Высоко держа голову, остановилась она возле кресла герцога и посмотрела маркизу в лицо. Женщина была высокая и красивая, но какой-то слишком мужественной красотой; у нее были чересчур резкие черты лица, волосы, каштановые с рыжеватым отливом, небрежно убраны под клетчатый берет, сбоку на котором была приколота брошь в виде герба Макнаинов, как определил, приглядевшись маркиз.

Герцог мог бы и не произносить скороговоркой совершенно иным тоном, чем прежде:

— Леди Морэг, вы еще не встречались с моим сыном Алистером.

— Нет, но я ждала этой встречи, — ясным голосом, без малейшей запинки сказала леди Морэг.

Она протянула руку, и маркиз слегка пожал ее, проговорив не без иронии:

— Это, безусловно, новость — увидеть в стенах Килдонона члена семьи Макнаинов!

— Мой брат и я решили, что настало время покончить со старыми распрями, из-за которых наши люди веками убивали друг друга.

— Я согласен с вами, — отвечал маркиз. — Позвольте вам представить мою жену.

Кивок, которым леди Морэг удостоила Эрайну, дал ей понять, что она здесь нежеланная гостья, чуть ли не самозванка; ясно было и недоброжелательное отношение герцога к англичанке.

Он никак не мог смириться с тем, что маркиз женится на женщине, которая не принадлежит к клану Макдононов и вряд ли способна осознать Великое предназначение шотландского народа.

Однако герцог понимал, что здесь не время и не место для взаимных обвинений, поэтому он медленно и с трудом встал с кресла.

— Здесь много наших родственников, желающих поздороваться с тобой, Алистер.

Маркиз кивнул в знак согласия, и герцог сделал несколько шагов рядом с сыном; к ним друг за другом начали подходить присутствующие, чтобы познакомиться и поздравить маркиза с возвращением домой.

Кто пожимал руку, кто ограничивался почтительным поклоном, но маркиз для каждого находил доброе слово и обнаружил, что многих помнит с детских лет.

Пока все это происходило, кто-то подвинул Эрайне кресло, и она села, хотя леди Морэг от такого же предложения отказалась с пренебрежительной миной.

Она осталась стоять неподалеку от Эрайны, прямая, с мрачным лицом, всем своим видом давая понять, что не имеет желания общаться.

Как только представления были закончены, герцог, по-видимому, собрался покинуть приемный зал, а маркиз обернулся и поманил к себе Эрайну.

Она быстро вскочила с кресла и присоединилась к нему, но тут же подошла и леди Морэг.

— Ну и каково вернуться в загон после столь долгого отсутствия? — спросила она.

— Я пока предпочитаю подождать с ответом, — уклонился маркиз.

Герцог шел впереди них, и леди Морэг, словно бы не замечая присутствия Эрайны, продолжала:

— Вам, вероятно, известно, что ваш отец хотел объединить наши кланы в дружбе и гармонии.

— Я понял, что вы дали согласие выйти за моего брата.

— Бедный Айен, — чуть менее жестким голосом произнесла леди Морэг. — Но мы, то есть вы и я, должны думать не только о себе, но и о нашем народе.

— Разумеется, — согласился маркиз, — и я буду ждать случая представить мою жену Макнаинам.

Его слова как бы стерли улыбку с губ леди Морэг, она мельком взглянула на Эрайну, и выражение глаз у нее было жестокое.

Потом, когда они дошли до двери, леди Морэг вместо того, чтобы последовать за герцогом, направляющимся в гостиную, стала спускаться по лестнице, и Эрайна физически ощущала ее ненависть и злобу, как будто она выразила ее в соответствующих словах.

Эрайна импульсивно произнесла так, чтобы ее услышал только маркиз:

— Я сочувствую ей…

— Я вам признателен.

Глаза их встретились, и Эрайна поняла, что хоть леди Морэг по-своему привлекательна, ей не сравниться с красавицами, которые, как поведал ей Чампкинс, преследовали маркиза своей любовью.

Она подумала о пуховке, найденной в ящичке у зеркала, и сказала себе: «Я уверена, что он любил только женственных женщин, а леди Морэг вовсе не женственна».

У нее не было возможности обменяться с маркизом еще хоть словом до того, как они вошли в гостиную, где присоединились к ближайшим родственникам герцога.

Среди них было несколько кузенов, а также родственниц женского пола, пожилых и не слишком пожилых; все они, как узнала Эрайна, жили поблизости.

Было и несколько подростков, которые с любопытством рассматривали маркиза; юноши явно любовались его элегантной модной одеждой, а девушки, очевидно, находили его неотразимо красивым.

Разговор шел какой-то напыщенный и скованный, потом герцог произнес несколько угрожающим тоном:

— Алистер, я хочу поговорить с тобой наедине. Пройди, пожалуйста, в библиотеку.

— Хорошо, отец, — ответил маркиз, — но сначала я провожу Эрайну в спальню, чтобы она могла отдохнуть перед обедом.

— Надеюсь, тебе известно, где ты спишь, — отрывисто бросил герцог.

— Безусловно.

Когда они шли по длинному коридору, Эрайна вздохнула с облегчением.

Последний час в гостиной, когда любопытствующие родственницы засыпали ее вопросами, ответы на которые требовали немалого хитроумия, стал для Эрайны испытанием, вымотавшим всю душу.

Но вот маркиз открыл дверь, и они вошли в большую нарядную комнату. Девушку поразила огромная, украшенная резьбой кровать со столбиками для балдахина и камин, в котором при желании можно было бы жечь целые бревна.

Эрайна с интересом огляделась.

Окна выходили в парк, за которым виднелось море; по большому ковру на полу разбросаны были маленькие коврики из меха дикого кота.

Комната была строгая по стилю и создавала впечатление величавости.

Маркиз затворил дверь и сказал:

— Я должен поздравить вас. Вы блестяще прошли через это мучительное испытание.

— Вы и в самом деле так считаете? — спросила Эрайна. — Я так боялась осрамить вас.

— Вы меня спасли!

— Я отлично понимаю, что вы не захотели бы жениться… на леди Морэг, — робко заговорила Эрайна. — В то же время я вижу, что ваш отец… ненавидит меня.

— И, тем не менее, он верит, что вы моя жена, а с этим он ничего не может поделать.

— Леди Морэг очень негодовала, — продолжала Эрайна. — Не приведет ли это к тому, что вражда между кланами усилится… и вам снова придется сражаться?

В голосе у нее было столько ужаса перед подобной перспективой, что маркиз расхохотался.

— Конечно же, нет, — сказал он. — Мы теперь гораздо более цивилизованны, чем в прошлом, и я убежден, что старейшины кланов со временем научатся уважать друг друга и станут вести себя как человеческие существа, а не как варвары.

— Быть может, было бы лучше… для всех… если бы вы женились на ней.

— Япредпочел бы умереть! — отрезал маркиз. — Или — что гораздо реальнее! — голодать.

Он говорил так твердо, что Эрайна взглянула на него: он был, несомненно, искренен.

— Мы должны быть очень… очень осторожны, чтобы не попасться, — проговорила она.

— Мы и будем, — ответил маркиз. — А теперь отдохните и готовьтесь к весьма торжественному обеду. Мой отец обедает по всей форме.

С этими словами он вышел из комнаты, и в нее поспешно, словно только и ждали его ухода, вошли две служанки — помочь Эрайне раздеться.


Маркиз возвращался взамок с реки по короткой дороге через заросли вереска, который еще и не начал цвести; маркиз находился прямо-таки в триумфальном настроении — ему было, чем похвастаться.

Он поймал ни много, ни мало целых четырех лососей, начав удить с самого утра, и был в восторге оттого, что не утратил сноровки, хотя с двенадцати лет не брал удочку в руки.

Двое слуг, нагруженные лососями, удочкой и острогой, с трудом поспевали за ним — маркиз спешил поскорее рассказать Эрайне, каким ловким он оказался.

«Завтра возьму ее с собой, — решил он, — и научу удить. Уверен, что ей это занятие понравится».

Просто удивительно, как легко Эрайна освоилась с жизнью в замке, причем так, что никто не мог к ней придраться, даже сам герцог; Шотландия ей явно пришлась по сердцу не меньше, чем ему.

Вышагивая по направлению к замку, он подумал, что хочешь, не хочешь, но он вынужден признать Килдонон своим домом.

Он этого никак не ожидал, наоборот, предчувствовал, что возненавидит каждый миг своего пребывания здесь, но вышло иначе: он словно начал жизнь с того часа, как оставил ее пятнадцать лет назад.

Стоило ему услышать утром игру волынщиков, вышагивающих мимо замка, как начинало казаться, что годы, проведенные на юге, меркнут в сознании, рассеиваются, будто туман на болотах.

Он снова стал шотландцем, живущим на родной земле, и сердце его начинало биться сильнее, а кровь в жилах бежала быстрее при мысли о древних традициях этой земли.

Волынки, вересковые пустоши, туман и люди его клана — со всем этим связана целая жизнь.

«Я ехал сюда с ненавистью к Шотландии, но я ее люблю!» — признался он себе прошедшей ночью.

Спал он на узкой кровати в гардеробной, примыкающей к спальне, которую занимала теперь Эрайна, и как это ни смешно, сожалел, что не может возлежать на огромной постели с четырьмя столбиками, поколение за поколением принадлежавшей старшему из сыновей главы клана.

Но самая большая перемена произошла с его отцом.

Едва только приехав, маркиз удивился тому, каким ссохшимся и маленьким стал отец по сравнению с тем, каким он его помнил.

Потом он понял: на самом деле это он, Алистер, вырос, стал взрослым человеком и больше не боится отца, как это было в детстве.

Герцог состарился и, хотя все еще оставался требовательным и властным, но держался он спокойно и приветливо… до тех пор, пока не задевали его авторитета.

Маркиз готовил себя к борьбе с отцом, но это оказалось вовсе не нужным.

— Я сильно разочарован, Алистер, — пожаловался герцог, — что ты женился на женщине с юга, а ведь я полагал, что ты займешь место брата и женишься на Морэг Макнаин.

— Фолкнер говорил мне об этом, — ответил маркиз, — но, поскольку я уже женат, это неосуществимо.

— Разумеется, — согласился герцог, — но жаль… очень жаль!

К удивлению маркиза, на том он и остановился и, хотя все присматривался к Эрайне с осторожностью, словно она не заслуживала полного доверия, но не был с нею груб, и она занимала в доме место, принадлежавшее ей по праву.

«Все обернулось куда лучше, чем я ожидал», — говорил себе маркиз.

Выводок молодых куропаток вспорхнул у него из-под самых ног, и маркиз вспомнил, что в августе начинается охота, а егеря пророчат полные ягдташи дичи.

Уезжая из Лондона, он считал, что ему ужасно будет не хватать скачек в Аскоте, друзей из клуба «Уайтс», почти еженощных балов.

Но все это отодвинулось куда-то далеко, словно он жил на другой планете.

Поднимаясь по утрам с постели, он думал не о тех, кто остался в Лондоне, а о тех, кого увидит сейчас, и о том, как бы поскорее выбраться к реке на рыбалку.

Он также строил планы, как и что следовало бы изменить, когда он будет у власти.

Заметил он и то, что, поскольку отец стареет, подчиненные ему люди, по-прежнему верные и преданные, мало-помалу разбалтываются; чтобы держаться на должном уровне, люди эти нуждаются в твердом руководстве.

— Здесь многое нужно сделать, Чампкинс, — сказал он своему слуге, одеваясь.

— Я это заметил, м'лорд, — отвечал тот. — Но ваша светлость во всем разберется, как всегда.

Маркиз улыбнулся.

А сегодня спозаранку, собираясь на реку, сказал Чампкинсу:

— Отыщи где-то тут в замке одежду моих братьев. Я ведь такого же роста, как лорд Колин. Найди мне его вечерний костюм, а завтра я мог бы отправиться на рыбалку в килте.

Он вышел из комнаты и не заметил ухмылку Чампкинса, но, наверное, не слишком бы удивился, услыхав, как тот бормочет себе под нос:

— Никуда им не деться от собственной крови. Она призовет их, в конце концов.

Эрайна в это утро работала в саду; она заметила, как удлинились тени, — значит, маркиз вот-вот вернется с рыбной ловли и захочет, чтобы она налила ему чаю.

Она поспешила подняться по каменным ступеням, и замок казался ей сейчас таким же прекрасным, как и в тот миг, когда она впервые увидела его.

Именно таким вот красивым во всех отношениях должен быть замок, и у Эрайны не хватало слов, чтобы описать его матери.

Она вошла в большой мраморный холл, отделанный темными дубовыми панелями и украшенный знаменами, захваченными Макдононами в сражениях. Поднялась по лестнице с надеждой, что нынче к чаю соберется немного народу, и она сможет пообщаться с маркизом.

Она уже привыкла, что замок всегда открыт для родственников и друзей, что они могут явиться сюда в любое время дня и ночи, и будут приняты с отменным гостеприимством.

Она вошла в маленькую гостиную, где был накрыт чай на большом круглом столе.

В комнате никого не было, но, как и ожидала Эрайна, стол ломился от яств: булочки, ячменные и пшеничные лепешки, песочное печенье, имбирная коврижка, овсяное печенье, мед в сотах и большой круг золотистого сливочного масла с выложенным на нем гербом Макдононов.