Майк Гейл - Ужин вдвоём

Пятница, восемь вечера. Вся наша компания стоит посреди видеопроката «Блокбастер» на Фортис-Грин-роуд. Пункт проката полон людьми, очень похожими на нас: пары и дружеские компании под тридцать или чуть за тридцать, вдруг обнаружившие, что сидеть дома и смотреть кино куда приятнее, чем ночь напролет мотаться по клубам. Мы выбираем уже полчаса и никак не можем прийти к согласию. Ли уже пересмотрел все, что здесь есть. Стелла и Дженни два раза видели «Гладиатора» и хотят посмотреть еще раз. Иззи голосует за «Идеальный шторм» — потому что фильм потрясающий, объясняет она всем и каждому, а вовсе не потому, что там Джордж Клуни бегает в мокрой футболке. Тревор, большой поклонник туповатых голливудских комедий, колеблется между «Американским пирогом» и «Все о Мэри»; но вообще-то, добавляет он, как все, так и я.

Только я ничего еще не выбрал. Мне не до этого. Я брожу вдоль полок, где выстроились кинопленки всех стран и эпох, и мысленно составляю список фильмов о младенцах. «Трое мужчин и младенец в люльке», «Воспитание Аризоны», «Посмотри, кто говорит», «Ребенок Розмари», «Девять месяцев»… Вот, кажется, и все.

Было бы смешно. Если бы не было так больно.

Ночью, после «Гладиатора» и пиццы «Домино», я не могу уснуть. Смотрю в потолок и пытаюсь понять, почему же мне вдруг так приспичило обзавестись потомством. Может быть, включились биологические часы? Да, пожалуй, в этом есть резон. Но мне кажется, дело все-таки не в тиканье каких-то воображаемых часов, а в моих отношениях с Иззи. Знаете, любимый сюжет мыльных опер: женщина рожает, чтобы привязать к себе мужчину. Только на этот раз в роли «женщины» я. Самое обидное, что жаловаться-то мне не на что. Я люблю Иззи. И она меня любит. У нас все хорошо. Иногда ссоримся по мелочам — с кем не бывает? — но тут же миримся. Чего же мне не хватает? Быть может, дело в том, что семейная жизнь мне наскучила и хочется перемен? Я прислушиваюсь к себе: нет, ничего подобного. Я счастлив с Иззи, и никто, кроме нее, мне не нужен. Со стороны мы кажемся идеальной парой: умные, яркие, преуспевающие (по крайней мере, до недавнего времени я преуспевал); гармоничные отношения, налаженная семейная жизнь… Только вдруг понимаешь: все это ни хрена не стоит.

Нет, я не считаю, что жизнь без ребенка бессмысленна. Скорее, мне кажется, что ребенок придаст нашей жизни новый смысл, новый свет, новую причину вставать по утрам и улыбаться друг другу. Конечно, это не обязательно. Многие живут без этого дополнительного смысла — и прекрасно живут. Я и сам так жил еще совсем недавно. И вдруг что-то во мне перевернулось, и я превратился в полную свою противоположность: человека, которому ребенок нужен, как рыбе нужна вода. Никогда я не любил этого слова: «нужно». Не любил нуждаться — ни в чем и ни в ком. И Иззи меня привлекла своей силой и независимостью. Должно быть, в этом-то все и дело: шесть лет мы прожили вдвоем — а теперь я хочу стать с Иззи одним целым.

Вторник, утро. Я сижу на кухне с портативным компьютером на коленях, набрасываю заметку о концерте, на котором побывал вчера, и в это время звонит мобильник. Номер на экране мне незнаком.

— Алло!

— Привет, Дейв, это я. Дженни.

— Привет, Джен. Чем могу служить?

— Ты чем сейчас занят?

— Пишу заметку о концерте.

— Ну и как они тебе?

— Кто? Группа?

— Конечно, кто же еще! — смеется она.

— Нормально, — отвечаю я. — Скучновато малость.

— Ты и об этом напишешь?

Я смеюсь в ответ. Дженни заговаривает со мной о музыке в одном-единственном случае: если ей что-то от меня нужно.

— Ладно, переходи к делу, — говорю я. — Что там у тебя?

— Дейв, хочу попросить тебя об огромном одолжении!

— Выкладывай.

— Я только что прочла в журнале Иззи твою статью и подумала: а вдруг ты согласишься что-то похожее написать и для нас?

— О чем?

— Коротенькую такую заметочку, слов на четыреста. Тебе же не трудно. А деньги лишними не бывают, платим мы прилично… — В голосе ее слышатся нотки отчаяния. — Тема такая: как и о чем мальчики врут своим подружкам. Я знаю, ты не принимаешь всерьез мой журнал, всегда над ним смеешься, но…

— Согласен, — говорю я.

— Что?!

— Я сказал, согласен. Сейчас закончу статью — на это уйдет примерно полчаса — и возьмусь за твой заказ.

— Дейв, — говорит мне Дженни, — ты меня просто спасаешь!

Кому: jenny.ottaker@peterborough.publishing.co.uk

От кого: dave_atch01@hotmail.com

Тема: Статья о том, как врут подростки

Привет, Джен.

Вот тебе заметка о вранье. Ну как? По-моему, неплохо получилось. Я собой доволен. Бедные подростки — им и невдомек, что в мужском стане завелся ренегат, снабжающий их подружек секретной информацией! Кстати, не удержусь, чтобы не похвастаться: сейчас я иду обедать в кафе «Крокодил» — с гонорара от «Femme». Отмыль мне, когда прочтешь.

Всегда твой,

Дейв X.

СКАЗКА ЛОЖЬ, ДА В НЕЙ НАМЕК…

ПЯТЬ ФРАЗ, КОТОРЫМ НЕ СТОИТ ВЕРИТЬ

ОН ГОВОРИТ: «Пустяки, царапина!»

НА САМОМ ДЕЛЕ: Со стороны кажется, что у мужчин иммунитет к боли. Твой парень будет бледнеть, вращать глазами и скрипеть зубами, но ни за что не признается, что ему больно. Почему? Он знает, что делает. Восхищенная его мужеством, ты начинаешь хлопотать над ним, словно Флоренс Найтингейл нашего времени. Чем дольше он будет героически молчать, делая вид, что вот-вот вырубится от боли, тем больше ласки и утешения ему обеспечено!

ОН ГОВОРИТ: «Девушка, с которой я гулял раньше, меня бросила, и это было так обидно…»

НА САМОМ ДЕЛЕ: Иногда это вранье чистой воды, а иногда довольно близко к истине. Вполне возможно, что девушка и вправду его бросила — когда увидала, как он целуется с ее лучшей подругой. Охотно верю, что она в самом деле причинила ему боль: — когда тебя лупят по физиономии, ощущение не из приятных. Твой парень хочет перед тобой порисоваться, он знает, что девочки клюют на романтических героев с безутешностью во взоре и трагедией в загашнике. Будь с ним поосторожнее: если даже та девушка действительно его бросила, очень возможно, что в этом виноват он сам.

ОН ГОВОРИТ: «Да наплевать мне, как я выгляжу!»

НА САМОМ ДЕЛЕ: Ох, не верьте, девчата! Одевание за пять минут, взлохмаченные волосы, мятая футболка — все это в прошлом! Наше время стирает границы между полами, и парни теперь не отстают от своих подруг — часами выбирают, что надеть, приглаживают перышки перед зеркалом и, наконец явившись во всеоружии пред ясные девичьи очи, этак небрежно бросают: «Да вообще-то наплевать мне, как я выгляжу…»

ОН ГОВОРИТ: «Я тебе обязательно позвоню».

НА САМОМ ДЕЛЕ: Эта ложь — должно быть, самая старая из нашего списка. Изобретена она задолго до появления телефонов. Много-много столетий назад рыцарь, целуя на прощание ручку прекрасной даме, говорил: «О свет моих очей, я непременно пришлю тебе весточку с почтовым голубем!» После этого дама могла о нем забыть. Потому что эта фраза, с каким бы честным лицом и ясными глазами она ни произносилась, означает только одно: «Спасибо за компанию, но ВСТРЕЧАТЬСЯ С ТОБОЙ Я БОЛЬШЕ НЕ ХОЧУ». И сам парень об этом прекрасно знает, и ты знаешь, и он знает, что ты знаешь… Так что, если ваше свидание оканчивается этими словами, единственный достойный ответ: «Очень мило с твоей стороны, но, боюсь, я буду занята до самого конца жизни».

ОН ГОВОРИТ: «Дело не в тебе. Дело во мне».

НА САМОМ ДЕЛЕ: Это чистая правда. Дело не в тебе, а в нем. Он пялит глаза на твоих подруг. Его недостатки, которые прежде казались тебе забавными, начинают раздражать. Ты все яснее понимаешь, что на него нельзя положиться. Он прав: все, это — его вина, и сам он это знает. Однако использует классическую уловку: берет вину на себя, чтобы ты преисполнилась к нему сочувствием и принялась его разубеждать. Не поддавайся на его манипуляции и не пытайся его переделать. Просто ответь: «Ты прав, дело в тебе. И поэтому нам лучше расстаться».

Вернувшись после обеда домой, я обнаруживаю на автоответчике послание от Дженни. Перезваниваю, и секретарша соединяет меня с ней.

— Привет, Дейв, — говорит Дженни. — Слушай, я в восторге! Просто здорово!

— Что ж, спасибо, — говорю я. — Ты только из-за этого звонила? Я уж подумал, что-то не так.

— Да нет, все просто замечательно!

Но в голосе ее слышится неуверенность.

— Дженни, что еще стряслось?

Она вздыхает с явным облегчением.

— Понимаешь, Дейв… хочу попросить тебя еще об одном одолжении. Мне страшно неловко — ведь мы друзья, и не хочу, чтобы ты решил, будто я на тебя давлю, но если ты не поможешь, я окажусь в такой дыре…

— Ты уже на меня давишь, Джен.

— Понимаю, — со смехом отвечает она. — Что делать, ничего другого не остается. Ладно, просто объясню все как есть. Мне страшно не хватает рабочих рук, а сегодня к тому же выяснилось, что нам дают дополнительный бюджет на рекламу, и это значит, что следующие три номера должны выйти с бесплатными подарками, а это значит…

— Что все сроки сдвигаются вперед. Знаю. У нас в «Громком звуке» бывало так же, когда мы прилагали к очередному номеру бесплатный CD.

— Ну да. И на эти несколько недель мне не обойтись без помощника. Дейв, для тебя это отлично подойдет. В штат тебя зачислять не будем — значит, сможешь приходить и уходить когда вздумается, главное — работу выполняй в срок. А работа несложная: рассортировать рецензии на альбомы, взять пару-тройку интервью у знаменитостей, в крайнем случае, может быть, сочинить еще одну-две статейки вроде этой — ты все это и с закрытыми глазами сделаешь! — Помолчав, она спрашивает: — Ну, что скажешь?

Раздумываю я недолго. Дженни права: работа — не бей лежачего. Единственное, что меня останавливает (да-да, сам знаю, что я сноб!) — как-то, пардон, западло писать для тинейджеров. Было время, когда я хватался за любое дело, лишь бы платили, но это время давно позади. Если разнесется слух, что после закрытия «Громкого звука» я устроился в журнальчик для подростков, да еще и подрабатываю статейками в «Femme» — что обо мне люди подумают? В лучшем случае — что я сделался пофигистом. Перестал серьезно относиться к своей работе. А для музыкального критика недостаток серьезности — смертный грех. Но с другой стороны, я напоминаю себе, что всегда хотел писать о музыке для тех, кто ею живет. А кто воспринимает музыку живее и непосредственнее девочек-подростков? Быть может, думаю я, их энтузиазм вернет мне молодость. Быть может, я верну себе страсть к музыке и выйду из этого чистилища обновленным.

А может быть, меня ждет полный провал.

— Дейв, я ничего не понимаю! — говорит Иззи, когда я звоню ей на работу и рассказываю, что согласился. — Девочки-подростки… Господи, да тебя в любом приличном музыкальном журнале с руками оторвут! А эту «Крутую девчонку» ты через неделю возненавидишь! Право, для тридцатилетнего мужчины хуже места не придумаешь! И что же ты будешь там делать? Ты ничего не смыслишь в подростковой музыке. Стоит тебе услышать по радио какой-нибудь последний хит — сразу начинаешь вопить, что у тебя от этой попсы уши вянут. А то, что тебе нравится… Знаешь, я вообще-то не совсем профан в роке, но о половине тех команд, которых ты расхваливал в «Громком звуке», просто никогда не слышала. Короче говоря: ты и подростки — две вещи несовместные!

Иззи права. Мои представления о современных тинейджерах ограничиваются случайными отрывками из субботних утренних телепередач. Иной раз звукозаписывающие компании по ошибке присылали в «Громкий звук» компакты с подростковой попсой, но я такие диски даже не распаковывал: просто складывал стопкой на столе, а когда стопка вырастала до потолка и грозила обвалиться, относил в лавчонку подержанных компактов в Сохо и обменивал на наличные.

— Ничего, справлюсь, — отвечаю я.

— Ладно, надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — покоряется она. — Но учти: коготок увяз — всей птичке пропасть. Мне шеф уже предлагает открыть в журнале регулярную рубрику — мужской взгляд на то, другое, третье… До сих пор я отвечала, что ты ни за что не поступишься принципами — а теперь мне и сказать нечего.