Что, конечно, было правдой, но это вовсе не значило, что Сюзанне хотелось бы, чтобы все об этом догадались.

— Спасибо, — прошептала Сюзанна, поражённая этой любезностью со стороны Пенелопы. Прошлым летом ей даже в голову не приходило задуматься о существовании Пенелопы, и за это девушка отплатила ей избавлением от неминуемого смущения и боли. Поддавшись порыву, она взяла руку Пенелопы и пожала её. — Спасибо.

Она внезапно пожалела, что не уделяла большого внимания девушкам, подобным Пенелопе, когда была всеобщей светской любимицей. Теперь она знала, что значит подпирать стену в танцевальном зале, и это было вовсе не весело.

Но прежде чем она смогла сказать что-нибудь ещё, Пенелопа застенчиво попрощалась и ускользнула, оставив Сюзанну в одиночестве.

И поскольку она находилась в самом людном месте танцевального зала, то есть совсем не там, где ей хотелось бы оказаться, то решила просто двигаться вперёд. Она не была до конца уверена, куда именно направляется, но продолжала идти, чувствуя, что таким образом она выглядит целеустремлённой.

Она придерживалась мнения, что нужно выглядеть так, словно она знает, что делает, даже если это и не соответствует действительности. На самом деле, этому её научил Клайв. Это была одна из немногих полезных вещей, которую она узнала благодаря ему.

Однако в своей решимости она не смотрела по сторонам, и, вероятно, поэтому его голос застал её врасплох.

— Мисс Баллистер.

Нет, это был не Клайв. Намного хуже. Это был старший брат Клайва, граф Ренминстер. Во всём своём темноволосом и зеленоглазом великолепии.

Она никогда ему не нравилась. О, он всегда был вежлив с ней, но ведь он был вежлив со всеми. Она всегда ощущала его презрение и очевидное убеждение, что она недостаточно хороша для его брата.

Она предполагала, что граф теперь счастлив. Клайв был благополучно женат на Гарриет, и Сюзанна Баллистер уже никогда не испортит священного генеалогического древа семейства Мэнн-Формсби.

— Милорд, — произнесла она, стараясь, чтобы её голос звучал так же ровно и вежливо, как его. Она не могла себе представить, что ему от неё было нужно. У него не было причин окликать её — он спокойно мог позволить ей пройти мимо, не показывая, что заметил её присутствие. Это даже не показалось бы грубостью с его стороны. Сюзанна шла так быстро, насколько это было возможно в переполненном зале, явно куда-то направляясь.

Он улыбнулся ей, если это можно было так назвать, ибо улыбка не коснулась его глаз.

— Мисс Баллистер, — сказал он, — как вы поживаете?

Мгновение она могла только смотреть на него. Задавать риторические вопросы, на которые не требовалось ответа, было не в его стиле. Однако было непонятно, с чего бы он стал интересоваться её благополучием.

— Мисс Баллистер? — пробормотал он, выглядя при этом слегка удивлённым.

Наконец ей удалось выговорить:

— Неплохо, благодарю вас, — хотя они оба знали, как далеко это было от истины.

Он долго и пристально смотрел на неё, словно изучая в поисках чего-то. Но она понятия не имела, чего именно.

— Милорд? — спросила она, чтобы прервать молчание.

Его голова дёрнулась, словно её голос вывел его из забытья:

— Прошу прощения, — спокойно извинился он. — Могу ли я пригласить вас на танец??

Сюзанна потеряла дар речи.

— Пригласить на танец? — наконец переспросила она, сильно раздражённая своей неспособностью сказать что-нибудь более членораздельное.

— Ну да, — тихо ответил он.

Ей ничего другого не оставалось, как принять предложенную руку — ведь на них были устремлены многочисленные взгляды — и позволить ему вывести себя на паркет. Ростом он превосходил даже Клайва, возвышавшегося над ней на целую голову, и обладал аурой странной сдержанности — почти чрезмерного контроля над собой, если такое вообще было возможно. Наблюдая за тем, как он шествует сквозь толпу, она внезапно поразилась возникшей у неё странной мысли, что однажды его хвалёное самообладание наверняка изменит ему.

И только тогда мир увидит истинное лицо графа Ренминстера.

* * *

Дэвид Мэнн-Формсби несколько месяцев не думал о Сюзанне Баллистер, с тех самых пор, как его брат предпочёл жениться на Гарриет Сноу вместо темноволосой красавицы, вальсирующей в данный момент в его объятиях. Тем не менее, лишь только он увидел, как она гордо идёт сквозь бальный зал, словно бы знает, куда именно направляется, хотя каждый, кто удосужился бы задержать на ней взгляд более чем на секунду, мог заметить её напряженное лицо и боль, скрывающуюся в глазах, он вспомнил, как гнусно светское общество отнеслось к Сюзанне после решения Клайва жениться на Гарриет. В Дэвиде шевельнулось что-то, похожее на раскаяние за произошедшее.

А ведь, по правде говоря, в этом не было её вины.

Семейство Сюзанны, хотя и очень уважаемое, не отличалось ни знатностью, ни особенным богатством. И когда Клайв оставил её ради Гарриет, чьё имя было столь же старинным, сколь велико было её приданое, общество стало насмехаться у неё за спиной, и, как он предполагал, вероятно, в лицо тоже. Её называли жадной, честолюбивой выскочкой. Не одна светская матрона, чьи дочери даже отдалённо не были столь привлекательны, как Сюзанна Баллистер, заявляла, что маленькую выскочку поставили на место. Как смела она даже думать о том, что сможет получить предложение руки и сердца от брата графа?

Дэвид находил всё это крайне неприятным, но что он мог сделать? Клайв сделал свой выбор, и, по мнению Дэвида, правильный. Гарриет, в конце концов, гораздо больше подходила его брату в жёны.

Однако Сюзанна стала невинной жертвой скандала. Она не знала, что Клайва выбрал отец Гарриет или что Клайв решил, будто миниатюрная, голубоглазая Гарриет действительно станет прекрасной женой. Клайв должен был объясниться с Сюзанной до того, как появится объявление в газете, или, если уж он был слишком труслив, чтобы сообщить ей об этом лично, то, конечно, должен был бы быть умнее и не делать громкого заявления на балу у Мортрамов до того, как о помолвке сообщат в «Таймс». Когда Клайв стоял перед оркестром с бокалам шампанского в руке, произнося свою торжественную речь, никто не смотрел на Гарриет, которая была рядом с ним.

Все взгляды привлекала именно Сюзанна. Сюзанна с приоткрытым от удивления ртом и потрясённым взглядом, которая очень старалась казаться сильной и гордой, прежде чем, наконец, покинуть зал.

Её полное муки лицо было тем образом, который Дэвид хранил в своём сердце в течении многих недель, даже месяцев, пока он постепенно не позабылся среди повседневных дел и обязанностей.

До сегодняшнего дня.

До того момента, когда он заметил, как она стоит в углу и притворяется, будто её нисколько не волнует, что Клайв и Гарриет окружены толпой людей, желающих им счастья. Он мог бы сказать, что она гордая женщина. Однако гордость может поддерживать человека только до тех пор, пока ему просто не захочется сбежать и остаться в одиночестве.

Он не удивился, когда она наконец начала продвигаться к двери.

Сначала он хотел позволить ей уйти, возможно, даже отступить назад, чтобы она не заметила, что он стал свидетелем её бегства. Но потом некий странный, непреодолимый импульс подтолкнул его вперёд. Его не очень беспокоило то, что она стала непопулярной в свете. В конце концов, в обществе всегда будут дамы, оставшиеся без кавалеров, и никто не смог бы исправить это в одиночку.

Но Дэвид был Мэнн-Формсби до кончиков ногтей, и он не мог смириться с тем, что его семейство кого-то обидело. А его брат, безусловно, причинил зло этой молодой женщине. Дэвид не стал бы утверждать, что её жизнь разрушена, но было очевидно, что её заставили страдать незаслуженно.

Как граф Ренминстер — нет, как Мэнн-Формсби — он был обязан это как-то компенсировать.

И он решил пригласить её на танец, поскольку это будет замечено в свете. И хотя не в характере Дэвида было льстить себе, он знал, что простое приглашение на танец с его стороны сотворит чудеса в деле восстановления популярности Сюзанны.

Она, похоже, была поражена его приглашением, но всё же приняла его. В конце концов, что ещё она могла сделать на глазах у такого количества людей?

Он повёл её в центр зала, не отводя взгляда от её лица. Дэвиду никогда не составляло труда понять, почему Клайв был так увлечён ею. Темноволосая Сюзанна обладала спокойной красотой, которую он находил более привлекательной, чем белокурый и голубоглазый идеал, так популярный в современном ему обществе. У нее была белая, как фарфор, кожа, идеально очерченные брови и розовые, как малина, губы. Он слышал, что её семейство имело валлийские корни, и легко мог заметить их влияние на её внешность.

— Вальс, — сухо произнесла она, когда струнный квинтет вновь заиграл. — Какое совпадение.

Он усмехнулся её сарказму. Она не была особо общительной, но отличалась некоторой прямолинейностью, а он всегда восхищался этой чертой, особенно если она сочеталась с интеллектом. Они начали танцевать, и, когда он уже решил сделать какое-нибудь, ничего не значащее замечание о погоде — чтобы все видели, что они беседуют, как разумные взрослые люди, — она нанесла свой удар и спросила:

— Почему вы пригласили меня танцевать?

На мгновение он онемел. Это было действительно прямолинейно.

— Джентльмену нужна причина? — парировал он.

Уголки её губ сжались:

— Я никогда не считала вас джентльменом, который делает что-либо без причины.

Он пожал плечами:

— Вы выглядели очень одиноко в своем углу.

— Я была с лордом Мидлторпом, — надменно заявила она.

Он только приподнял брови, так как они оба знали, что пожилой лорд Мидлторп едва ли считался лучшей кандидатурой для сопровождения леди.

— Я не нуждаюсь в вашей жалости, — пробормотала она.

— Конечно, нет, — согласился он.

Она метнула в него взгляд:

— Теперь вы снисходительны ко мне.

— Даже и не думал об этом.

— Тогда зачем всё это?

— Это? — переспросил он, вопросительно склонив голову.

— Танец со мной.

Он хотел улыбнуться, но не желал, чтобы она подумала, будто он смеётся над ней, поэтому постарался сдержать улыбку, заявив:

— Вы довольно подозрительны для вальсирующей леди.

— Во время вальса леди следует быть особенно подозрительной, — ответила она.

— Вообще-то, — сказал он, сам удивившись своим словам, — я хотел извиниться. — Он прочистил горло: — За то, что случилось прошлым летом.

— О чём именно, — спросила она, тщательно подбирая слова, — вы говорите?

Он посмотрел на неё, надеясь, что его взгляд был доброжелательным. Это было не слишком привычно для него, поэтому он не был уверен, что всё делает правильно. Однако он попробовал выказать сочувствие, произнёся:

— Думаю, вы знаете.

Её тело окаменело в его руках, и, хотя они продолжали танцевать, он мог бы поклясться, что почувствовал, как её позвоночник превращается в сталь.

— Возможно, — выдавила она, — но я не понимаю, какое отношение это имеет к вам.

— Может быть, и так, — согласился он, — тем не менее, я не одобряю то, как общество относится к вам после обручения Клайва.

— Вы имеете в виду сплетни? — спросила она, и её лицо стало абсолютно бесстрастным, — или прекращение знакомства? А может быть, полнейшую неправду?

Он сглотнул, так как понятия не имел, что её положение было настолько неприятным.

— Всё это, — сказал он тихо. — Я этого никогда не хотел …

— Не хотели? — оборвала она его, в её глазах вспыхнуло что-то похожее на ярость. — Не хотели? Я полагала, что Клайв принял решение самостоятельно. Вы признаёте, что Гарриет была вашим выбором, а не Клайва?

— Это был его выбор, — твёрдо сказал он.

— И ваш? — упорствовала она.

Лгать ей было бессмысленно — да и бесчестно.

— Да, и мой.

Она заскрежетала зубами, явно почувствовав себя в определённой степени отомщённой. Однако пыла у неё слегка поубавилось, словно она месяцами ждала этого момента, а теперь, когда он настал, это было совсем не так сладко, как она ожидала.

— Но если бы он женился на вас, — тихо сказал Дэвид, — я бы не стал возражать.

— Пожалуйста, не лгите мне, — прошептала она, глядя ему в лицо.

— Я не лгу. — Он вздохнул. — Вы станете кому-нибудь прекрасной женой, мисс Баллистер. Я в этом не сомневаюсь.

Она ничего не ответила, но её глаза заблестели, и он мог бы поклясться, что на мгновение у неё задрожали губы.

У него появилось какое-то тягостное ощущение. Он не был уверен в том, что именно это было, и не желал думать, что ощущение это возникло где-то рядом с сердцем. Однако он понял, что ему было невыносимо видеть её на грани слёз. И он лишь смог произнести: