островах до сегодняшнего дня. Надо сказать, подобная практика существовала у всех древних арийских и семитских народов, а также у некоторых североамериканских и мексиканских индейских племен. Но я намеренно сгущал краски. Хотел шокировать его, но не удалось. Вернее, удалось, но не таким образом. Хочешь знать каким?

Да, я хотела знать.

— Дело в том, что незадолго до нашей поездки я предпринял, при содействии одного из своих оксфордских профессоров, авторитетного европейского специалиста в области геральдики и генеалогии, небольшое историческое расследование, которое привело к неожиданным результатам. Исходя из многочисленных фактов и домыслов (домыслы в основном предоставил я), мы сделали ряд запросов, получили ряд ответов, кое-что раскопали в университетских архивах, систематизировали весь полученный таким образом материал. Что ты качаешь головой? Там были даже результаты антропометрического исследования, сделанного по фотографиям Ронана, которые я раздобыл обманным путем, и копия его медицинской карточки, хранящейся в офисе Накамуры. Короче, за пару месяцев мы узнали о Ронане такое, чего он сам о себе не знал, и на основании этих данных взяли на себя смелость предположить, что его родословная восходит к потомкам великого Маелгуна Гвинедда, правнука Кунедды и правителя Северного Уэльса и острова Мон, нынешнего Англси.

История этой династии, с резиденцией в Аберфрау, насчитывает восемьсот лет, с V века по 1282 год, а при Маелгуне (настоящее имя Маглокун Гильдаса) она стала самой влиятельной династией Уэльса. Все ее представители были христианами, и в королевской церкви в Ллангадваладре, в двух милях от Аберфрау, до сих пор можно увидеть латинскую надпись, превозносящую этот род, в частности короля Кадвана. Сын Кадвана, Кадваллон Второй, в союзе с королем Мерсии Пендой в 633 году нанес поражение войскам Эдвина Нортумбрийского, первого английского короля, вторгшегося в Уэльс, а самого Эдвина убил.

В своем расследовании изначально мы опирались на то обстоятельство, что Ронан временно проживал в старинном двухэтажном особняке, принадлежащем его родственникам по материнской линии, которые находились в отъезде. Когда я подвозил его с переломом руки, он вскользь упомянул о том, что предки этого семейства перебрались в Британию из Уэльса в конце XVII века. Особняк был хорош. Каждое такое здание имеет свою историю, запечатленную в архивах. Историю рода. Позже, когда я уже начал бывать в этом доме, Ронан показывал мне всякие имущественные документы, старые свидетельства о браках, смертях, рождениях и прочие фамильные реликвии, существование которых делало наше предположение не таким уж невероятным. Ему самому и в голову не приходило копаться в прошлом своей семьи, и он был поражен тем, что я сделал это для него.

— Ты ухаживал за ним, как за девушкой.

— Нет. Просто помог ему снова стать европейцем.

— Ты показал ему землю его предков.

— Да. Стоя на этой земле, священной земле друидов, мы исполнили обряды братства крови, которые соединили нас перед богами.

Картина ясная. Приняв решение оставить свою Этайн, он знакомит с ней Ронана. Тот моментально влюбляется, потому что она, по всей видимости, красива. И она, в силу необходимости, отвечает ему взаимностью. Так или не совсем так, не суть важно. Покидая ее, Нейл хотел быть за нее спокоен, за нее и за ребенка. И теперь он спокоен.

Брат берет в жены вдову своего брата. Осиротевшая семья становится его семьей. Может быть, за этим стоит какая-нибудь красивая романтическая история. А может, и нет. Степень любви Нейла к кузине Этайн мне неизвестна, как и степень ее любви к нему. Роман, начавшийся в детском возрасте, со временем вполне мог сойти на нет. Я могу фантазировать на эту тему сколько угодно, но правды все равно не узнаю. Никто мне ее не скажет, ни Нейл, ни Этайн, ведь для полноты картины по-хорошему следует выслушать обе стороны.

И вот так всегда. Внезапная откровенность, воспоминание, намек высвечивают передо мной очередной фрагмент его биографии. Фрагмент без начала и конца, который в дальнейшем развивается совершенно самостоятельно, обрастая бесчисленными подробностями в моем воображении.

Ночь на циновке под шотландским пледом у стен старой крепости — это не совсем то, что нужно женщине моего возраста, с моими привычками, но если делать это не слишком часто... Нейл со мной рядом не то спит, не то думает о чем-то с закрытыми глазами. Он лежит на боку, подложив под голову согнутую руку, темные волосы занавешивают лицо. Медленно я провожу рукой по его стройному бедру, вдоль джинсового шва, и чувствую спазм в горле, как бывает от сдерживаемых рыданий.

Он запретил мне думать о таинственном недуге, подтачивающем его организм. «Пойми, Элена, ничего страшного не происходит. Самое ужасное, что со мной еще можно сделать, — оторвать меня от этой земли. Но я не уйду. Я никуда не денусь. Я останусь здесь навсегда».

Ужинали мы, несмотря на все мои отговорки, в доме Костаса и Ифигении, где нам, как всегда, были очень рады. Чуть позже заглянула соседка с годовалым ребенком, и мне сообщили, что ее зовут Катерина, а ее сыну Манолису Нейл приходится крестным отцом.

— То есть как? — поинтересовалась я шепотом. — Ты же не православный.

— И уж точно не католик, — весело откликнулся Нейл. — Но им этого хотелось. Как я мог обидеть людей?

Самая лучшая логика на свете. Абсолютно в его духе. Поклоняйся хоть дырявому корыту, но не смей обижать людей, которые предоставили тебе стол и кров.

В его мастерской присутствовали следы каких-то серьезных перестановок.

— Я пообещал своему агенту в Лондоне, что Ронан привезет ему несколько картин. — Нейл ногой отбросил в сторону моток бечевки и обломок деревянной рейки. — Если удастся их продать, будет неплохо.

Он показал мне эти картины. На одной из них я увидела себя. Свой портрет.

Я вернусь в Москву, Ронан с полотнами кисти Нейла Бреннана вернется в Лондон, и в какой-то картинной галерее или просто на стене чьей-то гостиной появится мой портрет. Элена, Селена... Можно ли считать это формой бессмертия?

Он очень точно уловил мое состояние — состояние смятения. Я еще не вполне изжила свой страх. Страх за себя и страх за него. То, от чего он старался меня исцелить.

— Ронан узнал тебя, — сообщил Нейл, глядя на портрет. — Сказал, что видел тебя на стоянке около здания аэропорта.

— Ужасно.

— Разве? Я так не думаю.


Ночь падает на остров стремительно и бесшумно — не успеешь оглянуться, а вокруг уже черным-черно. Умолкли птицы, затаились зверушки. Фиолетовый атлас неба с белыми огнями звезд, спящая смертным сном зачарованная цитадель. Где-то здесь находится дверь в Инобытие. Дверь, которая отворяется один раз в году. Это придает крепости известное сходство с ирландским холмом-сидом, откуда в канун Самайна в мир людей проникают старые боги. И люди, что особенно важно, тоже порой проникают в мир богов. В мир без смерти и без печали, в страну вечной молодости — Тир-на-Ог.

— Ты совсем не спала? — сонно спросил Нейл, подтягивая меня поближе к себе и закутывая в одеяло.

— Спала. Может быть, час или два. Он посмотрел на небо.

— Скоро рассвет.

— Ты сам-то спал?

— Не знаю. Наверное.

Час перед рассветом подарил странные, почти пророческие видения, воспоминания, которые не могли быть моими, звуки, не похожие ни на какие другие известные мне. Тишина. Но стоит вникнуть в нее всем сердцем, как становятся слышны низкий гулкий рокот в недрах Белых гор, шуршание песка под ногами невидимых странников или дозорных. Обрывки религиозных песнопений, доносящиеся со стороны моря. Издалека... оттуда, где обитают безымянные дети глубин.

— Ты слышишь, Элена?

— Да. Это можно услышать только здесь? Потому ты и привел меня сюда?

— Не только здесь. Повсюду.

— Но раньше я никогда... Он прижал меня еще крепче.


Ты не будешь получать удовольствия от мира до тех пор, пока море не потечет в твоих жилах, пока ты не облачишься в небеса и не увенчаешь свою голову звездами. Пока ты не станешь считать себя единственным, кому весь этот мир достанется в наследство, и даже кем-то большим, поскольку любой из живущих в этом мире людей является единственным наследником, как и ты.


От звука его голоса меня пробирала дрожь.


Пока ты не будешь получать такое же удовольствие от Бога, какое скупцы получают от золота, а короли от власти, — ты не будешь получать удовольствие от этого мира.


Когда небо поменяло цвет с фиолетового на жемчужно-голубой, в проеме Восточных ворот возникла стройная фигура. Светлые брюки, светлая рубаха, светлые волосы. Учитывая, что незадолго до этого мне послышался шум мотора подъезжающего автомобиля, навряд ли это призрак.

— Прошу прощения, — послышался негромкий голос. — Я не знал, что ты здесь, и не знал, что ты не один.

Нейл сладко потянулся и сел на циновке, приглаживая спутанные волосы.

— Дважды ложь, — пробормотал он добродушно. И взглянул на меня смеющимися глазами. — Кажется, вчера вечером Ронан опять выпил слишком много красного вина, и оно не давало ему спать. Красное вино всегда так действует на него, уж не знаю почему.