Мэри Пирс - Возвращение

Пять дорог вели в Херрик Кросс, и все они были видны от гаража Клю Вильсона, занимавшего стратегически важное место. Над ремонтной мастерской, несколько убогой, но достаточно чистой, висела крупная вывеска, написанная зелеными буквами на белом фоне: «Гараж Херрик Кросс. Хозяин К. Л. Е. Вильсон. Ремонт всех моделей моторов. Специализируемся на ремонте сельскохозяйственной техники».

На передней стене гаража обычно помещались объявления, связанные с местными событиями, и сейчас большое объявление, написанное от руки, было наклеено поверх остальных. Помощник Клю, Чарли Траскотт, стоял, вытирая руки о рваную тряпку, и перечитывал его в третий или четвертый раз. «В субботу, тринадцатого сентября, в восемь часов вечера в зале собраний деревни в Херрик Сент-Джон состоятся танцы под музыку граммофона мистера Грея. Приглашаются все. Цена билета — шиллинг и шесть пенсов».

Пока Чарли стоял, продолжая вытирать руки о тряпку, он бегло поглядывал на пустую главную дорогу, мерцавшую от полуденного зноя.

Клю вышел к двери гаража и встал, покуривая сигарету. Кивком головы он показал на стоявший рядом только что отремонтированный трактор «Фордзон».

— Это трактор старика Лона?

— Да. Это он.

— Когда ты отправишь его клиенту?

— Прямо сейчас, — ответил Чарли. Вот прочитаю о танцах.

— Ты уже решил, пойдешь или нет?

— Пока нет. А ты?

— Пожалуй, мне придется идти. Чертовка Нора заставит меня пойти.

Чертовка Нора была женой Клю. Он и она обожали друг друга, но каждый постоянно обзывал другого. Чарли был у них постояльцем и понимал, что все это было лишь шуткой.

— На танцах будет много девушек, — заметил Клю. — Тебе это и нужно, не так ли?

— Все, что обо мне говорят, в основном ложь, — ответил Чарли.

— Тебе пора уже завести семью. Найди себе приличную жену. Когда у нас появится малыш, нам будет нужна твоя комната.

Чарли Траскотту было тридцать пять лет. В девятнадцать лет он отправился на войну. Он сражался на Галлипольском полуострове, потом во Франции, и когда в тысяча девятьсот девятнадцатом году вернулся домой, его девушка уже вышла замуж за другого. После этого он старался ни к кому по-настоящему не привязываться. «Люблю их всех, но понемножку!» — это заявление с того времени стало его девизом, и до сих пор ни одной из девушек не удалось изменить его мнение.

— Что ты там выглядываешь? — спросил Клю, потому что Чарли не сводил взгляда с главной дороги.

— Ничего я не выглядываю. Что там можно увидеть в это время дня?

— Ты уже выучил наизусть это объявление. Бог ты мой, ты прочитал его несчетное количество раз!

Клю пошел опять работать в мастерскую и начал чинить свой маленький фургон. Там стояли два грузовика, которые ждали своей очереди, но Чарли обещал сам заняться ими. В своей спокойной, неторопливой манере Чарли выполнял основную работу в гараже, и Клю сам первым признавал это.

— Чарли такой жадный до работы, — обычно говорил он. — Но его никогда не стоит торопить. Он все сделает в свое время.

По главной дороге по направлению от Линктона несколько ребят возвращались домой после занятий в школе Раерли. Они расстались у Херрик Кросса, двое пошли к Херрик Гренвиль, а три — к Херрик Сент-Джон. И один мальчик, размахивая ранцем с порванным ремнем, свернул на Хорс Лейн к Херрик Грину. Когда он скрылся за поворотом, Чарли отбросил масляную тряпку и, подойдя к двери, крикнул Клю:

— Я сейчас поведу этот трактор в Беллхаус.

— Давно пора, черт побери! — ответил ему Клю.

Чарли на тракторе вскоре нагнал мальчика на Хорс Лейн. Там он остановился и предложил его подвезти. Мальчик, сидя на ступеньке позади него, смотрел на поля, где грачи что-то выклевывали на пажити, и где, там и сям, уже начали пахать. В воздухе пахло свежевспаханной влажной землей. Мальчика звали Роберт Мерсибрайт, и было ему почти одиннадцать лет. Чарли повернулся и посмотрел на него.

— Как я слышал, в Беллхаусе почти все убрали?

— Осталось убрать только ячмень. Дед сказал, что сегодня будут перевозить.

— Как себя чувствует сейчас твой дед?

— Думаю, он вполне здоров.

— Нога не очень его беспокоит?

— Мне кажется, что она его иногда тревожит, но он никогда не жалуется. Вы же знаете его.

— Он все время работает, я знаю это. Я видел его неделю назад, когда он собирал урожай в поле над ручьем. Несмотря на больную ногу, он может дать фору молодым парням.

Чарли, завернув на дороге, притормозил и остановился. Перед ними дорогу пересекал самец-фазан, и они видели, как он протиснулся между кустами живой изгороди и присоединился к своей самке на сжатом поле. Затем Чарли снова поехал вниз через болото Харли и вверх по крутому холму на другую сторону.

— Как сейчас поживает твоя мать?

— О, у нее все в порядке.

— Как она отдохнула? Она уезжала куда-нибудь?

— Нет, она занималась готовкой варенья.

— Я думаю, она сегодня вечером снова выйдет на работу? В «Фокс и Кабс», да? И будет разливать пиво умирающим от жажды мужчинам. Я, наверно, загляну туда. Мне хочется немного выпить. Сегодня довольно жарко.

Болтая с мальчиком, Чарли вел трактор. Последний крутой поворот сменился расстилавшейся прямой дорогой. Поля по обе стороны этой дороги принадлежали ферме Беллхаус, и работавшие на них мужчины и женщины на секунду отвлеклись, чтобы помахать мальчику и мужчине, проезжавшим по узкой дороге на тарахтевшем тракторе.

— Твой дед среди них?

— Нет, он наверху на ячменном поле.

— Как ты считаешь, где я найду мистера Лона?

— Наверно, где и всегда, — ответил Роберт.

Вскоре они подъехали к маленькому домику, стоявшему несколько в стороне от дороги. Чарли остановился, и мальчик сошел с трактора. Чарли все время поглядывал на домик. Но не увидел никаких признаков движения внутри. Он что-то сказал сквозь шум трактора, и Роберт, держась рукой за садовую калитку, опять повернулся, чтобы услышать, что он сказал.

Линн Мерсибрайт была в кухне, когда увидела, что приехал ее сын на тракторе, и начала готовить чай. Она ополоснула чайник горячей водой, вылила ее на золу в очаге и достала чайницу с полки. Трактор продолжал тарахтеть у калитки, и, когда Линн бегло взглянула из окна, стараясь, чтобы ее не было видно, она тихонько улыбнулась про себя, удивляясь, о чем же могут столько времени разговаривать зрелый мужчина и мальчик.

Наконец трактор отъехал. Она хлопотливо повернулась к столу, и когда Роберт вошел в дом, она сразу увидела его школьный ранец, свисавший на порванном ремне.

— Вот! Ты опять порвал ремень! Мне бы хотелось, чтобы ты внимательнее обращался со своими вещами! Эти вещи стоят денег. Они не растут на деревьях.

— Я быстро починю его, — сказал Роберт.

— Я сварила тебе вкусное свежее яйцо к чаю, так что не теряй время и скорее помой руки.

— Могу я взять с собой еду в поле?

— Нет, ты должен сесть и поесть как следует.

Она отрезала два куска хлеба, намазала их маслом и положила на тарелку мальчика. Роберт вернулся, сел за стол, и она налила ему чай.

— Кто это подвез тебя?

Но Линн прекрасно знала, кто это был. Она узнала Чарли Траскотта в его темно-синем комбинезоне и кепке, сдвинутой набок. Чарли знали все на многие мили вокруг. Линн часто видела его, когда тот проезжал по проселочным дорогам в Херрике, и иногда в «Фокс и Кабс» она подавала ему пиво и сигареты.

— Это был Чарли Траскотт, — ответил Роберт. — Он подвез после ремонта обратно трактор мистера Лона.

— Он что-то долго разговаривал с тобой и шумел у калитки.

— Он хотел узнать, умеешь ли ты танцевать.

— Танцевать? — повторила Линн. Она засмеялась. — Какое ему дело, умею я танцевать или нет? Почему его интересуют подобные вещи?

Но она очень хорошо знала, почему Чарли спросил об этом. Она видела развешанные повсюду объявления и знала, что в субботу состоятся танцы в Херрик Сент-Джонс. Это было большое событие, и все его обсуждали.

Держа в руках чашку, Линн подула на горячий чай. Она немного покраснела, и ее сын удивленно глянул на нее, продолжая есть свое яйцо всмятку. Он был темноволосый, а ее волосы — светлые. Он напоминал внешне своего умершего отца, которого никогда не знал, и его карие глаза, смотревшие на Линн, были совершенно как глаза Тома — темные и глубокие. Взгляд был настолько серьезным, что иногда это даже ее беспокоило.

— Мам, ты умеешь танцевать? — спросил Роберт. Он этого не знал, его мать почти никуда не ходила. Если бы у них было достаточно денег, она никогда не стала бы работать в «Фокс и Кабс». Это была единственная работа, которую она могла получить.

— Ты умеешь танцевать? — спросил он опять.

— Не беспокойся! — воскликнула Линн. — Продолжай есть и допивай чай. Но только не торопись, а то тебе станет плохо.

Роберт ел действительно слишком быстро. Ему хотелось как можно быстрее пойти на уборочное поле. Он проглотил остаток яйца, и пустая скорлупа перевернулась вверх дном.

— Тебе нужно готовить домашнее задание?

— Совсем немного. Я его приготовлю перед сном.

— Хорошо, можешь идти. Ты можешь захватить что-либо перекусить для своего деда.

Когда Роберт ушел из дома, Линн собрала чайные приборы со стола и вымыла их. Было уже пять часов, и она поднялась наверх, чтобы переодеться, готовясь к вечеру в «Фокс и Кабс».

Линн, чтобы сократить дорогу, прошла через поля. Когда она вошла, в пивной еще никого не было, но было слышно, что Фред Оукс в погребе, и три ящика с пивом уже стояли на стойке бара. Линн повесила пальто и шляпку и занялась бутылками, вынимая их и расставляя по нижним полкам. Фред поднялся из погреба и поставил на пол еще два ящика.

— Ты хорошо отдохнула?

— Да, спасибо. Надо было развеяться.

— Народ спрашивал, где ты. Один или двое — в особенности.

— Несомненно, это очень любезно с их стороны.

Линн не стала спрашивать, кто же были эти мужчины.

— Всегда так приятно, когда по тебе скучают, — добавила она.

— Ты видела объявление насчет танцев?

— Господи, да их развесили повсюду!

Одно из объявлений висело в баре.

— Ты, наверно, хочешь свободный вечер в следующую субботу? А?

— О! Я не хожу на танцы.

— Тогда ты будешь единственной, кто не пойдет. У нас еще не было такого волнующего события с тех пор, как над нами пролетел аэроплан в прошлом марте.

Вскоре последовали первые завсегдатаи: двое рабочих с фермы Дейлонг, и Линн отпустила две пинты выдержанного пива.

— Я вижу, ты уже вернулась после своего отпуска? Это был Блэкпул или Ильфракомб?

— Ни тот, ни другой, — ответила Линн. — Я была дома.

— Самое лучшее место. Где еще ты можешь плевать?

— Билл, он в злобном настроении, — объяснил Линн его приятель Эйбел. — Нас с ним уволили в конце недели. Нам только что сообщили эту чертову новость.

— О, мне так жаль! — воскликнула Линн. Хотя сожаление ее было действительно искренним, но причина заключалась в ее личной заинтересованности, потому что подобное увольнение могло случиться на ферме Беллхаус, и Линн прекрасно понимала, что ее отец, которому уже было семьдесят два года, мог вполне оказаться среди неудачников.

— О, мне так жаль, действительно жаль!

— Да, — сказал Билл Рид, вытирая рот рукой, — рабочие никому не нужны, как только им исполняется более сорока лет.

— Ты только глянь на него! — иронизировал Эйбел. — Ему уже больше шестидесяти шести лет!

— Ну и что? — сказал Билл. — Это более сорока?

К семи часам у бара выстроилась очередь, в основном работники с соседних ферм. Потом появился Клю Вильсон, за ним следовал Чарли Траскотт. Они пришли после работы в гараже, и на них все еще были комбинезоны, но Линн обратила внимание, что Чарли тщательно вымыл руки. Фред Оукс подал им выпивку, и они встали несколько в сторонке, выпивали и курили, болтая друг с другом. Один раз Чарли Траскотт перехватил взгляд Линн и поднял свой стакан, приветствуя ее. Клю что-то тихо сказал ему, и Чарли покраснел до ушей.

Когда они допили пиво, Клю снова подошел к бару и поставил перед Линн два стакана.

— Повторить две порции самого лучшего пива. Первый глоток только очищает глотку от пыли.

Он смотрел, как Линн орудует насосом, и обратил внимание на красоту ее кожи и игру света на золотисто-рыжих волосах. Клю подумал, что Чарли хорошо разбирается в женщинах. В девушке было что-то особенное.

— Чарли хотел бы знать, вы не пойдете с ним на танцы в субботу вечером?

Линн не сразу ответила ему. Клю поразил ее. Она поставила на стойку полный до краев стакан и внимательно посмотрела на него. Она знала, что Чарли слышит их.