Дайана Стингли - Весь в моей любви

Огромная благодарность Дженни Нельсон, прочитавшей три кое-как отпечатанных главы, что-то в них увидевшей, безропотно читавшей бесконечные переделки книги и мужественно отвечавшей за меня на звонки.

Не меньшая признательность маме, научившей меня сохранять варианты текста на диске, обеспечивавшей дочку свежими блузками на время работы над книгой, регулярно сообщавшей прогноз погоды и сведения о последних новинках «Гудхарт Уилкокс».[1]

Спасибо Дарлин и Монти за мелкий ремонт, бесплатные обеды, просвещение насчет многообразия функций телефона и возможность общаться с четырьмя самыми очаровательными парнями Северной Каролины – Эндрю, Байроном, Кристофером и Дэвидом.

Большое спасибо Лоре Брэдфорд за ее нелегкий труд и Эми Пьерпойнт, терпеливо выслушивавшей мои робкие протесты и великодушно не напоминавшей о них, когда оказывалось, что она была права.

Спасибо Нэнси Оза и Марлен Ховард за чтение первых вариантов романа и ценные предложения, а также Кей Гарретт, придавшей рукописи профессиональный вид.

Огромная признательность Жанне Фремон, позволявшей мне работать неполный день в течение трех лет, предоставив, таким образом, возможность писать.

Спасибо Стиву Козме за веру в то, что книга все же будет закончена, и за электронные письма с подробностями последних серий мыльных опер. Правда действительно бывает фантастичнее выдумки.

Очень тепло вспоминаю Джима и Марлен, особенно когда на меня находят приступы цинизма.

Отдельная благодарность Лоре за знакомство с Барни и за радости поисков индейки и Стар, что помогла мне не свихнуться и часто делилась вкуснейшими холодными закусками и салатиками.

Тысяча благодарностей Одри за праздничные обеды в нашей любимой элегантной закусочной, за многие часы прекрасных бесед и за то, что была доброй феей в черные дни. Я все еще жду своего бобового зернышка.

Среди всех знакомых наихудшая карма досталась мне, причем абсолютно незаслуженно. В сущности, я неплохой человек. Никогда не встаю в очередь в экспресс-кассу с массой покупок, притворяясь будто не вижу таблички. Заблаговременно включаю поворотник. Когда благотворительные организации присылают открытки с банковскими реквизитами, я всегда отправляю им чеки. Не на крупные суммы, но все же… Да еще на конверт с чеком наклеиваю марки, купленные за свои кровные.

Остается одно: должно быть, в предыдущей жизни у меня накопилось порядочно грехов. Неясно, правда, почему отдуваться приходится сейчас – в прошлом меня и на свете не было.

Некоторые заявляют – карма не есть лишь череда наград и наказаний. Она, дескать, призвана чему-то научить. Жизнь – это школа, где урок преподают вновь и вновь, пока Вселенной не начинает казаться, что с нас достаточно. Тогда наступает время выпуска. Если так, мне, похоже, требуется репетитор: иначе ходить мне во второгодниках до скончания века. Может быть, Богу стоит пересмотреть учебный план. Надеюсь, у Него хотя бы хватит совести поставить оценку повыше.

Не то чтобы я выкидываю на ринг полотенце – вопреки всему я продолжаю работать над собой. Например, совсем недавно поставила перед собой задачу бросить курить, выбрав днем «Д»[2] утро после Дня благодарения и наметив отступление домой в компании остывшей индейки и полное прекращение общения с внешним миром до тех пор, пока не утихнут муки моего обезникотиненного организма и я не смогу контролировать вызванное ими желание пристукнуть всякого, кто попадется под руку. План созревал много недель. Обычно две-три субботы в месяц у меня рабочие: я – свободный фотограф, и свадьбы для меня – хлеб насущный. Мне уже удалось снискать некоторую популярность (во всяком случае, на поприще фотографии), поэтому, планируя освободить День благодарения, пришлось поднапрячься и поработать сверх нормы.

После курения настала очередь других проблем, отравляющих мне жизнь. Например, как наладить эту самую жизнь.

Я говорю вполне серьезно. Не реже раза в год я искренне пытаюсь привести жизнь в порядок и избавиться от недостатков. В тридцать четвертый день рождения на меня случайно снизошло одно из нечастых просветлений. Привычно закурив после обеда, я вдруг осознала, что курю уже двадцать лет с того самого дня, как мы с лучшей подругой стянули пачку сигарет из туалетного столика моей матери и до вечера курили в парке. Подруга вернулась домой зеленая от тошноты и с тех пор не притрагивается к сигаретам. Я пришла домой, со вкусом пообедала, извинившись, удалилась в ванную и высунулась в окно, намереваясь без помех насладиться своей первой послеобеденной сигаретой. Так в четырнадцать лет я стала заядлой курильщицей. Сейчас – поверить не могу – мне тридцать четыре, и я курю большую часть жизни. Куда только делись прошедшие годы…

Накануне Дня благодарения я легла спать с чувством глубокого удовлетворения собой: через тридцать шесть часов сделаю первый шаг к правильной жизни. У меня даже появились надежды на будущее.

Утром меня разбудил телефонный звонок. Я еще не знала – этот звонок разрушит замечательный план, созревавший несколько месяцев. Я еще ничего не подозревала в ту минуту. Как мало мне было известно, я поняла позже, когда стало уже поздно.

– Привет, Сэм, – раздалось в трубке. – Это Грег.

– Грег? – тупо переспросила я.

Признаю, не самый умный вопрос на свете. Можно подумать, человек сейчас взглянет на свои водительские права и скажет: «Ой, я назвался Грегом? Простите, я Ральф. И о чем я только думаю…» Но я спала, когда зазвонил телефон, и мне потребовалось некоторое время, чтобы опомниться. Пользуясь случаем, упомяну – опомниться у меня не получилось даже спустя несколько дней.

– Сэм, ты что, спишь? Тогда прости, перезвоню позже.

– Нет-нет, уже не сплю. Вроде как. Что случилось?

– Сегодня ваше, семейное сборище затянется допоздна?

– Да нет. Часов в пять приступим к тыквенному пирогу, затем, заходясь от азарта, сыграем в «Яхтци»[3] и разбежимся в районе восьми, пока веселье не пошло вразнос и соседи не вызвали полицию.

– Сможешь подъехать в «Богартс» часам к девяти?

– Сегодня?

– Ну.

– Да, конечно. Случилось что-нибудь?

– Все замечательно. Хочу кое о чем поговорить.

– О чем? Хоть намекни!

– Нет, намеком от тебя не отделаешься…

– Ну, хоть словечко!

– Сэм!

– Ладно, ладно, приеду к девяти. Могу подъехать хоть в шесть. Выдай зажигательный рекламный слоган, и я с утра засяду в «Богартсе». Ну, пожалуйста, скажи, в чем дело?

Он засмеялся, просто заржал в трубку, отчего сон слетел с меня по-настоящему: от природы Грег не особенно смешлив. Вспомните лучшую шутку, какую вам когда-либо довелось услышать из уст любимого комика; если повезет, эта острота вызовет у Грега короткое хмыканье.

– До встречи в девять, Сэм. Прихвати ножку индейки на мою долю.

Смеясь, он повесил трубку. Сидя у телефона, я закурила, соображая, что могут означать звонок Грега и просьба о свидании в общенациональный праздник в свете нынешнего состояния наших отношений (видимо, я начиталась книжек серии «Помоги себе сам»).

Времени, затраченного на обдумывание нашей с Грегом связи, хватило бы на создание теории относительности, однако я предпочла оставить принцип работы Вселенной странной и удивительной тайной, вроде функционирования моего мозга.

За исключением собственной семьи, доставшейся мне, когда я была слишком молода, чтобы выбрать что-нибудь получше, я знала Грега дольше, чем кого-либо на планете.

При первом взгляде на городишко, где я выросла, – табунчик маленьких сельских домиков в округе Оранж, штат Калифорния, – трудно поверить, что здесь хоть что-то происходит. Тем не менее, жизнь в Оранже била ключом: здешние обитатели могли похвастаться и тщательно скрываемыми фамильными пороками, и якобы несуществовавшими проблемами, и неврозами, переходящими в мании, и неусыпным бдением за отпрысками вплоть до совершеннолетия последних. Жизнь в пригороде состоит не только из ухода за газонами.

Семья Грега, Ирвингтоны, поселилась в городке раньше нас. Для нашей семьи переезд сюда стал заметной переменой к лучшему: подумать только, вместо тесной квартирки – собственный дом с отдельным почтовым ящиком, гаражом и газоном! Родители несколько лет копили на первый взнос. Мне в ту пору исполнилось шесть лет. Как однажды метко выразилась тетка Марни, я оказалась «нежданчиком», сюрпризом после нескольких лет неудачных попыток завести ребенка. Отчаявшись, родители уже подумывали о приемном дитяти. Маме было тридцать два, и трудные роды – возможно, меня уже тогда обуревали плохие предчувствия насчет того, что ждет нас вне уютных стенок матки, – навсегда лишили мать возможности иметь детей.

Мистер и миссис Ирвингтон не считали Оранж своим окончательным местом жительства. Для них он являлся не более чем очередной ступенькой лестницы, ведущей к успеху. В отличие от моего отца мистер Ирвингтон был из тех, кто «далеко пойдет» и лелеял грандиозные планы. Занимаясь строительным бизнесом, он денно и нощно думал о будущем, экономил каждое пенни и прикупал сначала небольшие клочки земли, затем обширные участки. В нынешнем облике Оранжа немалая заслуга мистера Ирвингтона, да сжалится Господь над его душой!

Мать с отцом об этом не догадывались. Для них соседи – дело святое, переехал – обойди всю округу и представься. Первые выходные ушли на распаковку и расстановку вещей, и нам было не до визитов. Несколько соседей заглянули поздороваться, но не Ирвингтоны, жившие через забор.

В понедельник, когда я вернулась из школы, мама сказала, что пора идти знакомиться с соседями. Она испекла фирменное овсяное печенье с изюмом и разложила его в маленькие красивые пакетики, завернув каждый отдельно и снабдив наклейкой: «Приготовлено Терезой Стоун». В Огайо, откуда родители родом, подобное поведение считается образцом хорошего тона.

Итак, мы отправились в путь. Большинство людей вели себя очень мило, но Ирвингтоны… И ведь не то чтобы хозяйка дома держалась невежливо, – о нет, всего лишь покровительственно. Ах, как мило! Домашнее печенье. Жаль, она на диете, поэтому лучше не держать сладости в доме – слишком большое искушение, а ей во что бы то ни стало надо влезть в вечернее платье. У них с мужем масса встреч-переговоров. Бизнес мистера Ирвингтона процветает, а всем известно – сделки чаще совершаются за бокалом мартини, чем в офисе.

Да, у нее есть дети примерно моего возраста – Майкл четырех лет и Грегори шести, но она не поощряет беззаботное отношение к жизни. Мальчики поглощены уроками и всевозможными дополнительными занятиями, у них почти не остается времени на игры. Крайне важно дать детям разностороннее образование, не правда ли? Разрываясь между обучением детей и деловыми переговорами супруга, миссис Ирвингтон не всегда может выкроить минутку для себя, не говоря уже о том, чтобы занимать незваных гостей, ввалившихся без предупреждения. Надеюсь, вы все понимаете…

На улице я сказала маме, что миссис Ирвингтон – злюка. Мама, никогда не пренебрегавшая родительскими обязанностями, ответила – нет, миссис Ирвингтон очень милая дама, просто занятая, и нехорошо называть взрослых злюками. А потом родители удивляются, почему дети перестают делиться с ними впечатлениями…

Единственное, чего миссис Ирвингтон не могла контролировать, была власть свободного участка. Сегодня в Оранже их, возможно, не осталось, но во времена моего детства почти на каждой улице существовали ничейные участки, притягивавшие детей как магнит, несмотря на запреты взрослых.

В первый день, когда я вышла других посмотреть и себя показать, на ничейном участке играли в софтбол.[4] Не решаясь попроситься в игру, я стояла на боковой линии, глазея на играющих. Один из игроков отбил брошенный мяч, и тот отлетел прямо ко мне. Рука опередила мысль, и я машинально поймала мяч. Начался форменный ад.

Аутфилдеры хором кричали, что должен быть засчитан аут. Команда, проводившая подачу, в большинстве своем громко выражала несогласие с таким решением, называя меня «глупой девчонкой». Я так и стояла с мячом в руке, с трепетом ожидая, что у меня под ногами вот-вот разверзнется земля. Тут мальчик, отбивший мяч, подошел ко мне, и все затихли. Он сказал, что кетч будет засчитан, если только я войду в их команду.

Некоторые игроки что-то пробурчали себе под нос, но ни один не стал спорить. Среди ребят всегда бывает заводила, и здесь, на поле, главным являлся этот мальчишка, обладавший воплощенной уверенностью в себе и авторитетной манерой держаться – двумя качествами, которые я до сих пор не смогла в себе толком выработать. Хладнокровнейший пацан из всех, когда-либо мною встреченных, да и вообще он был хладнокровнее всех живых существ, которых мне доводилось видеть.