Рози по-прежнему молчала, и Айна, сцепив пальцы, продолжила:

— Для меня ваша история была необыкновенной сказкой. После того, как мама рассказала мне о вас, я старалась отыскать ваше имя в газетах и прочесть что-нибудь в журналах.

— Твоя мать рассказала обо мне? — еле слышно переспросила Рози.

— Мне кажется, ей потому и хватило смелости убежать с отцом, что она знала, какой успех и счастье выпали на вашу долю.

Рози подавила вздох, а потом, словно боясь продолжать эту тему, произнесла:

— Скажи мне откровенно, что, по-твоему, я могу для тебя сделать.

Айна смутилась.

— Может быть, я покажусь вам чересчур самонадеянной… но я подумала, раз вы такая знаменитая… вам будет нетрудно найти для меня какое-то дело… в театре… не на сцене, конечно… портнихой… или помощницей. — Ей показалось, что Рози не очень ее поняла, и потому она поспешила добавить: — Я ведь еще слишком молода, чтобы быть гувернанткой, и у меня нет никаких талантов, за которые… мне могли бы платить.

В разговоре вновь наступила пауза. Рози думала, что устроить такую красивую девушку в «Гейети» не составит труда. Но она помнила, как страдала, когда по настоянию Вивиана в возрасте Айны впервые появилась перед рампой.

В последние годы, уйдя из театра, она день за днем проводила в одиночестве, и ничто ее не интересовало. Друзья, которых осталось очень немного, приходили навещать ее все реже и реже. В общем, она горько сожалела о своем минутном сумасшествии, когда ради красивого актера отказалась от родного дома, дававшего покой и благополучие, от семьи и положения дочери графа.

Она не знала, как ей теперь рассказать этой девочке, которая так на нее похожа, о бесконечной борьбе за то, чтобы не потерять известность, чтобы получить роль, которая была бы шагом вперед, а не шагом назад, в следующей пьесе, в следующем представлении и во всех последующих тоже.

Разве могла она рассказать этому юному невинному созданию из приходской обители, какие бесконечные соблазны подстерегали ее в прошлом? Но она, считая себя женой Вивиана, сопротивлялась им просто потому, что любила его. И все равно это было нелегко.

Временами она опасалась не только страсти, которую питали к ней мужчины, но и того, как бы вечные отказы не повредили ее положению в театре, чье руководство больше всего пеклось об удовольствиях своих важных покровителей.

Позже, когда Вивиан оставил ее и она узнала, что даже не была его женой, ей показалось, что жизнь окончена и чем скорее она умрет, тем лучше.

Вивиан отбыл в Америку, когда на смену одному представлению шло другое и до следующей премьеры оставалась еще неделя репетиций. Проплакав два дня, Рози даже сходила к Темзе, посмотрела на темную бурлящую воду. Она думала, если река сомкнется над головой, то не придется больше страдать из-за человека, которому не нужна ее любовь.

Но тут в ней ожила непонятная гордость, которая впервые проявилась в Ормондах в битве при Азенкуре, во время Столетней войны. Эта же гордость заставляла их бороться за власть при дворе. Именно она побуждала их завоевывать одну королевскую награду за другой. Благодаря этой гордости она поняла, что не позволит ни Вивиану, ни кому-либо другому ее сломить.

Рози отправилась в «Гейети» и уговорила мистера Холлингсхеда дать ей роль в пьесе без Вивиана. Она была преисполнена новой твердой решимости. Ей предстояло доказать человеку, который ее покинул, что она прекрасно может обойтись и без него.

Каждые аплодисменты публики, каждая похвала, заслуженная у критики, каждый полученный комплимент был для нее своего рода вызовом, брошенным ею человеку, которого она некогда отчаянно любила.

Он оставил ее ради женщины, имевшей больше денег, чем она.

— Деньги — вот что в конечном счете имеет значение! — с горечью сказала она себе.

Не любовь, не преданность, не самопожертвование, а золотые соверены.

Медленно, но верно, вместо милой, мягкой, скромной Рози Рилл, изображавшей вместе с Вивианом «самую красивую пару в мире», рождалась новая женщина, непохожая на прежнюю.

Все такая же красавица, но не собиравшаяся сидеть у ног мужчины и глядеть на него с обожанием. Она была решительно настроена выстоять, как бы трудно ей ни пришлось.

Но судьба уготовила ей еще одну беду, и она пришла к ней, естественно, в образе мужчины.

Поначалу Рози через силу принимала приглашения на поздние вечеринки, от которых прежде всегда отказывалась, если нельзя было пойти вместе с Вивианом. Тем не менее, из-за того, что она была такой прелестной, а теперь еще и свободной, количество приглашений умножилось. Изобилие цветов в ее гримерной превращало тесную комнатушку в ароматный будуар.

Она была очень осторожна из-за постигшего ее несчастья и соглашалась пойти только туда, куда приглашались и другие актеры и актрисы из «Гейети», что делало вечеринку многолюдной.

Затем, как и следовало того ожидать, она познакомилась с маркизом Коултхостом. Разумеется, она о нем читала и видела его в одной и той же ложе театра чуть ли не каждый вечер. Рози почти не обращала на него внимания, однако и до нее дошли рассказы о том, как он развлекает самых хорошеньких хористок «Гейети». На его щедрость девушкам не приходилось жаловаться.

Вот только, поглощенная Вивианом, она не заметила, что победы маркиза, если можно их так назвать, никогда не приводили к длительным романам.

Наконец он пригласил на ужин и Рози, сказав, что будут другие гости и что после спектакля он подождет ее у служебного входа.

Они встретились, и он повез ее, но не в «Романо», как она ожидала, а в свой дом на Гросвенор-сквер. Она и не догадывалась, что этой чести не удостаивалась ни одна актриса из «Гейети».

В том, что он вез ее на ужин к себе домой, для Рози не было ничего необычного. Однако, когда они прибыли на место, ей показалось странным, что в доме, кроме них, не оказалось ни души. Она вопросительно взглянула на маркиза, и тот объяснил:

— Я хочу поговорить с вами, Рози, или мне следует сказать Розамунда?

Она окаменела, а он продолжал:

— Я не сразу обнаружил, кто вы есть на самом деле, но теперь я вижу ваше сходство с остальными членами семейства.

Рози раздраженно отвернулась.

— Я не хочу говорить о своей семье, — сказала она, — и нисколько не сомневаюсь, что они тоже не стали бы говорить с вами обо мне.

— Думаю, вы поступили очень храбро, убежав с Воэном, — сказал маркиз, — а он поступил бесчестно, оставив вас.

— Мне не нужна ничья жалость, и ваша в том числе! — отрезала Рози.

— Я понимаю ваши чувства, — маркиз не стал с ней спорить, — но вы так не похожи на остальных женщин из «Гейети», что я прошу вас рассказать о себе. — Он помолчал, глядя на нее. — А еще я хочу понять, как вы могли полюбить такого мужчину, как Воэн, — ведь он совершенно чужд той жизни, которую вы вели до встречи с ним.

Она дала себе клятву, что никогда никому не расскажет о том, что произошло. Все же в маркизе было что-то, чему она не могла противиться. Впервые после ухода Вивиана она решилась открыть кому-то, как страдала.

Она поведала человеку, который, казалось, ее понимает, сколько трудностей пережила за годы своего так называемого замужества. Как приспосабливалась к жизни Вивиана, к его интересам, к нему самому.

Не сразу, постепенно, к ней пришло понимание, как глубоко различие между красивым, но вполне заурядным молодым человеком, не принадлежавшим к ее кругу, и аристократом, каким был маркиз. Она понимала это, но не смогла бы выразить словами. В присутствии маркиза ее охватывал трепет.

Тем не менее в жизни Рози очень долго существовал один-единственный мужчина, поэтому она не поняла, что маркиз затеял тонкую игру, пытаясь добиться ее расположения.

И она влюбилась.

Конечно же влюбилась! Разве можно было сопротивляться мужчине, с которым она говорила как равная, который дал ей почувствовать, что она богиня не только на сцене, но и в жизни?

Маркиз был не настолько глуп, чтобы торопить события. Ужин прошел спокойно. Затем Коултхост отвез Рози домой, поцеловал ей руку и оставил возле дверей ее квартиры.

Они встречались каждый день больше двух недель, когда Рози наконец призналась себе, что полюбила. Это была любовь верящей и страстной женщины, а не пылкое увлечение романтически настроенной школьницы.

Маркиз купил ей дом в Сент-Джонс-Вуд, который она обставила с врожденным вкусом.

У Рози до сих пор не было случая проявить его за годы переездов из одних меблированных комнат в другие, пока они не оказались в квартире на Ковент-Гарден, тоже меблированной.

Это был ее собственный дом, и она его любила не меньше маркиза.

Рози ждала, что Коултхост попросит ее оставить сцену, но потом поняла, что театр был частью его жизни. Ему нравилось, что каждый вечер его ждет ложа. Проведя, по его словам, скучные часы в палате лордов, где он обедал с каким-нибудь государственным деятелем, или в Мальборо-Хаусе с принцем Уэльским, маркиз стремился к развлечениям.

Довольно часто маркиз приезжал в театр лишь к последнему акту. Рози переодевалась в вечернее платье, накидывала на плечи подаренные им соболя и выходила к карете, поджидавшей ее у служебного входа. Все, что ни делал маркиз для них двоих, приобретало налет волшебства.

Наконец Рози была вынуждена признать, что она любит маркиза даже больше, чем когда-то любила Вивиана. И тогда она обратила к Всевышнему отчаянную мольбу, идущую прямо от сердца, чтобы маркиз женился на ней. Для Рози ничего не могло быть чудеснее, чем стать его женой.

Она решила, что навсегда оставит дешевый блеск «Гейети» и будет вполне довольна ролью владелицы огромного родового поместья. Кроме того, они смогут устраивать приемы в изысканно обставленном доме на Гросвенор-сквер. Рози представляла, как будет восседать во главе стола в фамильных бриллиантах Коултхостов, с которыми не могли сравниться никакие драгоценности ее матери.

Она воображала, как удивится отец, когда поймет, что его дочь, от которой он отрекся, вышла замуж за человека, занимающего гораздо более высокую ступень на социальной лестнице, чем он.

— Прошу тебя, Господи, пусть Лайонел сделает мне предложение… Господи… пожалуйста…

Когда маркиз на выходные уезжал за город, Рози отправлялась в церковь и молилась, чтобы ей простились все ее прегрешения и чтобы Господь проявил к ней свое милосердие.

Целый год она была так безоглядно счастлива и так сильно влюблена, что, казалось, излучала на сцене свое счастье. Таким успехом у публики она не пользовалась никогда. В каждом журнале печатались ее портреты, а критики упоминали ее во всех статьях, когда писали о театре «Гейети».

Мистер Холлингсхед давал ей самые лучшие роли и роскошнейшие наряды.

— Рози, ты воплощение всего, ради чего был создан театр «Гейети», — как-то раз сказал он, — всего того, к чему я стараюсь приучить нашу публику.

Он улыбнулся ей. Рози подумала, что стоит запомнить его слова в точности, чтобы потом повторить их маркизу.

Затем ее настиг удар.

После рождества маркиз заявил ей, что в феврале намеревается уехать в Монте-Карло. Рози знала, что у него там вилла. Она часто слушала его рассказы о развлечениях и веселье, царящем в Монте-Карло, о том, насколько моден этот курорт, который регулярно посещают даже принц и принцесса Уэльские.

Рози ждала, что маркиз пригласит ее поехать вместе с ним. Но шли дни, а он ничего ей не говорил, и она к своему ужасу поняла, что он намерен ехать один.

— Ты ведь не надолго уезжаешь, правда?

— Все зависит от того, насколько мне там будет весело, — ответил он. — В прошлом году я выдержал только неделю.

У Рози несколько отлегло от сердца, и она сказала себе, что ей не следует вмешиваться в ту часть его жизни, которая проходила отдельно от нее.

Перед отъездом маркиз был очень занят, но тем не менее проводил с ней почти все ночи, и она была счастлива как никогда.

— Ты очень красива, Рози, — сказал он, когда они лежали на большой удобной кровати, которая занимала чуть ли не всю спальню в этом доме.

— Мне важно только, чтобы ты всегда так думал, — ответила Рози, понимая, что он нисколько не кривит душой.

Аплодисменты, которые она заработала в тот вечер, были приятны только потому, что маркиз сидел в своей ложе, все видел и слышал. Занавес поднимался шесть раз, и вся сцена была уставлена огромными корзинами с орхидеями.

Наконец она распрощалась с радушной публикой и унесла с собой лишь букет красных роз, посланный маркизом. Оказавшись в гримерной, она обнаружила среди стеблей браслет с бирюзой и бриллиантами. Рози охватила легкая дрожь, когда она, надев браслет, начала поспешно переодеваться.

Спустившись по железной лестнице к служебному входу, она увидела ожидавшего ее маркиза. Он выглядел великолепно в вечернем плаще с красной подкладкой, наброшенном на плечи. На белой накрахмаленной манишке сияла красивая жемчужина.