Энн Харрел - Вероломство

— Вы знаете, кто он?

— Не имею понятия, Май. Я не хочу, чтобы ты беспокоилась по пустякам… Хотя… Думаю, что это тот человек, который убил твою мать. А доказательств у нас нет. Они остались в Сайгоне, ныне Хо-Ши-Мине. Мы еще поговорим на эту тему с твоим отцом, когда он приедет в Марблхед, ладно.

Май зажмурилась, стараясь сдержать слезы. Ей хотелось поговорить с папой прямо сейчас. Она не доверяла Абигейл Рид. Неудивительно, что папа не захотел взять ее с собой в Бостон! Его тетя такая противная!

— Успокойся, — сказала Абигейл. — Все будет отлично.

Если машина притормозит, решила Май, она выскочит из кабины и побежит в полицию, чтобы ей помогли отыскать папу.

Однако Абигейл Рид и не думала тормозить.

Жан-Поль выжал из видавшего виды грузовичка Ребекки почти семьдесят. Пока они ехали, Жерар успел поправить некоторые ошибочные заключения своей пассажирки насчет событий, разыгравшихся в последние тридцать лет. Но в целом картина злодеяний Абигейл — и его собственных — была нарисована Ребеккой верно.

— Итак, в 1959 году, — сказала она, — вы и Абигейл состояли в любовной связи. После целого ряда краж драгоценностей она обвинила в них вас, хотя вы не имели к ним никакого отношения. Почему вы не постояли за себя?

Он печально улыбнулся.

— Все свидетельствовало против меня. Абигейл подбросила в мой дом один из своих браслетов и заявила, что это я его украл. Кому бы поверили, как по-твоему, Ребекка? Автогонщику или бостонской аристократке?

— Но что заставило ее красть драгоценности у богатых друзей и знакомых? — поморщилась Ребекка. — Это кажется мне притянутым за уши.

— Она предупредила меня о готовившемся аресте и дала денег, чтобы я уехал из страны. Она боялась, что наша связь станет достоянием гласности.

— Она догадалась, что вам известно об ее преступлениях?

— Нет, этого она не знает до сих пор. — Жан-Поль сжимал баранку и вспоминал, как прошлой ночью она пыталась убедить его, что Котом был Томас Блэкберн. Умный ход, ничего не скажешь: заманить их обоих в уединенный дом Вайтейкеров в Марблхед-Нек. Он добавил: — Она уверена, что это ее тайна.

— И из-за этого потянулось все остальное?

— Из-за этого. А еще из-за моей жадности и нежелания оставить в покое прошлое.

— Вы хотите получить Камни Юпитера.

— Да.

Ребекка отвернулась и выглянула в открытое окно.

— Они у меня.

Жан-Поль чуть не задохнулся от неожиданности.

— Что ты имеешь в виду?

И Ребекка рассказала ему. О том, что нашли они с Там в детстве в комнате Абигейл на Ривьере. О новорожденной Май, вопившей в военном вертолете. О том, что держала их у себя четырнадцать лет в уверенности, что Там собиралась контрабандно ввезти их в Штаты. О вьетнамце, убившем ее из-за этих камней.

Когда она закончила, Жан-Поль потрясенно молчал.

Ребекка посмотрела на него.

— А вы всегда думали, что Камни Юпитера у Абигейл, верно?

Он кивнул, и медленная, тупая, мучительная боль сожаления пронизала его.

— А в ту ночь в Сайгоне… Вы не знали, что камни у Там?

— Нет, — прошептал он. Было почти невозможно разобрать слова. — Должно быть, она обо всем догадалась и стала угрожать Абигейл… — Он замолчал. В горле у него клокотали слезы. — Господи, не надо было мне ничего затевать…

— Вы никого не убили, — сказала Ребекка. — Вы рисковали жизнью, чтобы спасти Там. И вы спасли меня, Май и Джеда. Ведь вы стреляли в Джеда, чтобы тот вьетнамец его не убил?

— Да…

Там, подумал он, прекрасная, упрямая, решительная Там. Все эти годы драгоценные корунды были у нее. Волшебные сапфиры и рубин императрицы Елизаветы. Представляла ли она себе их ценность? Имея Камни Юпитера, она могла бы купить себе новую жизнь в любой стране. Нет, только не Там, спохватился Жан-Поль. В двадцать два года ей нужна была любовь, счастье, жизнь с Квентином. Поэтому она использовала драгоценности как средство добиться желаемого, как доказательство того, что Абигейл — преступница, убийца, погрязшая во лжи женщина.

Жан-Поль будто слышал голос Там: помогите мне, мадам Рид, а я. верну вам Камни Юпитера. Дайте мне Квентина. Дайте жить.

Теперь ему все стало ясно.

Ах, мама, опять я тебя подвел.

Из раздумий его вывела Ребекка. Она спросила:

— А что с вами было после той ночи?

Он объяснил, что Абигейл Рид проникла в Сайгон, чтобы не дать Там и ее ребенку выехать из страны. Поскольку Южный Вьетнам доживал последние дни, у нее не осталось в Сайгоне надежных людей. Но в любом случае Абигейл не могла доверить такое щекотливое дело посторонним. Жан-Поль не догадывался, что она в городе, пока не напал на след наемного убийцы. Понимая, что уже слишком поздно, он пошел за вьетнамцем, но не успел: Там была убита. Жан-Поль сказал наемнику, что его тоже послала Абигейл.

Потом Жан-Поль стал искать ее.

— Я не знал, где она скрывается, — проговорил Жан-Поль каким-то чужим голосом. — Это ставило ее в выгодное положение.

Она выстрелила ему в лицо и бросила умирать в темном переулке.

Жан-Поль очнулся уже в коммунистическом Сайгоне. Лицо было изуродовано. Он трудно, медленно выздоравливал, скрываясь от новых властей. Через полтора года ему удалось с небольшой группой беженцев покинуть Сайгон на утлом суденышке. То было рискованное, изнурительное предприятие, к которому его не подготовили даже годы, проведенные в лагере для военнопленных.

Потом судьба забросила его в Гонолулу, где вновь начались физические испытания: недоедание, обезвоживание организма, инфекции. Несколько месяцев он провел буквально на улице с одной задачей: выжить. Куда ему было до Абигейл Рид. Он видел ее фотографии в журналах, читал о ней в «Уолл-стрит джорнел». Она была недосягаема.

Но ты выжил, твердил он себе. Будь доволен и этим.

И только когда на глаза ему попался «Успех», он узнал, что Ребекка, Джед Слоан и Май все-таки выбрались из Сайгона.

Как глупо, самонадеянно, смешно с его стороны было надеяться, что на сей раз он сумеет заставить Абигейл вернуть ему Камни Юпитера. Он думал, что выведет ее на чистую воду и с Божьей помощью заставит ее отвечать за совершенные преступления по справедливости.

Но у Абигейл, оказывается, давным-давно не было Камней Юпитера.

— Не надо было мне выезжать из Гонолулу, — сказал он Ребекке Блэкберн.

Она улыбнулась ему, проявив трагическое непонимание:

— Скажите-ка, какое запоздалое раскаяние!

Ребекка тоже боролась со своими мрачными мыслями. Она любила Джеда. Так ей, по крайней мере, всегда казалось. После того, как в 1975 году они расстались, у нее были мужчины, и они немало значили для нее, но ни один не вызывал в ней такого волнения и огня, как Джед Слоан. И она помнила об этом, хоть и внушала себе, что ненавидит его за то, что он с ней сделал.

И теперь она вовсе не была уверена в том, что им удастся выйти из этих перипетий первозданно-чистыми. Не дай Бог, что-нибудь произойдет с Май. Джед может потерять дочь, а невольной виновницей этого окажется Ребекка с ее необдуманными поступками.

«Если бы знать заранее, что правильно, а что — нет, — часто говорил Томас Блэкберн, — то не пришлось бы делать трудный выбор».

Выбором Томаса в 1963 году стало молчание. Жан-Поль в 1975 году не колеблясь решил поставить под удар свою жизнь, чтобы не умножился счет жертв Абигейл Рид. Выбор Джеда состоял в том, чтобы признать Май своей дочерью и одному воспитывать ее.

Трудные решения, подумала Ребекка. И, может быть, не всегда верные, но принимались они словно между молотом и наковальней. И всякий выбор, каждое решение имело свое продолжение, ветвилось, точно дерево.

Понимала ли это Абигейл Рид? Однажды она уже пыталась убить Май. Собственную внучку!

— Мы выручим Май, — сказал Жан-Поль, будто прочитав мысли Ребекки. — Абигейл знает, что ехать в Марблхед у меня нет никакой охоты. Она использует Май как приманку.

— Как вы думаете, чего она добивается?

— Она хочет объявить твоего деда виновником злодеяний последних тридцати лет, — спокойно ответил Жерар. — Она решила убить и его, и меня.

— Но это безумие!

Жан-Поль остановил на Ребекке мягкий, внимательный взгляд.

— Подумай, Ребекка, так ли это?

Дом Вайтейкеров в Марблхед-Нек остался таким, каким его запомнил Томас во время первого визита сюда вместе с Эмилией, незадолго до начала второй мировой войны, перед опустошительным тропическим циклоном, обрушившимся на восточное побережье в 1938 году. Депрессия еще не ослабила мертвой хватки, но у Вайтейкеров в тот солнечный день за тщательно отобранными гостями, которых было не менее ста, ухаживали лакеи, разносившие яства на серебряных блюдах. Эмилию подташнивало на первых порах беременности, поэтому она ела очень мало, а больше наслаждалась дыханием моря и светской беседой. Джон Вайтейкер был неисправимым хвастуном, но его жена Сара представляла собой тип женщины кроткой, воспитанной и немного отмеченной налетом снобизма. Она взяла Эмилию под свое крыло, объясняя, каким образом надо выживать в Бостоне, где к власти пришли, вытеснив аристократов, какие-то ирландцы вроде Джона Фитцджеральда и Майкла Керли. Бедная Сара не могла предположить, что лет через двадцать сейчас еще не родившийся сын Эмилии женится на ирландке с Юга.

Спотыкаясь и поскальзываясь на крупных камнях, дрожа на пронизывающем ветре с моря, Томас как наяву видел Абигейл, которая карабкалась к нему, держа в руках водоросли и моллюски. Щеки у нее разрумянились, а глаза победно сияли.

«Посмотри, дядя Томас, посмотри! Как ты думаешь, я найду русалку?»

«Ищи, — отвечал он, — как знать, может, и найдешь».

«Пойду покажу папе».

Вскоре Томас увидел, как Джон Вайтейкер сердито подошел к кромке скалы и швырнул сокровища маленькой Абигейл как можно дальше в море, а Сара взяла ее, всхлипывающую, за руку и повела в дом, чтобы вымыть ее и переодеть в чистое платье. По пути она объяснила, что русалок не бывает.

С той поры минуло более полувека, но Томасу помнилось это яснее, чем то, что случилось в прошлом году.

Нгуен Ким, который шел за Томасом по скалам, приказал ему остановиться. Томас был рад подчиниться. Где-то он вычитал, что ноги с годами подводят в первую очередь. Это прогулка по крутой тропинке вниз, к морю, как нельзя лучше подтверждала такую теорию.

Они вышли на относительно ровное место, покрытое валунами, которые со всех сторон были облеплены острыми ракушками. Между валунами после отлива остались лужицы. Из дома это место увидеть было нельзя. Прилив накатывал высокими, пенными бурунами, поскольку собиралась буря. Томас, казалось, уже чувствовал брызги, попадавшие на лицо. Интересно, подумал он, Абигейл замышляет свои планы в соответствии с погодой, или близящийся шторм — это еще одно счастливое, но случайное совпадение?

Он обернулся. Ким указал на один из валунов.

— Садись, — сказал он.

— Ракушки острые, — возразил Томас.

Ким ухмыльнулся:

— Нормально.

Вьетнамец, телохранитель Абигейл, встретил Томаса на лужайке перед особняком и без лишних слов продемонстрировал пистолет, заткнутый за поясной ремень. Он повел Томаса вниз по скалам.

Томас надеялся, что ублюдок споткнется и случайным выстрелом ему оторвет яйца.

Томас все-таки сел. Ракушки впились в задницу, но это было ничего. Во всяком случае, предпочтительней пули в затылок, которой, впрочем, тоже долго ждать не придется.

— Я так понимаю, что Абигейл не желает марать гостиную моей кровью, — прокомментировал ситуацию Томас.

Ничего не ответив, Ким разматывал длинную веревку, которую он извлек из кармана.

Томас стиснул челюсти, чтобы зубы не стучали один о другой, но все напрасно: холод пронизывал до костей.

— Зачем веревка? Абигейл боится, что я вернусь в ее дом привидением?

— Руки, — скомандовал Ким.

— Ты деловой парень, да?

— Руки.

Томас со вздохом покорно скрестил руки за спиной, и Ким немедленно обмотал веревкой его запястья. То же движение он повторил и с лодыжками. Узлы были такие крепкие, что и без того слабая циркуляция крови в конечностях Томаса прекратилась совсем. Он всегда боялся ампутации, а сейчас пожалел, что раньше ему не отрезали руки-ноги. В данной ситуации это оказалось бы большим преимуществом.

— Ты всегда был мерзавцем, каких мало, — мягко проговорил Томас.

Ким метнул на него быстрый, недобрый взгляд.

— Я был таким, чтобы выжить.

— Позвольте спросить, — сказал Томас, не дрогнув под взглядом вьетнамца, — так ли уж важно, выживет ли такая скотина, как ты?