Никто из организаторов не ожидал такого интереса к своей авантюре. Амалия Львовна попыталась сначала спрятаться за мою спину, шепнув, чтобы начинала я, а она подхватит. Ирина Игоревна уже минуты три протирала очки, не в силах вымолвить без них ни звука. Ленка дергала меня за серый рукав — мы забыли снять наши маскхалатики — и повторяла, как хорошо, что она закупила одноразовые чашки, потому что сервиза нам бы явно не хватило. Зульки вообще не было видно.

Надо было что-то делать. Общественность уже готова была сама открыть диспут. Тогда можно сразу праздновать провал. Я проверила пуговки на халатике, сделала шаг вперед и с судорогой на лице сказала:

— Добрый вечер, уважаемые гости и участники нашего кафе. Извините, гости нашего кафе и участники нашего диспута.

За моей спиной случился коллективный выдох. Ирина Игоревна, наконец-то, надела очки. Но мои слова никто еще не подхватил.

— Вы, наверное, спросите, кто такая эта тургеневская девушка? Почему нам предлагают поговорить именно о ней?

Те, что за спиной, слушали меня с большим интересом. Иногда, находясь в обществе приличных людей и ощущая надежный тыл за спиной, так и хочется кого-нибудь придушить. Но, как назло, все вокруг — чудесные люди.

— Итак, тема задана, и со своими тезисами готова выступить Амалия Львовна Рушницкая, глава славного нашего города Шмелева, — я сделала шаг в сторону, уступая дорогу старшему мудрому товарищу.

Амалия Львовна уже не тряслась от волнения и готова была сказать свое веское слово. Неожиданно раздался голос из зала:

— А когда кофе дегустировать будем?

Амалия была готова ответить на любой вопрос, кроме прозвучавшего. Она посмотрела на меня. Ирина тоже взглядом просила помощи. И тут во мне заговорило хулиганское (самую малость) детство. Я мысленно достала рогатку и прицелилась в глаз спросившему:

— Как только услышим пару связных выступлений, так и кофе начнем дегустировать — такая такса в нашем клубе при книжном магазине.

Все поняли, что диспут начался.

— О’кей! — любитель кофе принял вызов. — Вот первое: мужчины тургеневскими девушками хотят видеть матерей и дочерей, но не жен. Потому что скучно.

— Потому что не хочется быть женатым на анекдоте! — раздался другой мужской голос.

— В смысле? — Амалия Львовна включилась в игру.

— Они водятся в двух заповедниках — анекдоты и штампы, — Александр поднялся, чтобы его не обвинили в невежливом обращении с дамами.

— А что всё в общем да в целом? Вы примеры приведите! — я решила, что лучше выяснить отношения с Александром здесь и сейчас.

— Тургеневская девушка — это такое светлое и чистое, что нормальному мужику сразу хочется напиться, подраться и по уши вываляться в грязи, — Александр старался: то ли он принял мой вызов, то ли просто очень хотел кофе.

— Ваша точка зрения понятна, — Амалия приняла на себя роль модератора, — от кофе нас отделяет еще один тезис, и мы сможем продолжить диспут под настоящий капучино.

— Тургеневская девушка, да вообще Тургенев, — это несовременно, — раздался женский голос.

— А я считаю, что современно, — попыталась защитить Тургенева Амалия Львовна.

— Не-а, — Александр опять поднялся, — Вы же видите: люди собрались не на Тургенева, а на дегустацию кофе!

Я поняла, что другого шанса осадить кавалера у меня не будет. А как именно его осадить, чтобы получилось наверняка, я не знала. Но молчать было нельзя и, понадеявшись на воображаемую рогатку в кармане, как на запасной аргумент, я задала Александру вопрос:

— А Вы машины любите?

Все опять с интересом посмотрели в мою сторону, потом с надеждой на Александра.

— Конечно, — он мысленно уже торжествовал победу на свидании со мной.

— А какая марка у Вас восхищение вызывает? — я сжимала карандаш в кармане, убеждая себя, что карандаш — рогатка.

— Порш, конечно.

— Кайен?

— Ну, и он тоже.

— И модные цвета знаете?

— А то!

— Тогда о чем, по-вашему, вот эти слова: «исчерна-серые, с зеленоватыми отливами»?

— Крутой цвет! Кайена в таком цвете видел — отпад! — Александр был готов поделиться своим восторгом, но не получил такой возможности.

— Видимо, разработчики палитры Порш читали Тургенева, уважаемые оппоненты! Внимательно читали! И именно тургеневские женщины их вдохновили на создание столь прекрасного, столь неподражаемого цвета, потому что «исчерна-серые, с зеленоватыми отливами» — это глаза! Ирины Осиной в романе «Дым» столь несовременного, по-вашему, Тургенева!

Я почувствовала, как мне чем-то тычут в спину. Оглянулась: Ирина Игоревна протягивала мне книгу и показывала на что-то карандашиком. На полях здоровенной галкой было отмечено начало цитируемого мной фрагмента:

— «Что-то своевольное и страстное, что-то опасное и для других и для нее. Поразительны были ее глаза, исчерна-серые, с зеленоватыми отливами, с поволокой, длинные, как у египетских божеств, с лучистыми ресницами и смелым взмахом бровей. Странное выражение было у этих глаз…" — я закрыла книгу и обвела глазами присутствующих, — разве это не про Кайен черный с оливковым?! А Вы говорите — несовременно! А где вдохновение брать для Порше? В Интернете? В анекдотах?

Зуля с Леной разносили кофе. Я глазами передала эстафету Ирине и ушла в ее кабинет. Через несколько минут ко мне пришла Амалия.

— Девочка, это было что-то личное? — она старалась быть деликатной.

— Сильно заметно? — у меня было чувство, что я одна разгрузила вагон чего-то очень тяжелого.

— Слегка намазала на бутерброд, а так — почти незаметно, — Амалия протянула мне кофе.

— Спасибо, кофе мне не хочется.

— Сейчас ко мне пойдем. Ирину только дождемся, и ко мне — премьеру обмывать. Какая ни есть, а первый блин.

Подруги

Ирина чувствовала себя у Амалии как дома. Она хорошо ориентировалась, знала, где что взять, но своими обширными познаниями не пользовалась. Вот и сейчас она протянула Амалии диск, а сама села на диван.

— Девочка, — Амалия колдовала над своей аппаратурой, — я всё спросить забывала, а почему «диспут»? На выборах-то дебаты обычно бывают.

— Амалия Львовна, что ж Вы раньше-то молчали! Я никак слово это «дебаты» вспомнить не могла. Вспомнила «диспут» — его и сказала.

— Я могла бы уже догадаться, — Амалия завершила манипуляции с диском и плейером и тоже села на диван, — Ир, ты хотя бы скажи, что смотреть будем?

— Какой-то очень хороший французский фильм, — Ирина Игоревна поправила очки, — мне привезли два: «Салон красоты «Венера» и вот этот.

— Вот этот — это который?

Ирина Игоревна замялась.

— У него название такое неоднозначное, — она сняла очки и начала их протирать.

— Ирина, какое название, говори уже, — Амалия серьезно напирала на подругу и демонстративно не нажимала кнопку «пуск».

— «Распутницы», — Ирина сказала чуть слышно, — просто я подумала, что с вами я смогу этот фильм посмотреть, а дома — не смогу.

Амалия нажала кнопку «пуск».

— Ирка, ты вечно всё усложняешь! Вот сейчас, чего ты мялась? Отличное название, многообещающее. Пойду, бутерброды принесу, — Амалия вышла из комнаты и моментально вернулась с куском сыра, колбасой, батоном и ножом.

Мы начали вслепую строгать бутерброды — одинаково сильно хотелось бутербродов и смотреть фильм. Особенно в связи с таким интригующе-французским названием.

В кино сразу начали пить шампанское. Показалось, что прямо на первых титрах. И так весь фильм: две подруги заблудились во времени и в своем возрасте, и единственное правило, которое они блюдут — пить по два литра жидкости в день. А жидкость для них существует только одна — шампанское. Пару раз Ирина, конечно, ойкнула, а мы с Амалией даже ни разу не прекратили жевать бутерброды.

И каждый раз, когда две вульгарные француженки начинали пить шампанское — я косилась на свою сумку. Наконец финал, и даже на последних титрах подружки умудрились распить бутылочку шампанского. Этим напитком фильм, собственно, и заканчивается. Амалия нажала кнопку «стоп», и тут я достала из сумки бутылку шампанского.

Пауза была недолгой, а хохот беззвучным. Хохотали опять до слез и колик. Амалия, давясь от смеха, сходила на кухню и принесла еще одну бутылку шампанского.

— У меня-то, понятно, есть — я дома. А у тебя-то откуда с собой, девочка? Выглядишь ты такой неприспособленной к жизни!

— Совершенно случайно! Утром закинула в сумку — не знала, как именно за опоздание извиняться придется. А у нас всё так завертелось, что бутылка до вечера дожила. Честное слово — не знала про фильм! Представьте, каково мне было до конца дотерпеть?

— Я ж говорила, девочки! Я же чувствовала, что именно с вами надо этот фильм смотреть: с вами плохо такой фильм не посмотришь, — Ирина достала фужеры.

Редко шампанское настолько совпадает с контекстом. Получилось даже лучше, чем с клубникой или ананасами.

— Интересно, купят завтра хоть один том Тургенева? — мечтательно сказала Ирина.

— Купят, — Амалия вернулась к бутербродам, — к гадалке не ходи.

— Откуда такая уверенность, Амалия Львовна? — я тоже засучила рукава.

— Потому что я куплю. Мне самой очень интересно стало: наврала ты про Порш Кайен или нет.

Мы с Ириной переглянулись.

— Амалия Львовна! Ну вы-то! К гадалке не ходи — наврала! — я никак не ожидала услышать таких речей от Амалии. — Мне надо было Александра нейтрализовать и ухаживания его по возможности пресечь — вот я и молола всякую чушь!

— Думаю, девочка, эффекта ты добилась обратного, — Амалия расставляла чашки.

— А я очень люблю «Бесприданницу», — неожиданно заявила новую тему Ирина Игоревна.

— Не спорю, — Амалия остановилась и посмотрела на подругу, — только, Ир, ты это к чему сейчас сказала?

— Ни к чему, так! Оказывается это так здорово: взять и что-нибудь ляпнуть. Ляпнуть то, что ты только что подумала, — Ирина посмотрела на меня.

— Ирина Игоревна, извините, я постараюсь больше не опаздывать и ничего вот так от фонаря не ляпать! — мне стало очень стыдно, а еще я испугалась последствий. Вдруг Ирина Игоревна перестанет быть сдержанной интеллигентной женщиной, а превратится во взбалмошную тетку.

— Что Вы, Славочка, я не к тому! Что Вы! Я Вам так признательна, я у Вас многому учусь. И даже сегодня я чувствовала себя такой беспомощной, хотя мне было что им сказать. С самого начала! Но говорили Вы и Амалия. Это мне надо исправляться, и я постараюсь. Обязательно постараюсь, — она чертила на столике узоры указательным пальцем.

— Всё ясно, Ирка, тебе больше не наливать, — Амалия поставила перед подругой чайную пару и убрала фужер, — разве что чаю или кофе.

— Да-да, что-то я не о том, и всё-таки! Почему мы об Островском не говорили? О Ларисе, например? — глаза у Ирины горели, она решила, что прямо сейчас реабилитируется за свое молчание на диспуте. — Мне кажется — это очень современно!

— Так она, Ирина Игоревна, совсем не из тургеневских. Она, скорее, из серии «смерть на взлете». Только перспектива в жизни появилась, а тут — «ба-бах», — я изобразила пальцем пистолет.

— Ну, скажешь тоже перспектива, — Амалия вступилась за Лару с Ирой, — это трагедия. Настоящая женская трагедия.

— Вторая по силе после Анны Карениной? Или первая, может быть? — я изобразила руками весы.

— Вот Вы, молодые, всё так с ног на голову и хотите перевернуть! — Амалия поставила на стол конфеты.

— Хорошо, не будем добавлять деготь в шампанское, — я полезла за конфеткой.

— Не будем, — Ирина упорно продолжала гнуть свою линию. Ее в этот вечер очень волновала судьба Ларисы. — Мне один момент в пьесе очень нравится, когда она говорит Паратову: «Вы мне скажите только: что я — жена ваша или нет?».

Мы с Амалией поняли, что пока Ирина Игоревна не выговорится, разговор про «Бесприданницу» не закончится.

— А мне нравится, — Амалия решила выступить катализатором, — «Вы мне фраз не говорите».

Они посмотрели на меня, мол, твоя очередь.

— Ну, вы сами этого хотели, — я глотнула пузырчатого напитка, — а мне нравится больше всего фраза — «Для меня невозможного мало».

— Это ж не Лариса говорит, — Ирина сказала каким-то несвойственно ей низким голосом.

— Ну, да. Кнуров. Так Ларису слушать-то нельзя, если только она не поет, как в фильме у Рязанова. На нее смотреть надо. А полезные для жизни фразы там другие персонажи говорят, — и я посмотрела на них с вызовом.

Амалия подошла к окну.

— А ты права, девочка, потому и живем мы трудно: ты — по-своему, а мы с Иркой — по-своему, но всё одно — трудно, — Амалия отвернулась от окна, — а тебя там ждут.