Ты же не можешь сейчас требовать от меня такого, в моем состоянии и после всего, что ты уже сделал, после тех ласковых слов и нежных прикосновений! Или теперь так будет всегда, теперь это станет одним из самых безжалостных орудий твоих смертельных пыток?

Боже, нет, я не хочу! Не сейчас! Только не сейчас! Не надо! Делай что хочешь, говори, что посчитаешь нужным, только не отпускай, не лишай возможности прижиматься к тебе и чувствовать тебя так сильно и остро! Зачем ты убиваешь меня теперь еще и этим? Отнимаешь от своей груди и опускаешь на поверхность разверзшейся черной пустоты, на твёрдый почти жёсткий холод мертвого ничто. А я даже не могу поддаться собственному ответному импульсу, вцепиться в тебя ещё крепче и по настоящему, и не потому, что боюсь упасть или провалиться в эту бездну, а потому что не хочу терять тебя, самой близкой и головокружительной связи с тобой!

И я не сразу успеваю осознать, что происходит, что именно я чувствую под своей спиной, под обнаженной кожей, и почему мне кажется, что если ты уберешь свои руки, отпустишь меня, я тут же сорвусь, упаду с очень большой высоты. Разобьюсь на хрен, всмятку, в одну сплошную пульсирующую кровавую рану, нескончаемую боль с живым сознанием Эллис Льюис.

- Эллис, успокойся... это всего лишь спинка раскладного кресла. Все хорошо. Расслабься и дыши... спокойно и глубоко. Я рядом. Только я...

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я четко осознала и прочувствовала, что это действительно была очень устойчивая и крепкая опора – упругая и плотная лежанка, обтянутая холодной тугой кожей. Но едва ли я могла при этом определить иными ощущениями, собственной спиной и ягодицами, какой именно она была формы и размеров, не говоря уже о высоте. Тем более ты поставил мои трясущиеся ноги на низкие ступени (приподнятые под небольшим углом над полом), мало чем напоминающие подножку-подъем гинекологического кресла. И при этом ты ни разу не убрал своих рук, не дал мне окончательно провалиться в этот ужас, не позволяя думать о чем-либо другом, кроме как о тебе. Удерживал моё сознание и особенно тело прикосновением своих ладоней, проводил лёгкими, невесомыми поглаживаниями и успокаивающими ласками по бёдрам, вздрагивающему животику, центру груди и даже шее.

Чёрт... и ты усилил их давление с обхватом пальцев на моем горле, когда я поняла, что ты находишься прямо надо мной, в изголовье этого гребаного кресла-станка. Нежными гибкими тисками, оплетая моё лицо и голову, чтобы "поправить" её положение в удобной для тебя позиции, всего в нескольких миллиметрах от края спинки, от твоего живота.

- Не шевелись, что бы я сейчас не сделал. И, бога ради, хватит паниковать. Я не буду делать с тобой ничего, что тебе может не понравиться. – и все эти заверения с последующим скольжением твоей ладони по моему плечу и всему изгибу левой руки, с прорисовкой новых чувствительных линий по немеющей коже, с небольшой задержкой на внутренней стороне запястья и с более легкими узорами-касаниями к подушечкам дрожащей ладошки.

Господи, почему мне так захотелось заплакать именно в эти секунды, когда самая невинная из твоих ласк не только отзывалась томительной пульсацией в напряженном клиторе и в сокращающихся стенках влагалища, а буквально резала меня по сердцу, по ещё чистым мышцам, не тронутых и не задетых до сего момента твоим ментальным скальпелем.

Но я так и не успела... ты подхватил мою расслабившуюся кисть, как раз тогда, когда я меньше всего ждала от тебя именно этого действия, потянув неожиданно, хотя далеко не резко, на себя – вверх и в сторону. Прижал к более мягкому то ли подлокотнику, то ли поручню, обтянутому той же кожаной обивкой, и... накинул прямо по запястью плоскую полосу холодного жгута.

Вот тогда моё сердце остановилось по-настоящему.

- Эллис, я же сказал, не дёргайся! В этом нет ничего страшного...

Тогда почему мне так до безумия хочется выдернуть руку, интуитивно сжимая под давлением твоих пальцев ладонь в трясущийся кулачок? Жалобно заскулить и всхлипнуть? Да что уж там, я уже порывисто и учащенно втягивала и выталкивала из легких воздух в паническом приступе асфиксии постанывающими вдохами-выдохами.

- Перестань паниковать... это для твоего же удобства и безопасности! Ну, всё, тише... тише, моя храбрая девочка! Ты же хочешь этого... хочешь, меня, того, что я тебе могу дать, в отличие от других... - бл**ь, говорить всё это, прижимаясь губами к моему виску и одновременно выжигать томной лаской по моему нагому телу твоей скользящей ладонью от шеи и до полушария замерзшей грудки... Боже, как я ещё не свихнулась от этих диких перепадов? Как такое вообще возможно, привязывать меня к какой-то жуткой конструкции, не известно для какой цели и при этом добивать головокружительной нежностью опаливающего шепота и чувственного прикосновения?

Воспаленный сосок под твоими пальцами сжался ещё сильнее, буквально до зудящей и болезненной рези по самым эрогенным точкам, словно ты снова растирал и загонял в его онемевшую бархатную кожицу острые гранулы нестерпимого возбуждения. И оно не заставило себя долго ждать, ударив рефлекторной волной по шокированному сознанию и в голову, хлынув горячей вспышкой вниз к животу, обжигающими искрами томного экстаза прямо по напряженным мышцам изнывающей киски. Теперь к учащенному всхлипывающему дыханию мне захотелось вдруг выгнуться, задрожать ещё сильнее, из-за тебя, из-за твоей руки, от сладчайшей лихорадки, разливающейся по моей коже под твоими пальцами. Я уже сама не понимала от чего меня так выгибало практически с костями, крыло царапающим ознобом и плавило вспышками обжигающего жара, распускалось под движением твоей ладони самыми нереальными ощущениями – то ли страхом-ужасом перед неизвестным-неизбежным, то ли этим гребаным одержимым перевозбуждением. А может всем сразу?

Разве такое не возможно, слить вместе столь несовместимые эмоции и желания и вогнать их мне под эпидермис набором убивающих слов и прикосновений? Заставляя умирать и тонуть в этом упоительном безумии всего лишь от одной манипуляции твоих пальцев, скользящих по нежной поверхности моего тела и оставляющих на нем фантомные узоры твоих пульсирующих отпечатков. От груди, по вздрагивающему животику, к нежнейшей зоне чувствительного лобка... fuck! Я все-таки всхлипнула очень громко, когда твои фаланги лишь едва задели растертую кожу моих опухших половых губок, запустив этим невыносимым прикосновением цепную реакцию затихшей ненадолго остервенелой похоти.

Нет, ты не пошел дальше и вглубь, тебе хватило и нескольких точек моей воспаленной плоти, чтобы выжечь по ней самыми горячими и невыносимыми ожогами сильнейшего эрогенного возбуждения, ударив его распустившейся волной по скрытым каналам и узлам моей взвывшей от острейшего вожделения вагины. Казалось, это не я заскулила буквально в голос, а она, надрывно запульсировав в онемевшем клиторе, с более сильными и глубокими толчками внутри влагалища. Ты всего лишь слегка поглаживал по долькам моих половых губ или рисовал по центральной линии от вершины щелочки между ними, даже не дотрагиваясь до более нежной и гладкой кожицы с чувствительной венозной дорожкой возбужденного клитора, а мне уже хотелось раскрыться и вывернуться перед тобой в самой бесстыдной и молебной позе, стонать, извиваться, терять контроль и просить о пощаде!

Господи, я не верю! Я текла от убивающего на смерть дикого страха перед тобой, перед твоими скрытыми фантазиями изощренного садиста и окутывающим мраком твоей чёрной сущности, как и от дичайшего желания, чтобы ты меня наконец-то вые*ал прямо на этой штуке! Это уже точно конечная, абсолютное падение в полное ничто Эллис Льюис!

- Чем длиннее путь к желанной цели, тем упоительней награда от наивысшего момента запредельного наслаждения. Иногда само ожидание перетекает в самые острейшие и сладчайшие минуты (а то и часы) нереального блаженства, которое хочется продлить до бесконечности, лишь бы оно никогда не заканчивалось. И тогда ты просто начинаешь сходить с ума от двух раздирающих твое тело противоречий – достичь столь желанного и несомненно, сильнейшего апогея или продолжать и дальше умирать в этих томительных пытках безумного экстаза до скончания вечности...

Ты убрал свою ладонь от моего лобка, а я даже не дёрнулась, когда этими же пальцами тут же и сразу, четкими, размеренными и далеко не торопливыми движениями, закрепил ремень на запястье моей всё ещё дрожащей и сжимающейся в кулачок руки. И я действительно позволяла тебе это делать, прекратив сопротивляться, но не умирать под нескончаемыми приливами вибрирующей истомы по самым эрогенным зонам всего моего тела, от каждого твоего обжигающего слова и жеста. Бл**ь, даже вжавшийся в мое запястье плоский жгут ремня-фиксатора резанул неожиданной острой вспышкой-уколом прямо в клитор и мочеточник, едва не вырвав из моего горла удивленный всхлип.

- Ведь главное не конечная цель, а сама прелюдия, тот отрезок времени, который способен раскрыть в тебе все когда-то спящие возможности...

Второй жгут, но на этот раз на уровне сгиба локтя не менее шокирующим обхватом и стяжкой поверх сомлевшей кожи. Господи... у меня опять остановилось сердце, стянув лёгкие обмораживающей плёнкой ментолового инея. И опять необъяснимая волна сладкой отдачи пробежалась ледяными коготками по самым уязвимым точкам парализованного тела, заныв скулящей пульсацией в клиторе и спускающей вагине.

Неужели одного ремня на запястье не достаточно, или в этом главная фишка твоего пристрастия? И почему я возбуждаюсь, когда думаю об этом? Когда понимаю, что именно моё беспомощное состояние и неспособность противостоять твоим манипуляциям вызывают в тебе не меньшие вспышки откровенной одержимости, чем моя готовность раствориться в твоих ладонях только за возможность получить тебя всего.

- И те руки, которые смогут в тебе это раскрыть! И дать больше... намного больше! О чём ты не имела раньше никакого представления, не подозревая о наличии подобного в себе.

Наверное, я не верила до самого последнего момента, что ты проделаешь тот же фокус и со второй моей рукой, словно наивно и отчаянно надеялась, что это не всерьёз (да, Эллис, как и связанные до этого за твоей спиной ремнем изгибы локтей!), что ты не опустишь меня еще глубже, на более холодную и илистую глубину своего засасывающего мрака.

- Это больше, чем просто желание, Эллис! Это твоя сущность, то, что ты есть, всегда хотела... – ремешок-фиксатор на второе запястье с более волнующим движением твоего большого пальца по подушечке моей ладони, волнительной лаской по чувствительным точкам млеющей кожи. – И то, что тебе могу дать только я. То, что ты можешь прочувствовать только через меня...

И мне опять хочется плакать и... стонать... потому что столь обостренных ощущений от прикосновений твоих рук и твоих вымеренных слов я не испытывала вообще ни в каких из своих прошлых и настоящих жизнях. И я действительно этого хотела, до убивающего осознания, что мне это может не просто понравиться, что я захочу ещё и буду хотеть теперь всегда, как тебя и твоей близости, потому что всё это можешь дать мне только ты, и только с тобой я и могла пройти по всем виткам этой головокружительной спирали и не разбиться в дребезги при следующем бешеном полете в твою бесконечную бездну. Да, бл**ь, я хотела этого, хотела ТЕБЯ! И не важно, чем закончится это сумасшествие... я всё равно буду тебя хотеть, даже если ты изрежешь мне всю кожу на теле и стянешь все раны раскаленными иглами.

- Главное не сдерживай в то, что будет рваться из тебя. Хочешь кричать, кричи, захочешь большего... проси! Только не зажимайся и не смей закрываться, иначе хуже будет от этого только тебе. Пусть оно выйдет из тебя... распуститься алым цветком сладкой боли...

О, нет! Разве можно порезать прикосновением не сколько тело, а именно душу, добраться до чувствительных волокон самой сущности? Опять беспощадной лаской широкой ладони по моей шее и груди, чуть сжимая и сцарапывая по упругому полушарию и горящему соску пока ещё щадящими пальцами... дальше, по ребрам, животу, косточке таза и по бедру, словно проникая их фантомными оттисками под грудную клетку к сердцу и лёгким, стягивая трахею и вырывая из моего горла несдержанные учащённые всхлипы. Я не сразу поняла, что ты не просто гладил и выписывал по мне своими нестерпимыми ласками, ты обходил и сам станок, приближаясь к моим ногам всё той же размеренной, неспешной походкой.

- Пусть станет тобой, твоим истинным естеством!

Я только успела неосознанно всхлипнуть, когда твои ладони обхватили поверхность моего бедра, приподнимая всю мою ногу, и скользнув по ней одной рукой расслабленными пальцами снизу, как по самым гиперчувствительным струнам: по бицепсу к икре и голени, выбивая ответный неуемный приступ то ли панической, то ли эрогенной дрожи. Медленно отвел её в сторону, раскрывая меня, как до этого на диване не в самой целомудренной позе. И нет, это оказалась не холодная чашечка, как на подпорке гинекологического кресла под сгиб коленки, но оно было не менее высоким и скорей походило на раскладную подставку под всю ногу с такой же кожаной мягкой обивкой, как и сама лежанка кресла с подлокотниками. И меня пробрало от соприкосновения с ней и именно под давлением твоих пальцев, от понимания, как я буду выглядеть, когда ты закончишь меня привязывать к этому то ли креслу, то ли к чему-то более жуткому распятью. И не сколько выглядеть, а быть абсолютно беспомощной, до сих пор не соображая, где верх, а где низ, умирая от страха сделать необдуманное движение и куда-нибудь после этого провалиться.