Кэм, наконец, поднялся на ноги и очень осторожно помог подняться Пенелопе.

– Можешь стоять?

Жалкое существо, готовое продать душу за то, чтобы остаться в объятиях Кэма, умоляло Пенелопу сказать «нет». Однако реалистка, коей она стала, обнаружив, что никогда не добьется взаимности от Кэмдена Ротермера, напоминала, что давно пора повзрослеть.

– Да, могу.

– Как ты себя чувствуешь?

«Так, словно меня ударили по голове камнем», – мысленно ответила Пенелопа. Однако сердце ее получило гораздо более серьезную травму, чем голова.

– Я в порядке, – ответила она.

Кэм скептически посмотрел на жену. И тут Пен вдруг почувствовала, как он положил руку ей на талию, чтобы поддержать, а затем с разрывающей душу нежностью усадил на кровать. Пен решила, что он собирался тут же отстраниться, но Кэмден остался рядом и положил руку ей на плечо.

В глазах же смотревшего на нее маркиза было искреннее раскаяние.

– Ваша светлость, я понимаю, что извинений будет недостаточно, – проговорил Лит.

Пен попыталась улыбнуться.

– Тогда помогите Гарри и Софи.

– Да-да, организуйте тихое семейное торжество. – Кэм повернулся к Литу. – Сделайте вид, будто приняли Гарри, и попросите своих друзей поддержать влюбленных. Я же, в свою очередь, тоже окажу им всестороннюю поддержку. Уверен, Хармзуорты и Холбруки помогут мне в этом.

– Но скандал…

Кэм криво усмехнулся.

– Я живу со скандалом всю свою жизнь. А вы, милорд, пока новичок в этом деле. Нам уже не удастся заткнуть сплетникам рты, но лицо можно и нужно сохранить.

– Это означает, что необходимо вести себя благоразумно и не пытаться друг друга пристрелить. – Пен перевела взгляд на Софи и Гарри. – И никаких путешествий в Америку.

Гарри до сих пор выглядел жалко. А у него на подбородке уже начал наливаться краской синяк от удара Лита.

– Пен, мне не стоило втягивать тебя в это, – пробормотал он со вздохом.

Пенелопа с неохотой оставила Кэма и осторожно обняла брата – ведь от каждого движения у нее в голове начинала пульсировать боль. Если Лит когда-нибудь откажется от намерения стать премьер-министром, она непременно посоветует ему стать профессиональным боксером.

– Будь счастлив, братишка. И вы тоже, дорогая. – С такой же осторожностью Пен обняла и Софи.

Девушка обняла Пенелопу в ответ, потом подошла к брату и с дрожью в голосе проговорила:

– Джеймс, мне очень жаль, что я причинила тебе столько неприятностей. Но я люблю тебя и надеюсь, что когда-нибудь ты сможешь меня простить.

Пен была уверена, что Литу ужасно не понравилось бы то, что на лице у него отразились все чувства, охватившие его в этот момент. Среди них были конечно же гнев и разочарование, но также – и одобрение. До сего момента Пен была уверена, что маркиз не может понравиться ей ни при каких обстоятельствах. Она не осуждала его за удар, но не могла простить высокомерия. Однако теперь, когда он смотрел на сестру так, словно готов был пожертвовать всем ради нее, сердце Пен растаяло.

Вновь любовь сотворила чудо. И вновь Пен убедилась в том, что это чудо так и останется для ее мужа тайной за семью печатями.

– Софи, я подумаю о том, чтобы тебя простить, – произнес Лит. Однако тон его свидетельствовал о том, что он уже простил сестру. Поцеловав ее в лоб, он повернулся к Гарри и сказал: – Заботьтесь о ней.

Еще ни разу в жизни Пен не видела Гарри настолько серьезным.

– Непременно, сэр, – ответил он. – И спасибо вам.

Невероятно, но они сумели обойтись без кровопролития. А ведь когда Лит покидал Ротермер-Хаус, Пен была уверена, что он убьет Гарри.

Пенелопа в изнеможении опустилась на кровать. Теперь, когда напряжение немного отпустило, она чувствовала себя так, словно Лит изрядно поколотил ее, а не просто нанес удар.

– Отвезу Софи и Торна в Эллоуэй-Чейз, – сообщил Лит. – Там они скроются от любопытных глаз, пока мы будем планировать свадьбу.

Забрав то немногое, что они прихватили с собой, Софи и Гарри последовали за маркизом. А Пен и Кэмден, обнимающий ее за талию, остались в убогой комнатенке.

У Пен кружилась голова, к горлу подступала тошнота, а все тело ныло и болело. Она была совершенно не готова к разговору с мужем. Но и откладывать обсуждение их будущего тоже не могла. Она предпочитала, чтобы с нею разделались быстро, а не продлевали мучения.

Прикосновение руки Кэмдена служило болезненным напоминанием о том, что она потеряла. Пенелопа отстранилась и попыталась придать голосу решимости.

– Что будет дальше, Кэм?

Кэмден нахмурился.

– Я отвезу тебя обратно в гостиницу и вызову доктора.

– Я в полном порядке.

Герцог недоверчиво вскинул брови.

– Но у Лита очень тяжелая рука…

– Он ударил меня случайно.

К удивлению Пен, губы Кэмдена изогнулись в едва заметной улыбке.

– Это была не случайность, а твое проклятое безрассудство. Ты совсем не изменилась с тех пор, как шестилетней девчонкой прыгнула в реку, чтобы спасти тонувшего щенка.

В тот день Кэмден ее спас. И всегда спасал. Ей невыносимо было думать о том, что он больше никогда ее не спасет. Это было сродни тому, как отрезают ногу или руку. Медленно и мучительно.

– Он собирался убить Гарри.

– Весьма сомнительно.

– Я не могла этого допустить.

– И поэтому подвергала себя опасности?

Пен пожала плечами.

– Но ведь я жива…

Вспышка в зеленых глазах Кэмдена напомнила Пен о гневе, охватившем его после того, как Лит ее ударил.

– Но ты все же пострадала.

– Совсем немного, ничего серьезного, – возразила Пенелопа.

– Тебе просто повезло.

– Но ты ведь не собираешься вызвать Лита на дуэль? Вы, кажется, поладили, не так ли?

Губы Кэмдена сжались в узкую полоску, и он устремил на жену взгляд, значения которого она не смогла истолковать.

– Я не стану стреляться с Литом. Но тебя я бы пристрелил с удовольствием.

Это признание не стало для Пен открытием. Она в отчаянии думала о том, что Гарри и Софи, преодолев скандал и всеобщее осуждение, все же обретут счастье, в то время как они с Кэмом свое счастье потеряли навсегда.

– Не говори так, – сказала Пен со вздохом.

– Я пошутил.

– Не слишком удачно.

Герцог пристально посмотрел на жену и отчетливо проговорил:

– Пен, я совершенно не хочу в тебя стрелять.

«Да, верно», – мысленно согласилась Пенелопа. Он собирался вытравить ее из своей жизни с помощью ледяного холода. Пуля по сравнению с этим казалась более милосердной.

– А ведь совсем недавно хотел, – заметила Пен.

Кэм пожал плечами.

– У меня было время успокоиться.

Но не простить ее. Пенелопа знала это.

– Кэм, у меня такое чувство, что я балансирую на натянутом канате. Скажи, что с нами будет.

В глазах Кэмдена снова возникло это странное и совершенно непостижимое выражение.

– Будем продолжать жить, конечно.

– Я не смогу жить с тобой, если постоянно придется ходить по лезвию ножа.

Кэм тяжко вздохнул:

– Тогда не живи.

Пен замерла, с болью ощутив, как острая льдина пронзила ее сердце. Кэм ясно дал понять, чего хотел. Собравшись с духом, она спросила:

– И как ты себе это представляешь? – Каждое слово давалось ей с огромным трудом. – Если хочешь, я могу поселиться в Фентонуике или в каком-нибудь другом из твоих поместий. Или же вернусь на континент. Хотя конечно же пойдут разговоры… Но давай посмотрим правде в глаза: наш брак с самого начал был обречен.

Глава 41

Пен решила его бросить? Ошеломленный этой мыслью, Кэмден пристально посмотрел на жену и пробормотал:

– На континент? Что за вздор?

– Кэм, мне вообще не стоило выходить за тебя замуж. – Сейчас Пенелопа выглядела так, словно стояла перед отрядом открывших огонь солдат. Ее кожа казалась невероятно белой на фоне черного дорожного платья. Она явно не испытывала радости от собственного решения, и он, Кэмден, должен был найти утешение хоть в этом. – События последних дней должны были убедить тебя в том, что я права.

В очередной раз вздохнув, Кэм протянул руку к жене, но она отстранилась.

– Черт возьми, Пен. В этом нет необходимости.

– Есть. – Она тоже вздохнула. – Я пыталась, Кэм. До изнеможения пыталась стать идеальной герцогиней и потерпела оглушительное фиаско. А потом я пыталась быть самой собой, а в итоге втянула тебя в отвратительный скандал. Мне никогда не стать женой, которая тебе нужна. Я знала это с того самого момента, когда ты сделал мне предложение в Хотон-Парке много лет назад.

Кэм внимательно посмотрел на жену.

– Как сильно Лит тебя ударил?

Однако Пен не улыбнулась. И невольно сжала кулаки – как если бы собиралась ударить мужа. И Кэму вдруг захотелось, чтобы она сделала это.

– Не разговаривай со мной как с умалишенной.

– А мы не могли бы возобновить эту беседу после того, как поедим и немного отдохнем? И желательно – в таком месте, где нет этого зловония… – проговорил Кэмден.

Но Пен по-прежнему выглядела как средневековая мученица, готовившаяся к сожжению на костре. И Кэм почувствовал, как его охватывает отвращение к самому себе. Он проделал отличную работу, и теперь его жена считала, что ненавистна ему. Как же он теперь жалел о своей вспыльчивости. И не только об этом. Вопрос состоял в том, сможет ли он сократить зияющую между ними пропасть шириной с Атлантический океан. Ох, скорее всего, у него ничего не получится…

– Разговор не займет много времени, – решительно заявила Пенелопа.

Но ведь они оба невероятно устали… А Пен еще и получила травму. Должно быть, в ее голове пульсировала такая боль, словно по ней колотили молотком. К тому же ему невыносимо было видеть свою жену в таком убогом заведении. Однако… Что ж, если Пен хотела поговорить сейчас, он поговорит. Даже если будет чувствовать себя при этом так, словно она вытаскивает его внутренности.

– Говори, что хотела, – пробормотал Кэм, опустившись на неприбранную постель.

– Только не делай страдальческий вид, – проворчала Пен.

И тут Кэмден вдруг решил сказать то, что понял в течение нескольких жутких мгновений там, в Ла-Манше. А потом – еще раз, когда Лит нанес Пенелопе удар. Но он был гордым человеком, поэтому слова давались ему с огромным трудом, когда он, наконец, проговорил:

– Я не хочу тебя потерять.

Пен, казалось, его не поняла.

– Пора перестать играть роль рыцаря, Кэм. Ты больше не несешь за меня ответственность.

– Ошибаешься! – В голосе вскочившего на ноги Кэмдена, казалось, прозвучала угроза.

– Помогая Гарри, я тебя обманула, – продолжала Пенелопа. – Я знаю, какое отвращение ты питаешь к скандалам – тем не менее я тебя ослушалась. – И сейчас Пен выглядела настоящей герцогиней, гневно сверкающей глазами даже в этой убогой комнате в трущобном районе Ливерпуля. – Более того, если нечто подобное случится снова, я поступлю точно так же. Мне ужасно жаль, что ты разозлился. И мне ужасно жаль, что вся эта история попала в газеты. Но я нисколько не сожалею о том, что сделала.

– Я тебя прощаю.

Губы Пен тронула язвительная улыбка.

– Нет, не прощаешь. И не должен. Сейчас я поступаю так, как будет лучше для тебя.

– И возьмешь всю вину на себя, полагаю, – язвительно произнес Кэм. – Пен, я хочу, чтобы ты осталась.

– Как мило с твоей стороны…

– Я не пытаюсь быть милым, черт возьми!

Пен одарила мужа полным жалости взглядом.

– Конечно же пытаешься. Но я больше не стану пользоваться твоей добротой. Я дарю тебе свободу.

– Но я не хочу быть свободным! – Кэм отчаянно боролся с желанием заключить Пен в объятия и целовать ее до тех пор, пока она не замолчит. Однако внутренний голос подсказывал: выиграть эту битву он должен с помощью одних лишь слов.

Но, увы, он никогда не умел разговаривать по душам. Особенно в тех случаях, когда дело касалось чувств.

– Возможно, я уже ношу под сердцем твоего наследника. – С выражением лица, которого Кэмден не смог понять, Пен приложила руку к животу. – Я знаю, это моя обязанность родить тебе ребенка.

Кэм в изумлении смотрел на жену. Но при мысли о том, что она, возможно, носила его ребенка, по его телу прокатилась сладкая дрожь.

– Значит, для тебя это всего лишь обязанность, Пен?

Вместо ответа она обхватила плечи руками. В комнате было довольно прохладно, но Кэм знал, что жена дрожала не только от холода.

– Мне очень жаль, что я сломала тебе жизнь, – продолжала она.

– Какой вздор.