– Ваш чай, миссис Грэхем.

– Спасибо, Анна, – сказала Катринка, отворачиваясь от окна. Она встала, включила еще одну лампу и опустилась на стеганую бежевую банкетку, которая стояла у стены под китайским панно.

– Вы сегодня ужинаете дома?

– Да. И кроме меня, никого не будет.

– Хотите меч-рыбу?

– Прекрасно, на гриле, пожалуйста. И какие-нибудь овощи.

Катринка не держала повара. Прежней прислуге из пяти человек она предпочла одну Анну. Ежедневно приходила горничная, а два раза в неделю – прачка. Когда к обеду бывали гости, Катринка пользовалась услугами ресторанов. А швея, которая работает для Катринки уже много лет, всегда готова заняться починкой и переделкой одежды, когда это требуется.

– Да, миссис Грэхем, – вспомнила Анна, – на письменном столе вас ждет почта. И письмо, которое пришло около часа назад «Федеральным экспрессом».

– Спасибо, – ответила Катринка.

Оставшись одна, она пила чай, перелистывая последний номер журнала «Женщина». Ежедневно она читала несколько газет – «Нью-Йорк таймс», «Уолл-стрит джорнэл», «Кроникл», – а также просматривала «Дейли ньюс», «Пост», «Ньюдей» и другую периодику по мере их поступления. Если она что-либо упускала, друзья неизменно присылали ей факсы; в свою очередь она сама посылала им копии статей, которые могли бы их заинтересовать. Книги она читала вечерами, дома или на отдыхе. Обычно – развлекательную беллетристику, биографии и время от времени «Замок» Кафки. Это была одна из любимых книг ее матери. И, перечитывая ее, Катринка чувствовала себя ближе к ней. Она также не пропускала ни одной новой книги Кундеры.

Катринка допила чай и отложила газету. Она почувствовала себя лучше. Озноб прошел, как и та странная вспышка страха. Отставив поднос, она прошла по коридору в свой кабинет, чтобы просмотреть почту.

Ее квартира занимала два этажа. На втором располагались шесть спален, гостиная, библиотека, столовая, на нижнем – кухня, буфетная, пять комнат для прислуги и прачечная. Квартира казалась необыкновенно просторной: все комнаты, кроме библиотеки, были большие, с высокими потолками, а весь верхний этаж к тому же опоясывала терраса.

Отделывая квартиру, Катринка стремилась угодить Адаму. Ей хотелось смягчить господствовавший в его холостяцком жилье минималистский стиль «высокой технологии». И вычурный стиль его родительского дома в Ньюпорте ей тоже не нравился. В результате совместных усилий с молодым дизайнером Карлосом Мадиной ей удалось создать современный интерьер, отмеченный изяществом и простотой. В квартире преобладали нейтральные тона и ценные породы дерева, удачно сочетались разнородные элементы: обилие мягкой мебели, антиквариат, бидермайеровский комод, консоль эпохи Карла X, в углу – бронзовая модель скульптуры Дега. Адам обожал эту квартиру. Впрочем, тогда Адаму нравилось все, что делала Катринка.

Катринка включила в кабинете свет, прошла к столу и взяла верхнее письмо, не обращая пока внимания на остальное. В том числе и на факсы. Она прочитала имя отправителя и почувствовала, как у нее засосало под ложечкой. Агентство «Цейс».

Сколько уже было таких конвертов от Цейса, и всегда одна и та же неутешительная фраза в конце их послания: «Мы глубоко сожалеем, что наши усилия, предпринятые в Ваших интересах, до сих пор пока не увенчались успехом…» И это, наверное, такое же.

Разрезав двойной конверт, она извлекла содержимое и начала читать.

– О Боже! – слабо прошептала она, дочитав до конца. Она опустилась в кресло у письменного стола и, включив лампу, прочитала письмо еще раз, чтобы убедиться, что все поняла правильно.

Ее душили набежавшие слезы. Все-таки это случилось, хотя прошло столько лет. Невероятно, это – тупик, ужас. Это изменит всю ее жизнь. Всю.

ПРОШЛОЕ

1953–1971

Глава 4

Катринке было четыре года. Она съезжала на лыжах с крутой горы, подножия которой она не могла разглядеть. Первый свой урок стоять на лыжах она получила в начале октября и уже привыкла к ним. Но и теперь, месяц спустя, она не всегда могла заставить лыжи делать то, что хотела.

– Вес на левую ногу, – услышала она голос отца. Он ехал впереди и следил, чтобы с ней ничего не случилось.

Она перенесла вес на левую ногу и повернула направо, пересекая склон.

– Хорошо, – отметил отец. – И помни, что лыжи нужно держать параллельно.

Легко сказать. Она морщилась, пытаясь поставить прямо правую лыжу, которая почему-то вставала на ребро.

– Теперь вес на правую ногу, – вновь услышала она голос отца.

Следуя его указаниям, Катринка переносила вес с лыжи на лыжу и пересекала склон, чувствуя все большую уверенность в себе. Мать считала, что этот склон слишком сложен для нее, и пыталась отговорить отца от этих занятий. Но Катринка была уверена в себе, а мама никогда не занималась спортом.

Раннее утро было прозрачным, холодным, людей на склонах – очень мало.

Катринка была счастлива: все лыжники, которые проносились мимо, оставляя за собой снежные струи, были намного старше ее. Маленькие дети выйдут позже и будут кататься у подножия горы на широких и пологих склонах. До нынешнего утра Катринка тоже каталась там.

– Катринка, поставь прямо левую лыжу, – крикнул отец.

Лыжа ее опять была на ребре.

– Глупая лыжа, – раздраженно пробормотала она. Вдруг, вместо того чтобы повернуть, она помчалась с горы по прямой. Сердце Катринки сильно забилось от волнения. Ее охватил восторг. Ей казалось, что она летит. Хотелось смеяться. Это продолжалось мгновение, но тут она поняла, что не сможет остановиться, и восторг сменился ужасом.

– Папа, – громко закричала она.

Иржка Коваш оглянулся. Похожая на маленький мячик, его четырехлетняя дочь в пушистом красном лыжном костюме с развевающейся темной косой неслась за ним по ледяному склону с нарастающей скоростью. Первой его реакцией был страх, но большой опасности не было. Он быстро прикинул, где лучше всего перехватить ее, если она не сможет остановиться сама.

– Плугом, – крикнул он хладнокровно. – Носки вместе, концы врозь. Сбрось скорость.

Катринка попыталась, но не смогла этого сделать и неслась вперед быстрее и быстрее. После поворота она пролетит мимо отца и понесется к обрыву.

– Папа, – опять закричала она.

– Все в порядке, – уверенно ответил он. – Плугом, Катринка.

А она что делает? Что она, виновата, что противные лыжи не слушаются? Она вспомнила, чему ее учили на первом уроке. Шлепнулась в снег, проехала, замедляя движение, несколько футов и остановилась.

– Катринка, все в порядке? – Теперь только в отцовском голосе послышалось беспокойство.

Упав, она ударилась головой. В первый момент Катринка хотела заплакать, но потом передумала. Вдруг отец запретит ей кататься на лыжах! А если мама узнает, что она сильно ушиблась? Она села и потянулась за красной шерстяной шапочкой, которая слетела с головы.

– Да, – сказала она, натягивая ее на уши.

Отец начал утомительный подъем в сторону яркого красного пятна на белом склоне. Иржка увидел, что его друг Ота Черни кинулся вниз и притормозил около Катринки.

– Я упала, – сказала она.

– Я вижу, – ответил он. Это был симпатичный мужчина, ростом выше ее отца, со светлыми волосами, карими глазами и с постоянным загаром спортсмена.

– Ты можешь подняться? – спросил он.

– Да, – твердо сказала она, желая показать свое умение. Страх был полностью забыт.

Иржка видел, как его дочь ловко встала. Он с гордостью подумал, что она умеет держать себя в руках.

– Очень хорошо, – нежно улыбнулся ей Ота.

– Вчера я все время падала, – призналась она. – А сегодня уже лучше. Я никогда не плачу, – добавила она.

Он подъехал и слегка подергал ее за темную косу. Когда Ота видел Катринку, то всегда жалел, что у них с Ольгой нет детей.

– Готова, Катринка? – крикнул Иржка.

– Еду, папа, – ответила она, занимая нужную позицию: наклон вперед, колени расслаблены, ноги под углом. Она оттолкнулась палками.

– До свидания, – крикнула она Оте.

В следующий момент Ота оттолкнулся и понесся вниз. Обгоняя девочку и ее отца, он поприветствовал их поднятием палок.

– До скорой встречи, – попрощался он.

Подражая ему, Катринка подняла палку и тут же потеряла контроль над лыжами. Ее правая лыжа повернулась внутрь, и она подумала, что снова упадет.

– Сосредоточься, – заметил отец.

Пытаясь удержаться, Катринка насупила от усилия брови, выровняла лыжи и развернулась на склоне, приходя в себя и готовясь к следующему повороту.

– Молодец, – похвалил ее Иржка. Оглянувшись на нее, Ота улыбнулся.


Коваши и Черни дружили домами, несмотря на то что у их жен было мало общего. Как и ее муж, Ольга Черни была спортсменкой. Когда-то она мечтала об участии в Олимпийских играх, но мечты эти разрушила война.

Милена Коваш спортсменкой не была, скорее, совсем наоборот. Окружающие считали ее интеллектуал кой, хотя она-то знала, что это не так. Великие мысли и оригинальные идеи не посещали ее. Она любила читать Кафку и Гашека, а еще Богумила Ригу и Яна Отченашека – популярных романистов, которые сумели обойти цензурные рогатки. До рождения Катринки она работала библиотекарем и собиралась вернуться на работу, как только Катринка пойдет в школу.

Коваши и Черни были родом из Свитова, который до прихода коммунистов в 1948 году к власти назывался как-то иначе. Но изменилось все, и названия тоже. Этот город в Моравии был одним из крупнейших производителей хрусталя в мире. В Моравии выращивались лучшие фрукты и овощи, были лучшие вина, во всяком случае так думали местные жители. Иржка Коваш был помощником директора городского спортивного комплекса, а Ота Черни преподавал физкультуру в техническом колледже и тренировал местную команду лыжников. Зимой эта работа отнимала у него почти все выходные. Оба они зарабатывали достаточно, чтобы позволить себе такую роскошь, как недорогой отпуск. У Черни, кроме того, была машина, небольшая «шкода». Ольга преподавала в гимназии иностранные языки: русский, который должен был знать каждый чешский школьник, и французский – один Бог знает зачем. Визу во Францию не мог получить никто, кроме разве что дипломатов.

В эти выходные обе семьи приехали на машине Черни в Новы Смоковец, курорт в Высоких Татрах. Они остановились в «Аполлоне», маленькой гостинице из тринадцати комнат, с видом на заснеженные горы, покрытые пятнами густых сосновых лесов. Гостиница была далеко не роскошная, но поразительно чистая и удобная. В номерах стояла простая сосновая мебель, и на каждом этаже был санузел. В холле вокруг огромного камина, где ярко пылал огонь, стояли потертые диваны и кресла. В столовой, обшитой панелями, по вечерам горел камин еще больших размеров. Простые деревянные столы были покрыты тщательно отутюженными льняными скатертями.

– Пойдем завтра с нами, – настаивал Иржка, которому хотелось заинтересовать жену своим увлечением.

Милена покачала рыжей головой и засмеялась:

– Ну уж нет. Мне здесь тепло и уютно, и я счастлива. Так что спасибо большое.

Она не возражала, когда ее оставляли одну. Ей нравилось часами без перерыва читать, вышивать по канве, вязать. С детства она умела наслаждаться одиночеством, никогда не скучала, всегда находила, чем заняться.

– Знаешь, как там весело, мама, – сказала Катринка, – если только не падаешь. – Взрослые засмеялись, а Катринка улыбнулась, не понимая, что могло их так рассмешить.

Они только что поужинали. Был картофельный суп, который Катринка не любила, затем мясной пирог, который любила, и на десерт ее любимые палачинки – малиновые слоенки, покрытые горячим шоколадом, миндалем и взбитыми сливками. Взрослые пили крепкий турецкий кофе. Катринка старалась не зевать, чтобы ее не отправили спать в комнату родителей.

– Пойдем спать, ангелочек? – спросила ее мать, гася сигарету.

Катринка покачала головой.

– Нам рано вставать, – сказал Иржка, который предпочитал уговаривать, а не приказывать.

– Ты ее портишь, – заметила ему Ольга.

Ольга – невысокого роста и некрасива. Во время войны она была влюблена в юношу, который участвовал в чешском Сопротивлении и погиб от пули нацистов. Ей было тогда шестнадцать, и она была беременна. Опустошенная этим известием, она решила не оставлять ребенка. После войны Ольга встретила Оту: на Кубке мира в 1947 году. Жизнь давала ей второй шанс. Через год после женитьбы выяснилось, что она никогда больше не сможет иметь детей.

Поколебавшись, Ольга нежно потрепала Катринку по блестящей темной голове.

– Дети должны быть дисциплинированными.

Ота посмотрел на Катринку: у нее было пухлое, заспанное личико, нежная, как лепестки роз, кожа, высокие скулы и раскосые глаза ярко-бирюзового цвета. На ней было шерстяное голубое платье в сборку.