– А что как она прежде в полицию заявит?

– Не успеет, – процедил Глебов с мрачной ухмылкой, – времени-то я ей в обрез оставил. Да и на Арину положиться можно, найдет способ убедить барышню. Так что не бойся, Сидор, – он ободряюще похлопал приятеля по плечу, – со мной не пропадешь.


– Тихон запрягает лошадей, барышня, сейчас поедем… Да что с вами, Господи? Плохо? Давайте ларец, отнесу в карету, а потом за вами прибегу. Посидите тут, я мигом.

Почти выхватив из Лизиных рук шкатулку, Арина умчалась вниз по лестнице. Лиза начала медленно спускаться вслед за ней, но внезапно ее ноги подкосились, и она была вынуждена опуститься на ступеньки.

«Глебов, Глебов, Глебов», – стучало в ее воспаленном мозгу, словно там с треском крутилось тяжелое мельничное колесо. Ей сделалось совсем дурно, сознание затуманилось и начало медленно уплывать…

…Она идет по дороге, стремясь оказаться подальше от церкви, куда должен подъехать Андрей. Ее замшевые ботинки намокли от росы. Голубая кашемировая шаль, накинутая на белое шелковое платье, раздувается от ветра, словно парус. Противный холодный ветер постоянно задувает под капор, норовя сорвать его с головы.

Но вот наконец высокая церковная колокольня скрылась за верхушками сосен. Теперь Лиза идет по широкой дороге, окруженной густым лесом. Осталось пройти совсем немного – и она свернет с дороги, перейдет через гречишное поле и окажется в родном имении. А там – обойти задворками деревню – и дома. И все сразу встанет на свои места. Да-да, все сразу встанет на свои привычные места…

Но вдруг ветви придорожных елей раздвигаются, и на дорогу выходит какая-то женщина. Она встает прямо у Лизы на пути, и той приходится остановиться. Лиза поднимает голову и изумленно смотрит незнакомке в глаза. Какие у нее странные глаза… Зеленые, словно у кошки, и на удивление пронзительные. Они напоминают бездонный омут. Эти глаза так и впиваются в глаза Лизы, и она с ужасом чувствует, как ее начинает затягивать в омут. Но откуда взялся здесь омут? Она же в лесу…

– Не бойся, красавица моя, не бойся, – вкрадчиво говорит женщина, и Лиза с удивлением чувствует, как ее страх отступает. Теперь она спокойно смотрит на незнакомку. Ее тело сделалось непривычно, поразительно легким. Кажется, будто и тела этого у нее больше нет, а одна лишь душа осталась. Но и душа словно не наяву пребывает, а во сне. – Хорошо, моя красавица, – монотонно продолжает женщина, – а теперь ты будешь делать то, что я тебе прикажу. Ступай за мной, сюда, по этой тропинке.

И Лиза послушно идет за незнакомкой в лесную чащу. Она видит, как с листьев деревьев на ее платье сыплются сверкающие брызги, но не чувствует их влажности. Ее тело вообще больше ничего не ощущает. Она лишь знает, что должна идти и идти за зеленоглазой женщиной, неважно, куда.

Внезапно деревья расступаются, и Лиза видит перед собой какую-то приземистую избушку. Незнакомка распахивает перед Лизой покосившуюся дверь и жестом приглашает войти. Лиза входит… Навстречу ей с лавки поднимается высокий мужчина. Это Дмитрий Глебов, ее бывший жених. Он смотрит на Лизу, потом переводит взгляд на зеленоглазую женщину. В его блеклых глазах напряженное ожидание, на шее, чуть выше распахнутого ворота рубашки, бьется голубоватая жилка. А на ней – отвратительная толстая родинка, так хорошо знакомая Лизе.

– Не тревожься, Дмитрий Семенович, Лизонька будет нам послушной, – пронзительный взгляд незнакомки снова устремляется на Лизу. – Оставайся с женихом, моя красавица, – мягко велит она. – А потом я приду за тобой, и мы вернемся домой.

Женщина выходит из избушки и бесшумно затворяет за собой дверь. Сквозь пелену прозрачного тумана Лиза смотрит на Глебова, он не нее. Потом он приближается, и Лиза видит, как его волосатые пальцы гладят ее лицо. Увидела, но ничего не почувствовала – ведь ее тело со всеми своими ощущениями осталось где-то далеко.

– Ну, здравствуй, дорогая невестушка, – глухим, каким-то надтреснутым голосом произносит Глебов. – Вот и дождались мы… нашего брачного пира.

…Его лицо исказилось в зловещей, издевательской ухмылке, но это не испугало Лизу – ей кажется, что она смотрит на себя и Дмитрия откуда-то со стороны. Потом он поднял ее одеревеневшее тело на руки и перенес на просторную лавку в самой глубине избушки. И вот Лиза видит над собой его красное лицо, слышит, как он пыхтит от усилий, пытаясь стащить с ее непослушного тела платье.

– Словно кукла какая-то, – раздраженно бормочет он. – Дьявол тебя побери… И платье же это проклятое нельзя изорвать! Ну, ничего. Без платья я тебя еще не раз увижу. А сейчас другое нужно…

Когда Глебов снова поднял ее на ноги, Лиза увидела на грязном одеяле странное багровое пятно. Заметив, куда устремлен ее опустошенный взгляд, Дмитрий злобно и довольно рассмеялся.

– Что ж, выходи теперь за своего князька, – ехидно проговорил он. – А я погляжу, как ладно вы с ним заживете. Но не переживай, женушка любезная, мы не надолго расстаемся. Скоро я заберу тебя совсем. Уже очень скоро…

…Он останавливается перед Лизой и пронзительно смотрит на нее. Она видит, как его лицо начинает покрываться отвратительными красными пятнами, как всегда бывает у него в минуты сдерживаемого гнева.

– Думала, я мертв? – сдавленно шипит он, потрясая перед лицом Лизы сжатыми кулаками. – Обрадовалась свободе? Рано обрадовалась, дорогуша! Рано начала хвостом крутить перед заезжими женихами! Жив я, жив, и совсем не собираюсь отказываться от того, что было мне обещано. А князьку твоему я еще отомщу! За все отомщу. И за то, что нос передо мной посмел задирать, и за братову смерть, и за то, что на невесту мою польстился. Подождите, голубчики, дайте мне только времени немножко!

Он вывел Лизу во двор, и зеленоглазая женщина тотчас взяла ее под руку. Они снова продираются через густые заросли, снова перед затуманенными глазами Лизы искрятся всеми цветами радуги брызги росы. Потом перед ней раскинулось широкое поле…

Женщина останавливается и поворачивается к Лизе лицом. В руках у нее появляется яркий и пушистый оранжевый цветок. Она пристально смотрит на Лизу и что-то тихо, монотонно бормочет. А Лиза смотрит на цветок и пытается понять, нравится он ей или нет. Но почему-то никак не может. Цветок словно заворожил ее, она уже ничего не понимает, не знает, не помнит. Она только видит, как женщина приближает цветок к ее волосам и что-то делает там с ним.

– Ну а теперь беги скорее домой, пока батюшка не проведал, что ты хотела втихомолку обвенчаться с Тупицыным, – говорит женщина, легонько подталкивая Лизу в спину. – А как окажешься в своей спаленке – ложись в постельку да хорошенько проспись. Ступай, красавица, ступай…

И вот Лиза идет быстрым шагом по тропинке через поле, с каждой минутой все сильнее чувствуя, как ее пробирает озноб. Вот и деревня, а за ней уже виднеется крыша родного дома.

– Слава Богу, Андрей не успел меня догнать, – облегченно шепчет она замерзшими губами. – Теперь бы только в дом незаметно пробраться…

…И вдруг сознание Лизы полностью прояснилось. Она снова находилась в своем доме на Фонтанке. И не было рядом с ней ни Дмитрия Глебова, ни зловещей женщины с глазами, похожими на омут. Но страшное видение не исчезло. Оно превратилось в воспоминание. Чудовищное, отвратительное воспоминание о том, что случилось с ней по дороге из Никольской церкви в Ловцы.

– Боже мой, – пробормотала Лиза, вскакивая со ступенек и в смятении хватаясь за голову. – Да как же я могла позабыть… Не вспомнить всего этого до сегодня?! Теперь понятно, как случилось, что я потеряла невинность до свадьбы. Это сделал мерзавец Глебов! Но… но ведь это же был Дмитрий, а вовсе не Вадим! Потому что Вадим мертв, а Дмитрий жив. Алексей стрелялся с Вадимом. А тот человек, которого я встретила на балу – не кто иной, как Дмитрий. И теперь он хочет… убить моего мужа. Ему не нужны деньги, ему нужно разрушить наши жизни… отомстить…

Сбежав по лестнице, Лиза остановилась посередине просторного вестибюля и в отчаянии заломила руки. Она не верила, что Глебов заберет драгоценности и исчезнет из ее жизни. Надо было срочно что-то предпринять, чтобы помешать ему убить Алексея и расправиться с ней самой. Но что она могла сделать? Одна, да еще в такой невероятно короткий срок? Ведь за окном стремительно светает, и до назначенного часа осталось совсем мало времени.

– Что же делать, что делать? – шептала она, как заведенная расхаживая из угла в угол. – Если я поеду, он может сотворить со мной что угодно. А если не поеду, точно убьет Алексея. И как я тогда буду жить? Ведь я так… люблю его. В нем одном вся моя жизнь, я так люблю его, что не переживу, если он погибнет. Я так его люблю…

Никогда еще Лиза не встречала рассвет с таким горьким чувством.


Миновав Волково кладбище, карета свернула на узкую дорожку меж деревьев и остановилась вблизи небольшой поляны.

– Кажется, приехали, – проговорил Глебов, всматриваясь в просвет между чернеющими в рассветных сумерках деревьями. – А вот и наши противники. Что ж, отлично. Значит, к Выборгской набережной поспеем без промедления.

– Я вижу коляску с поднятым верхом. Да ведь там еще кто-то сидит! – испуганно вскрикнул Сидор.

– Не иначе как с врачом приехали, – Глебов мрачно усмехнулся. – Ну, это они напрасно побеспокоились: его помощь здесь никому не понадобится. Жаль только, что лишний грех придется на душу брать.

Они спрыгнули на траву, и Глебов тотчас проверил пистолеты.

– Держи, – он протянул один из пистолетов Сидору. – Действовать нужно быстро и наверняка, пока никто не опомнился. Ты, Сидор, идешь к коляске и расправляешься с доктором. Постарайся не стрелять, а вместо этого хорошенько оглуши его стволом – не стоит поднимать до времени шум. А я сейчас подхожу к Тверскому и Стрешневу и сходу стреляю в обоих. Потом мы растащим тела так, чтобы можно было подумать, будто это они между собой стрелялись. О дуэли никто не знает кроме, быть может, Воронцова. Но пока суд да дело, мы уже будем далеко.

Спрятав пистолет под шинелью, Сидор опасливо двинулся к коляске. А Глебов направился к противнику и его секунданту.

– Доброе утро, господа, – проговорил он с деланной любезностью. – Не удивляйтесь, что я один, мой секундант сейчас подойдет. Ну что? Как и договаривались, с тридцати шагов? Будем тянуть жребий?

– Думаю, не стоит, – Алексей всмотрелся в его лицо. – Странно, однако, что вы предлагаете жребий, господин Глебов. Сами же признавались, что капризная дама Фортуна редко оделяет вас своими милостями.

Глебов вызывающе встряхнул головой.

– Это действительно так, господин Тверской, – сказал он с насмешливой, многозначительной улыбкой. – Поэтому я всегда и во всем надеюсь только на себя. А вот и мой секундант, – он кивнул в сторону появившейся из-за деревьев мужской фигуры, закутанной в просторную шинель. – Что ж, начинайте отмеривать шаги, господин Стрешнев.

Переглянувшись с Алексеем, Стрешнев медленно обошел вокруг Глебова и повернулся к нему спиной. Бросив взгляд через плечо, Глебов недобро усмехнулся и в упор посмотрел на Алексея. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, Глебов с открытой ненавистью, Алексей – с глубоким отвращением и подчеркнутой презрительностью. Глебов вдруг вспомнил, что именно таким взглядом чаще всего смотрела на него Лиза. И не смог удержаться, чтобы не сказать противнику напоследок несколько жестоких слов.

– Знаете, Тверской, а ведь я не оставлю в покое вашу жену, если вы сейчас погибнете, – с колкой, ехидной улыбкой произнес он, наблюдая за лицом противника.

Он ожидал взрыва бешенства, но вместо этого Алексей пренебрежительно повел плечами и равнодушно проронил:

– Да пошел ты к черту, ничтожный идиот.

Отчаянно выругавшись, Глебов быстро отступил назад и вскинул руку с пистолетом, целясь в спину Тверскому. Однако тут же раздался оглушительный выстрел откуда-то сбоку, и правая рука Глебова бессильно повисла вдоль тела. А следом за тем Алексей бросился к нему, сбил с ног и отшвырнул в сторону выпавший из его руки пистолет.

– Подонок, – сдавленно процедил он. – Я бы убил тебя, если бы не боялся замарать руки об такое дерьмо!

Глухо постанывая и держась за раненую руку, Глебов повернул голову и недоуменно осмотрелся. Он еще не понимал, в чем дело, не верил, что его так хорошо продуманный план потерпел крушение. У него еще оставалась слабая надежда на Сидора, на то, что тот как-нибудь поможет… Но Сидора нигде не было видно, а между тем поляна уже наполнилась людьми, среди которых он различил Несвицкого и Воронцова. А минуту спустя над ним склонилось усатое лицо исправника в голубой шинели. И лишь тогда, когда он увидел перед собой это строгое, нахмуренное и в то же время довольное лицо, до его сознания наконец дошло, что все кончено.

– Проклятие, – с яростным стоном выдохнул он перед тем, как лишиться сознания.

Бегло осмотрев раненого, исправник предоставил его заботам доктора и повернулся к офицерам.