Дебора Моггак - Тюльпанная лихорадка

Схватив за руку, Аннета повела Виллема.

– Где ты живешь? – спросил он.

– Здесь, – ответила она. – У меня есть комнатка. Мы тут все как одна большая дружная семья.

Они прошли сквозь узкий коридор. По обеим сторонам располагались двери. За одной из них хрипло смеялась женщина. Голос был резкий и фальшивый – так кричала птица, которую Виллем слышал однажды ночью на болоте.

Аннета заперла за ними дверь. Комната была маленькой, места едва хватало для кровати. Виллем и раньше соображал туго, а тут совсем захмелел, и до него не сразу дошло, с кем он имеет дело. На мгновение он почувствовал себя разочарованным: еще одна мечта превратилась в дым. Но вскоре ему стало легче. Она проститутка – значит, ему не нужно защищать ее. Он может делать с ней что хочет.

Эта мысль его возбудила. Сам он ни разу не был с проституткой, но приятели через это прошли: рыбаки, разносчики, продавцы на рынке. Даже младший брат Дьерк, если не врет.

– Не смущайся, – прошептала Аннета, потянув Виллема к постели.

Она легла рядом с ним. Постель была тесной: ему пришлось вжаться в стену. Она сунула руку Виллема под юбку и зажала его пальцы между ног. Там было горячо и влажно.

– Чувствуешь, я совсем мокрая? – простонала она. – Я знаю, ты сильный. Посмотрим, что там у тебя?

Ее быстрые опытные руки расстегнули штаны Виллема и скользнули внутрь. Его член сразу напрягся.

– Вот это да! – выдохнула Аннета.

Удивление прозвучало искренне. Да, у него действительно был огромный инструмент. В юности Виллема даже смущала эта болтавшаяся между ног штуковина, но теперь он ощутил нечто вроде гордости.

– Надо же, а на вид такой рохля, – пробормотала Аннета. – Никогда не угадаешь… Настоящий великан!

Она погладила его, ее дыхание участилось. Виллем тоже был уже на грани. Еще немного, и он выплеснет все прямо ей на пальцы.

– Ух, как мне сегодня повезло, – промурлыкала Аннета.

– Сколько? – Так должны спрашивать бывалые мужчины.

– С такой игрушкой я все сделаю бесплатно.

Аннета уложила его на спину, задрала юбки и забралась сверху. Потом остановилась.

– Ох-хо, я чувствую зов природы, – хихикнула она. – Подожди минутку, я сбегаю пописать. – Аннета слезла с Виллема, нагнулась и поцеловала его в пах. – Никуда не уходи, мой милый мальчик.

Дверь закрылась.

Виллем лежал с пылающим лицом. В голове все перемешалось, он едва мог вспомнить, что случилось сегодня вечером. Мария? Она для него потеряна. Кровать слегка покачивалась в такт сердцебиению. Вверх-вниз, как на море: немного тошнит, но в целом приятно. Он завел себе новых друзей; скоро овладеет ею и станет делать все, что хочет: Аннету ничем не удивишь. Виллем посмотрел на нижнюю часть своего тела. Вот он, крепкой и могучий, налитый кровью, с пунцовой от страсти головой.

«Я все сделаю бесплатно». Его раздувало от гордости. Если бы Мария видела его сейчас! Прожженная шлюшка, а не берет с него денег! И от такого человека отказалась Мария! Виллем не удержался от улыбки. Ух, как сегодня повезло! Может, все-таки дать ей немного денег, просто чтобы выразить благодарность? Он полез в карман за кошельком.

Виллем хорошо запомнил этот момент. В дверь кто-то постучал, раздались подавленные смешки. Балка больно ударила по голове, когда он вскочил с кровати.

Через минуту Виллем был уже внизу, в таверне. Комната гремела от хохота, музыкант яростно драл струны скрипки. Раскрасневшиеся физиономии ухмылялись, пока он пробирался через зал. Виллем схватил за руку хозяина таверны.

– Где она? – завопил он.

– Вы про кого?

– Она украла мой кошелек!

– Не понимаю, о чем речь. – Хозяин высвободил руку. – Прошу прощения.

– Где ее брат?

– Какой брат?

Ну конечно, он ей не брат.

– Они украли мои деньги! – крикнул Виллем в отчаянии.

– Кого вы обвиняете?

В подбородок Виллема влетел кулак – с такой силой, что у него дернулась голова. Комната поплыла. Кажется, кто-то засмеялся – как они могут смеяться? Виллем неловко упал, потащив за собой стул. Его стукнули ногой, потом поволочили по полу, протащили спиной по острым ступенькам и швырнули на холодную улицу. Он вскочил.

– Убирайся к чертям, ублюдок!

Кто-то снова его ударил, прямо в лицо. Виллем скорчился от боли, что-то щелкнуло в носу. Виллем попытался закрыть лицо, но ему скрутили руки за спиной. Затем его толкнули к воде. Он ударился о низкую стенку канала. Кто-то задрал его ноги. Виллем пытался отбиться, но их было много, и они толкали его вниз.

Он кувыркнулся через ограду. Вода обожгла ему спину. Виллем сразу захлебнулся и закашлялся, наполнив легкие. Вода была как лед, она в одно мгновение выкачала из него весь воздух и сомкнулась над головой. Он почувствовал, что тонет… тонет… Одежда тянула его вниз.

Я вернулась домой вовремя. Сняв платье и платок Марии (служанка спала), я убрала ее одежду в шкаф. Слава богу, в доме больше не было слуг. Услышала, как во входной двери поворачивается ключ. В одной рубашке я взлетела вверх по лестнице. Задохнувшись, ударилась плечом о дверной косяк, перевела дух и вошла в спальню.

Корнелис загремел ключами, запирая дверь. Я застыла посреди комнаты, оцепенев от страха, чувствуя, как внутри колышется семя моего любовника. Потом, ослепленная грехом, на ощупь нашла свою кровать. Успела. На лестнице застучали шаги мужа. Вместе с ним поднимались отблески свечей. Когда он вошел, я уже лежала, свернувшись клубком под одеялом.

Виллем перестал бороться. Вода захватила его целиком. Равнодушно и спокойно, словно посторонний, он наблюдал, как идет ко дну. Мелькнули обрывки воспоминаний: мать склоняла над ним свое доброе лицо, сестра прыснула от смеха, зажав рот рукой… Он знал, что ему конец, и послушно соглашался с этим: разве все мы не рождаемся лишь на мгновение, чтобы вскоре умереть? Куда бы он ни направился, его ждет Господь: Он примет его в свои объятия.

Виллем тонул вместе с чужими объедками и дохлыми собаками, как пустой балласт, выброшенный за борт. Шел ко дну так же покорно, как содержимое тысяч ночных горшков, выплеснутое в воду жителями. Впрочем, в отличие от большинства из них Виллем умел плавать. Почему ему хотелось существовать, несмотря на то что у него украли все: невесту, золото, надежды. Почему грубая жажда жизни брала верх над его желанием исчезнуть – этого он понять не мог. Все силы ушли на то, чтобы выбраться на поверхность, молотя руками по воде и хватая ртом воздух. Виллем доплыл до берега канала и вцепился в скользкую стену. Волны поднимали его и били о кирпич. Он стал сдвигаться понемногу вбок, пока не наткнулся на причальное кольцо. Виллем повис на нем, выкашливая воздух из легких. Наконец ему удалось подтянуться и выбраться наверх, хотя он был чудовищно тяжел тяжестью смертной плоти. Виллем плюхнулся на мостовую и растянулся на улице.

На следующее утро, избитый, опухший и без денег в кармане, Виллем собрал свои вещи и побрел в сторону портовых доков. Там он записался в военный флот и через несколько дней отплыл на корабле, чтобы сражаться с испанцами. Единственным врагом, на котором мог выместить свой гнев.

Ян чувствовал себя виноватым перед пареньком. Он почти не уделял ему внимания. Якоб растирал для него краски и чистил кисти – не самая почетная работа. Все обучение свелось к нескольким урокам рисования. А мальчишка был талантлив: рисовал намного лучше, чем Ян в его возрасте, и всегда жадно глотал новые знания. К тому же Якоб был не таким вспыльчивым и увлекающимся. Ян не мог представить, чтобы он очертя голову влюбился в одну из своих заказчиц. Когда-нибудь станет хорошим и умелым мастером, может, не великим, но разве кто-то считает великим самого Яна? По крайней мере, не Маттеус. «Ты должен быть сильным, мой друг, и не бояться боли».

В конце концов, Ян усадил своего ученика перед двойным портретом и поручил ему закончить фигуру Корнелиса: кисти рук и тощие старческие чресла. Сам Ян не мог заставить себя рисовать ноги, которые лежали между бедер Софии. Он написал лицо, а остальное оставил в виде наброска: ему хотелось поскорее избавиться от него.

Фигуру Софии он закончил сам – той Софии, которой уже не существовало.

В первый раз Яна подвело его мастерство. Он не мог оживить картину: она была мертва. Продолжать ее бесполезно. Он поможет мальчику дописать фон, и потрет будет закончен. Для себя он задумал другую картину. Она называлась «Любовное письмо».

– Опиши мне комнату, в которой ты прочитала мое письмо, – попросил он Софию.

– Это спальня… обшитые панелями стены… вощеный, отполированный до блеска кабинет. За спиной гобелен – «Орфей в подземном мире»… кровать…

Нет, он не станет рисовать кровать.

– Что на тебе было надето?

– Фиолетовое шелковое платье, ты его не видел. Черный корсаж, расшитый бархатом и серебром.

– О чем ты думала?

– Я думала: весь мир остановился и мое сердце сейчас взорвется.

– От счастья?

– От страха.

– Не бойся, моя любимая.

– Я думала: всю жизнь я спала и только теперь открыла глаза. И еще: он меня любит! Мое тело словно превратилось в воду. (Как такое можно изобразить на полотне?) Думала: осмелюсь ли я? Направилась к выходу – и остановилась. Не осмелилась…

– Но потом все-таки решилась, – возразил он, целуя ее пальцы.

– Еще я думала: каково это – поцеловать тебя? И одновременно злилась на тебя за то, что заставил меня смеяться над своим мужем. О, во мне все перемешалось!

София по-прежнему здесь, в его студии. Она всегда рядом с ним, Ян беседует с ней мысленно. Вот она стоит с письмом у окна. Живопись – иллюзия. София, которую он не видел, была для него в тысячу раз реальнее тех людей, которых он рисовал и которые сидели прямо перед ним. Искусство лжет. Цветы разных времен года благополучно цветут на одной картине. Деревья эффектно наполняют пейзаж, обрамляя центр композиции. Комнаты вырастают из ничего, словно декорации на сцене, и художник обставляет их по своему вкусу, стараясь придать побольше драматизма сцене. Даже портреты приблизительно соответствуют реальности, приспособленной к взглядам и целям живописца. Их так называемый реализм, внимание к мельчайшим нюансам и деталям – тоже обман.

На первом плане Ян разместил предметы из собственной коллекции: посуду, чашу, драгоценности, – которые хранил в шкафу специально для натюрмортов. К Софии они не имели отношения, как и его комната, но на картине вся эта обстановка будет принадлежать ей. Никаких символов или аллегорий: черепов, пустых раковин, открытых светильников на полке, – просто несколько красивых вещей, существующих только здесь и сейчас, на этом полотне. Они лишь свидетели на празднике их любви.

Позже пришла София. Она заглянула на часок, возвращаясь домой после покупок. На ней было фиолетовое платье, которое Ян попросил ее надеть. Они не целовались: Якоб сидел в комнате и, насвистывая, трудился над картиной. Геррит гремел посудой в кухне.

Воскресный полдень. София стоит у окна. Свет падает на ее лицо. В руках у нее письмо, которое дал ей Ян. Она развернула листок: «Ты счастье моей жизни. Давай проведем эту ночь вместе. Я хочу держать тебя в объятиях и смотреть, как ты спишь. Я буду любить тебя до самой смерти».

Читая письмо, София застыла у окна. Ян сделал быстрый набросок углем. Она повернулась к нему, опустив листок.

– Не смотрите на меня, – попросил он. – Читайте письмо и держите письмо прямо, вот так.

Якоб перестал свистеть. Он прислушивался к их разговору. Губы Софии дрогнули. Она сказала:

– Я прочитаю его вслух.

Ян замер, глядя на нее.

– Вы думаете, нужно?