— Я и забыл, что ты занимаешься резьбой, — произнёс до боли знакомый голос позади Саймона. — Вечно устраивал беспорядок в моём салоне.

Саймон издал стон. Проклятье. Сначала Луиза, теперь этот.

Он медленно повернулся к королю, который только что вошёл в библиотеку.

— Ваше Величество, — кланяясь с Раджи в руке, Саймон уже подготовил себя к нелёгкой встрече.

— Бойкий парень? — Король кивнул на Раджи, который продолжал протестовать против неминуемого удаления из хорошего общества.

— Обычно он ведёт себя хорошо, — Саймон засунул Раджи в клетку, и стоило дать питомцу ярко раскрашенную птицу, которая была его любимой игрушкой, как Раджи успокоился и стал поглаживать резное создание с отеческой любовью.

Георг аккуратно приблизился и заглянул в клетку.

— Ты вырезал ему игрушку?

— Резьба помогает мне думать.

— Хочешь сказать, плести интриги и заговоры.

Саймон осторожно на него посмотрел:

— Умение, которым вы отлично владеете, раз я вызван обратно.

— Совершенно верно, — король смерил Саймона взглядом. — Ты хорошо выглядишь.

— Как и вы. — В действительности, Георг был похож на раздувшегося кита [2]. Следствием жизни во славу чревоугодия стали одутловатые черты лица и бледная кожа.

— Ты никогда не имел обыкновение льстить мне, высокомерный негодяй, так что не начинай теперь.

Саймон подавил смешок. Он имел обыкновение льстить королю с болезненной регулярностью — так он и продвинулся по карьерной лестнице. И никак иначе.

— Хорошо. Вы ужасно выглядите. Вы это хотели услышать?

Георг вздрогнул:

— Нет, но это правда, не так ли?

— Правда зависит от вашей точки зрения, — Саймон закрыл клетку Раджи, изумляясь, что король зашёл так далеко. — Как говорил мой адъютант: «Лучше быть слепым, чем смотреть на вещи только с одной точки зрения».

— Я не хочу слышать вздор, которого ты нахватался у того индуса-полукровки, — отрезал Георг. — Ты не набоб [3] с воодушевлением читающий лекции о своих странствиях и развлекающий гостей проделками своего питомца. Мы оба знаем, что твой удел значительней.

Пальцы Саймона замерли на затворе клетки Раджи, в целях осторожности он придал голосу спокойный тон:

— Вам виднее.

— Для игр нет времени. Я знаю, что вчера ты посетил парламент. Присматриваешься?

Саймон не отрицал этого. Ни факт открытия того, что всего лишь час, проведенный с его старыми друзьями, показал ему, как сильно изменились его взгляды на политику. Управление с отеческой терпимостью больше подходило для времен его деда, но Французская революция и поражение в Америке изменили ожидания людей.

К сожалению, старая гвардия ответила упрямством и введением драконовской политики, что вызвало дополнительные трудности. Им следовало бы прислушаться к недовольным голосам. А это означало переустройство палаты общин, чтобы она представляла не только богатых землевладельцев.

Не то чтобы Саймон намеревался сообщить его старым союзникам о своих новых идеях. Нет. На первых порах ему следовало продвигаться медленно, по чуть-чуть. Старая гвардия плохо отреагировала на намёк о реформах — он должен будет заверить их, что его мероприятия не предполагают смены правительства. Медленное, умеренное изменение было единственной вещью, которую они могли принять.

Повернувшись, Саймон заметил, что король смотрит на него с неопределенным выражением.

— Ты по-прежнему намерен преследовать свои амбиции до конца жизни, не так ли? — Его Величество внимательно изучал его лицо. — Все ожидают, что ты последуешь хорошему примеру Монтита.

В таком случае, все они могут катиться к чертям. Потому что, хотя у Саймона амбиции были по-прежнему велики, он не собирается добиваться своих целей, руководствуясь «хорошим примером» своего деда, проживая жизнь полную лицемерия и скрытого морального распада.

Или совсем отступить, поддержав короля с его сетью интриг. Его Величество был, в лучшем случае, непредсказуем, а в худшем — опасен.

— Я ещё не решил.

— Конечно, решил, — он бросил на Саймона лукавый взгляд. — Или, может, ты не отслужил полный срок в качестве генерал-губернатора. Возможно, ты вернулся в Англию только из-за того, что устал от жары и змей, и проблем с коренным населением. Но ты держался до конца, даже тогда, когда ничтожества говаривали: «У меня есть богатство и чин. Кому нужна эта политика?»

Саймон ощетинился:

— Я держался до конца, потому что дал клятву.

— И потому, что я сказал, что у тебя не будет будущего в политике, если ты этого не сделаешь.

Ясно было, что Его Величество предполагал получить определённый результат.

— Да, но я честно отслужил свой срок, и теперь вы должны оказать мне безоговорочную поддержку в моих притязаниях на пост премьер-министра. Как мы и договаривались.

Хитро улыбаясь, король обошёл вокруг Саймона.

— О, но это не совсем то, о чём мы договаривались, не так ли? Я говорил, что если ты поедешь в Индию, я не буду возражать твоего появления в политике снова, после возвращения. Не было никакого упоминания о поддержке.

Внезапная вспышка гнева обожгла все внутренности Саймона. Хотя он не был удивлён проявлением педантизма со стороны Его Чёртова Величества, но это препятствовало его планам в отношении Англии. И как бы не было ему это ненавистно, но долговременные изменения потребуют участия короля.

Но будь он проклят, если станет просить милостыню.

— Значит, я справлюсь сам. Спасибо, что пролили свет на данный вопрос, — он повернулся к двери. — А теперь, с вашего позволения…

— Подожди, чёрт тебя побери. Я только имел в виду, что если тебе нужна моя безоговорочная поддержка…

— Я должен буду сделать все, что вы скажете, — Саймон остановился у двери. — В последний раз, когда вы размахивали передо мной своей «безоговорочной поддержкой», я был выслан. — Благодаря одному безрассудному поцелую и пригоршне лживых обещаний. — Простите, если я потерял вкус к заискиванию перед вами.

— Не дерзи, Фоксмур. Черт, ты прекрасно знаешь: всё, что случилось с Луизой — это твоя вина. Я говорил тебе, не стоит заставлять её верить в то, что ты на ней женишься. Разве я не говорил, что следует найти иной способ, а ты меня не послушал?

Очевидно, они будут продолжать эту дискуссию, независимо от желаний Саймона. Закрыв дверь библиотеки, он оказался лицом к лицу с королём.

— Вы дали мне невыполнимое задание. Ухаживать за ней, не ухаживая. Уговорить её пойти со мной одну, чтобы вы с ней могли встретиться, но не говорить ей зачем, — он перевёл дыхание, пытаясь успокоиться. — Я не могу выполнять ваши замыслы, оставаясь в стороне.

— Я думал, ты поведешь себя как истинный джентльмен.

С Луизой, чей чувственный рот преследовал его в мечтах даже тогда?

— Даже у меня есть предел.

Георг оценивающе взглянул на Саймона.

— Она сильно отличается от той молодой женщины, которую ты тогда знал, ты так не думаешь?

Резкая смена темы заставила его быть ещё более осторожным. Такой путь вел на зыбучие пески.

— Я не могу сказать. У нас едва ли было время поговорить.

— Она более свободна в обществе, более уверенна, — он нахмурился. — Слишком уверена, если на то пошло.

— Неприятности в раю, Ваше Величество? — сухо сказал Саймон.

Георг бросил на него сердитый взгляд:

— Я полагаю, твоя сестра рассказывала тебе об этом.

— Мы с Региной не обсуждаем Луизу.

Король стал прохаживаться.

— Это своенравное дитя доводит меня до безумия. Она отвергает любого поклонника, говорит, что никогда не выйдет замуж. Сначала я не верил ей, но ей уже двадцать шесть, а возле неё до сих пор нет мужчины.

Он пронзил Саймона суровым взглядом.

— А тут ещё её деятельность. Я не возражал, когда она оставалась в этой треклятой школе вдовы Харрис, давая девушкам советы, как вести себя при дворе. Я считал, что это её займет, так как Луиза очень тяжело восприняла смерть моей дочери Шарлотты, так же как и все мы. Но теперь она связалась с реформаторами и торопится попасть в Ньюгейт.

— В тюрьму? — сказал он, удивляясь самому себе.

— Точно. Она и её Лондонское женское общество направляются вместе с теми квакерами из Ассоциации за улучшение условий женщин заключенных в Ньюгейте, чтобы оказать помощь.

Это поразило его. Луиза никогда не производила впечатление человека, добивающегося реформ, и менее всего — таких неприятных реформ.

— И её брат позволяет это?

— Дрейкер одобряет, будь он проклят. Даже позволяет Регине ехать с ней. Этот глупец думает, что это для них благо, потратить свое время на что-то «полезное» и «достойное».

Саймон пожал плечами:

— Благотворительность — это освящённое веками времяпровождение для леди.

— Для незамужних? Чьих нежных умов еще не коснулось распутство, свидетелями которого они там могут быть?

Саймон содрогнулся, вспомнив свой визит в Ньюгейт несколько лет назад. Да, король прав. Обитатели вели себя немного лучше животных. И представить Луизу там…

Но это его не касалось.

— И когда Луиза не спешит в Ньюгейт, она и её Лондонская женская организация добывают деньги для Ассоциации.

— Вот почему она беседовала с леди Трасбат.

— О, ей нужны не только деньги от леди Трасбат. Она хочет, чтобы эта нелепая легкомысленная дама присоединилась к Лондонской женской организации для того, чтобы… — Георг внезапно остановился.

Саймон прищурился:

— Для того чтобы что? Что такого, если леди Трасбат присоединиться к благотворительной группе Луизы?

Король посмотрел в сторону.

— Ничего. За исключением того, конечно, что они суетятся вокруг заключенных.

Несомненно, это было не то, о чем беспокоился король. Не то, что имело значение.

— Почему времяпрепровождение вашей дочери, возможно, может касаться меня?

Пристальный взгляд Его Величества снова обратился к нему.

— Ты всё ещё питаешь страсть к Луизе? — Саймон напрягся и Георг поспешил добавить. — А если я скажу, что ты ещё можешь её заполучить?

Вниз по спине Саймона прокатилась нервная дрожь, которую он безжалостно подавил. Это была ловушка.

— Я уверен, у Луизы будет твёрдое мнение на этот счет.

— Возможно, если она узнает. Но я подразумеваю, что эта договорённость останется между нами.

Саймон был вынужден сделать глубокий вздох.

— Если вы думаете, что я буду ещё раз играть…

— Я не предлагаю ничего закулисного; на сей раз я подразумеваю брак. Ей нужен муж, чтобы оберегать её. И ты — логичный выбор.

— Я! — предложение поразило Саймона. — Вы, конечно, не можете говорить это всерьёз. Что случилось за прошедшие годы с вашим утверждением, что она должна выйти замуж по любви? И что я не способен на это? — Это, к сожалению, оказалось правдой.

— Я думал, что она найдет кого-то. Но она не нашла, и я боюсь, что никогда не найдет.

— Если только я не женюсь на ней?

— Точно. Женись на ней, уложи в постель и сделай ей ребёнка. Сделай всё что ни понадобится, чтобы удержать её дома в безопасности.

Саймон разразился смехом. Это был не тот разговор с Его Величеством, который он ожидал.

— Несомненно, вы замечаете иронию. Я и Луиза… женаты…

— Ты посчитал ее достаточно привлекательной однажды, — его лицо затуманилось. — Или ее просьба, чтобы тебя отослали, превратила твои нежные чувства в ненависть?

Его весёлость исчезла:

— Так или иначе я не испытываю к ней никаких чувств.

Лжец. Он пробовал ненавидеть её. Его гнев, смешанный со здоровой дозой неутоленной страсти, уничтожал его в течение тех первых дней в Калькутте. Он провел ночи в бурных фантазиях, воображая ее в своей власти, униженной до мольбы о прощении и предложении всевозможных эротических услуг. Но трудная работа и испытание в роли генерал-губернатора в конечном счете сожгли его гнев.

До сегодняшнего дня он думал, что также подавил и свою страсть. Но это не важно. Он не позволил бы Луизе, с ее соблазнительным ртом и освежающей дерзостью, отвлечь его от целей на сей раз. Он выучил урок.

Кроме того, Георг явно скрывал свои реальные мотивы, желая, чтобы Саймон женился на ней, и это делало причастность к ней действительно опасной.

— Я не испытываю ненависти к Луизе, — сказал Саймон, — но при данных обстоятельствах, жениться на ней будет неблагоразумно. Даже если бы и я хотел этого, она воспротивится. Она явно потеряла ко мне интерес, который у неё когда-то был. — Это уязвляет его, но это правда, судя по ее реакции на первую с ним встречу.

— Тем не менее, она ещё не замужем. И краснеет всякий раз, когда упоминают твоё имя.