— Оставляю вас с вашим занятием, до ужина еще уйма времени.

Она уже двигала стул к небольшому столу, который заметила только на следующий день своего сознательного пребывания в доме лорда Элтби. Стол имел овальную форму, а главное, стоял на таких же «лапах», что и стул, придвинув который она заняла наиболее подходящее положение для выбранного занятия. Она обмакнула перо в чернильницу и сделала первые мазки.

Она порядком увлеклась чистописанием. Для образца сгодились строки из Томаса-рифмача, памфлетам которого суждено было обратиться в жизнь. Перо практически не скрипело и быстро скользило по белой и гладкой бумаге. Было приятно погружать его в фарфоровую чернильницу, украшенную мифическими существами. Человек, так тщательно выбиравший себе вещи, не мог ее не заинтересовать. Чувствовалось, что все в доме были подобрано неслучайно, прошло рачительный отбор, прежде чем занять свое место. Солнце уже садилось. Но в комнате было еще достаточно света, и она не спешила, как раньше, когда отец диктовал свои письма. В настоящий момент она наслаждалась каждой следующей буквой, которая появлялась на белом поле бумаги. Ее радовало и то, что все навыки, которые она приобрела в ранней молодости, сохранились. Она помнила все выученные приемы. Процесс со стороны выглядел довольно забавно. После каждой новой буквы она отстранялась от стола на расстояние, которое позволял стул, и как бы со стороны смотрела на проделанную работу.

Отложив свой первый лист, она принялась за второй. На этот раз ее вдохновила сказка о Родерике – отце моржей. Его имя смотрелось красиво, особенно она была довольна буквой «к». Это была одна из любимых ею букв, и она попыталась найти предложение с той:

…Ему бы только протянуть руку, достать моржовую шкурку, утешилась бы дочь Морского царя, обернулась моржом и уплыла бы к своим братьям и сестрам…

Это предложение ее заинтересовало больше всего. Она еще раз старательно обмакнула перо, намереваясь начать с заглавной буквы.

— У вас определенно талант к правописанию, – она не успела коснуться пером бумаги, как на нее обрушился глубокий голос лорда Элтби. Вероятнее всего, он какое-то время стоял за ее спиной и наблюдал. Она не слышала, как он вошел. Возможно, увлекшись любимым занятием, ее слух не уловил шума открывающейся двери и его шагов. Он протянул руку к столу и взял уже исписанный лист бумаги.

— Добрый день, милорд, – лорд Элтби не ответил на ее приветствие. Он продолжал изучать расписанный лист.

— «Когда пробьет полночь, жди меня у перекрестка четырех дорог. Сначала ты увидишь рыцарей королевы эльфов на вороных конях. Пропусти их и не сходи с места. Потом проскачут всадники на буланых конях. Ты пропусти их. И, наконец, появятся всадники на белых конях. Я буду среди них. Чтобы ты узнала меня, я сниму с одной руки перчатку. Ты подойди к моему коню, возьми его за золотую уздечку и вырви повод из моих рук. Как только ты отнимешь у меня повод, я упаду с коня, и королева эльфов воскликнет: "Верного Там Лина похитили!" Вот тогда будет самое трудное. Ты должна обнять меня крепко и не отпускать, что бы со мной ни делали, в кого бы меня ни превращали. Только так можно снять с меня заклинание и победить королеву эльфов».

Он прекрасно читал с интонацией настоящего чтеца. Она подумала о том, как верно преобразились бы эти сказки в его исполнении.

– Это была одна из моих любимых сказок. Право, откуда у вас эта книга? – он жестом указал на раскрытую книгу с уже заложенными в некоторых местах чистыми листами.

— Сказки мне принесла миссис Глендовер.

— Эта женщина создает больше хлопот, чем все мои конюхи и садовники, – он был явно раздражен. Неужели такая детская забава как сказки могла стать причиной дурного настроения? Или же его расстроило то, что книга была взята без спроса? В любом случае, гнев в адрес миссис Глендовер был ей небезразличен, и она вступилась.

— Боюсь, в этом есть и моя вина, милорд. Я попросила у миссис Глендовер прочесть пьесы Шекспира. На что она мне преподнесла эту книгу сказок, – для большей убедительности она попыталась изобразить на лице подобие улыбки. Это определенно удивило лорда Элтби. Казалось, с луны снизошли лунные жители и до отказа заполнили комнату собой. – Не думаю, что в этой книге хранятся секреты вашей семьи, или того хуже, ваши личные.

Все было сказано довольно серьезным тоном, но смысл сказанного заставлял усомниться. За эти несколько дней мятежный дух миссис Глендовер передался и ей. Опрометчивое высказывание еще больше удивило лорда Элтби, на его лице гнев сменился на откровенное недоумение.

— Я вижу, вы идете на поправку, мисс Оутсон, – он сделал особое ударение на имени, словно пытаясь напомнить ей, кто она такая, и что собой представляет ее жизнь в этом доме. – И у меня для вас есть первое поручение. Миссис Глендовер принесет вам пригласительные ко дню моего венчания, а вы будете так любезны и подпишите их. Я думаю, это не составит для вас большого труда, – это было скорее констатацией ее возможностей, нежели вопросом.

— Я уверена, что справлюсь, – она заметила, как он нехотя вернул бумагу на стол, и спросила:

– Могу ли я оставить книгу у себя?

Он задержал свой взгляд на ней.

— Да.

Лорд Элтби вышел, не попрощавшись. Что ж, это снимало с нее необходимость быть излишне учтивой, достаточно соблюдать общие правила в доме, и не брать так откровенно пример с Миссис Глендовер.


Глава 6

Время… Над ним не властны города и люди, и даже бушующие океаны, наполненные силой морей и рек – всего лишь стражники того, что время почтит своим мимолетным вниманием. Время нельзя ни предотвратить, ни задержать. Даже горный ручей на вершине безлюдной скалы можно представить в своем воображении, хотя путь к нему и кажется такой тяжкой ношей. Но время – его очертания безлики, безнравственны его намерения, беспочвенно его наследие. И под силу ли понять его неудержимое могущество? Ведь человеку так немного отмеряно этого особого напитка. А повествование жизни — это повествование судьбы, ничем не прикрытый вызов времени.

Она днями проводила время у стола, успевшего по праву стать письменным. Выучив наизусть пять бравадных строк приглашения, неустанно выводила их на каждом новом листе. Имена мелькали перед ее глазами. Дочери деревенского учителя и бывшей гувернантки приоткрылись двери английского света. Десятки и сотни имен, изысканных фамилий и званий рождались под ее пером, как будто впервые миру суждено было узнать о них. Все они теперь мирно покоились на столе, ожидая часа, когда руки миссис Глендовер старательно упакуют их в конверты с позолотой и разошлют по нужным адресам. Порой, оторвавшись от своего занятия на чашку чая или редкий луч солнца, она продолжала мысленно перебирать: граф Аберкорн, граф Лечестер с супругой, граф Ромней и барон Березфорд-Хосли с сыном, граф Карнарвон и герцог Клевленд с супругой. Она представляла себе этих утонченных особ с их безупречными манерами высшего света. Какая невидимая пропасть была между ней и этими людьми. А по своей сути, они были всего лишь частью одной эпохи, с той только разницей, что их имена запомнятся в веках, а ее – исчезнет бесследно. Каким чужим и далеким казался ей этот мир. Из поколения в поколение наследникам этих семей передавалась власть и сила древнего рода. Это как старинная монета, которая хранится в стенах музея – она никогда не приобретет ту товарную ценность, что и монета в руках верткого менялы, она созидательна по своей природе, ее ценность в древности, уникальность в подлинности.

Ей довелось оказаться в доме знатной особы, бывавшей при дворе. Без сомнения виконт, а в будущем граф Элтби был представлен английской королеве Виктории. Все это вызывало в ней смешанные чувства. Хотелось хоть на дюйм приблизиться, и, подсмотрев заглавные буквы неизвестного ей сюжета, понять, так ли они правильны и точны. И в то же время, усилием воли она удерживала себя от желания обойти участием неизвестную ей главу, открыть дверь и раствориться в толпе. Отныне решение было полностью в ее власти – от чего же так не прост выбор?

Осталось не более десятка приглашений, когда вернулась ее верная сподручница миссис Глендовер. Одного взгляда на женщину было довольно, чтобы мир изысканных манер утратил свой блеск и краски, уступив место душевному теплу, которое излучала эта скромная особа. Всю свою жизнь женщина посвятила семье Элтби, кого-то нянчила, кому-то дарила всю себя, а кого-то и поучала. Ее жизнь прошла среди членов большого семейства. И теперь, на склоне своих дней она представлялась больше, чем домоправительницей, скорее добрым талисманом, усердно пытавшимся сгладить шероховатости в жизни дома. Всегда безукоризненно проста и строга в своих одеяниях, она бесшумно скользила по комнатам, придавая ей неуловимое чувство устроенности.

— Вы замечательно справились с работой, — миссис Глендовер позвонила, чтобы принесли чай. — Но я опасаюсь, что это занятие изрядно наскучило вам. Однообразная работа всегда утомляла меня.

— Вовсе нет. Ведь в каждом следующем письме было новое имя. Пожалуй, это было даже познавательно.

— Не могу с вами согласиться, — миссис Глендовер разлила чай по чашкам. — Мне кажется, после обеда мы могли бы прогуляться – и хотя сегодня нет солнца, погода безветренная и нам можно не опасаться дождя, а для такого времени года и это уже подарок. И потом, вам пора выбираться из своего гнезда.

— Я с удовольствием составлю вам компанию, мне и самой не терпится побыть на свежем воздухе, — она мысленно представила себя идущей по саду в сторону, где находится конюшня со скаковыми лошадьми. Она всегда испытывала чувство глубокой привязанности к этим свободолюбивым животным. По словам миссис Глендовер, усадьба была расположена в нескольких десятках миль от Лондона. А значит – воздух здесь чист и избавлен от лишнего городского шума.

— Сегодня лорд Элтби отправился с визитом к леди Увелтон. Его не будет до вечера, и я смогу вам показать дом, — в его отсутствие миссис Глендовер чувствовала себя полноправной хозяйкой. — Бедная леди Увелтон, она еще совсем ребенок, ей не исполнилось и семнадцати. И такой удар… Свадьба…

Эта тема показалась ей интересной. Она хотела было разговорить миссис Глендовер, но, устыдив себя за такую непристойную затею, вернулась к чаю. За все время, проведенное в доме лорда Элтби, она считанные разы возвращала себя в прошлое, к своей пустой комнате, и ей особенно хотелось стереть из памяти дни перед кончиной дяди Генри. Мысленно она позволила себе так называть покойного, но при жизни он был против столь свободного обращения, хотя кто теперь мог упрекнуть ее в этом. Судьба вновь сыграла с ней злую шутку, возродив в душе забытое чувство надежды. Она пыталась побороть и усмирить своих демонов, шептавших с каждым днем все громче и громче о новом существовании. А ей хотелось верить и внимать им, думать, что все еще может измениться, ведь она готова перевернуть эту сплошь исчерканную страницу своей жизни. И в своих нескончаемых мыслях она видела строгий профиль человека, глаза которого смотрели прямо, оценивали или выжидали, а главное, принимали решение о чем-то очень важном в ее жизни…

Сад оказался довольно уединенным местом. Миссис Глендовер предпочитала говорить – впрочем, как и всегда. Она задерживалась у каждого дерева и куста, уделила внимание разросшемуся кустарнику жасмина, черной смородине, молодым яблоням и вишням. Незаметно для себя, они пробыли на свежем воздухе до полудня, после чего миссис Глендовер предложила не менее интересную экскурсию по дому.

Дом лорда Элтби был чем-то невероятным, он больше казался не предназначенным для жизни обычных людей. Впрочем, и отнести хозяина дома к обычным мира сего было бы весьма опрометчиво. Она впервые очутилась в доме с подобной роскошью и величием. Комната, где она прожила неделю, оказалась лишь частью чего-то большого, где все было взаимосвязано и не нуждалось в каком-либо вмешательстве со стороны. Миссис Глендовер поведала ей о более чем восьмидесяти комнатах. Но так, как обойти их все за один день представлялось невозможным, они начали с правого крыла первого этажа, где, по словам пожилой особы, было множество занимательных мест. Как выяснилось, ей непросто было оценить интерьер и обстановку дома, слишком мало она знала о том, что и как должно быть в домах английской аристократии. Но высокие потолки так захватывали дух, так учащенно билось сердце от мраморного пола гостиной, и так завораживало взгляд от множества полотен! Комнаты предстали перед ней просторными и светлыми. Дом напомнил ей некий лабиринт, в котором запросто потеряться, но очутиться потерянной в таком великолепии казалось приятной перспективой провести весь остаток дня.

— Обратите внимание на это полотно, — миссис Глендовер выдержала паузу и продолжила, – творение Джозефа Мэллорда Уильяма Тёрнера, поистине, жемчужина коллекции лорда Элтби.