Оливия Стилл - Жара в Архангельске-2

Со стороны берёзовой рощи выехала в поле девушка на велосипеде и стремительно покатила к речке. На ней не было ничего, кроме купального костюма и лёгкой белой рубашки, накинутой на плечи, чтобы не обгореть на солнце. Олива (это была она), миновав поле и резко затормозив на берегу речки, бросила велосипед и стремительно побежала к воде. С разбегу бросившись в воду, девушка вынырнула и сильными, размашистыми движениями поплыла вдоль реки.

— Ау! — крикнул с берега чей-то знакомый женский голос.

Олива поплыла к берегу, вышла, и, ступая босыми ногами по горячему песку, направилась туда, где остался её велосипед.

У велосипеда стояла Инна, двоюродная сестра Оливы. Инна была старше её на семь лет, но выглядела гораздо моложе, и ей вполне можно было дать семнадцать лет, а не двадцать семь.

— Ты чего велосипед тут бросила? — спросила она, — А если б угнали?

— Да кому он нужен, — беспечно отмахнулась Олива, — Всё равно же нет тут никого…

— А я за смородиной ходила, вот набрала мисочку, — Инна показала миску с ягодами, которую держала в руках, — Да вот тоже решила искупаться…

Девушки расстелились на берегу и вошли в воду. Проплыв до деревянного моста и обратно, вышли на песок и, разлегшись на рубашке, которую подстелила Олива, принялись есть ягоды и загорать.

— Какие ягоды-то крупные да вкусные, — похвалила Олива, — Ты где такую смородину достала?

— А вот ни в жисть не угадаешь! Помнишь, ещё детьми, лет двенадцать тому назад, посадили мы с тобой за речкой куст красной смородины? Так он прижился, вырос — и теперь на нём вот такие ягоды!

— Двенадцать лет прошло! Невероятно… — ахнула Олива, — А вроде как вчера было.

Сёстры молча продолжали есть ягоды. Двенадцать лет назад была такая же речка, те же камыши и такое же поле, и так же в июльском небе светило яркое солнце. И резво бежали через поле к речке две девочки в панамках — восьмилетняя Оливка, худенькая, с двумя русыми косичками и выпавшими впереди молочными зубами, и пятнадцатилетняя Инночка, такая же, пожалуй, как сейчас, почти не изменившаяся за двенадцать лет. Только вот Оливу эти двенадцать лет здорово изменили — теперь на месте смешной девчонки с косичками была взрослая, окончательно вызревшая девушка, почти женщина. Теперь уже Олива выглядела старше Инны лет на пять.

От размышлений сестёр оторвал звонок мобильника, который Олива всегда и везде таскала с собой. Звонил Салтыков.

— Аллооо, — лениво протянула Олива, взяв трубку.

— Привет-привет! — раздался из трубки бодрый голос Салтыкова, — Ты чё, спишь что ли?

— Не, я возле речки загораю.

— Яасно. А мы тут с Москалюшей уже в Питере — тебя ждём не дождёмся! У тебя на какое число билеты?

— На девятнадцатое, — сказала Олива, — А Димка Негодяев разве не с вами?

— Не, он не поехал. Его до диплома не допустили — теперь осенью будет защищаться. Хуи пропинал вместо того, чтоб дипломом заниматься — теперь, понятное дело, весь на нервах, орёт на меня. Кто же виноват, что он такой тормоз…

— Жаалко, — разочарованно протянула Олива, — Без Димки-то скучно будет…

— Да с чего! У Негода семь пятниц на неделе — может, он ещё приедет… Ты это, я что хотел спросить — по общаге договорилась?

— Да, я уже забронировала себе комнату в Питере, — отвечала Олива.

— Насчёт меня там тоже договорись, плиз!

— А это ещё зачем? — удивилась она, — Ты же у Майкла остановился!

— У Майкла-то у Майкла, но… — Салтыков запнулся, — Я хотел бы с тобой потусоваться…

— Ну, а так разве мы не будем тусоваться?

— Нууу… А может, это… Номер в гостинице снимем?

— Ты хоть знаешь, сколько там гостиницы стоят? — не без раздражения выпалила Олива, — В сутки половина моей зарплаты!

— За гостиницу я заплачу.

— Ну, вот ещё! Миллионщик какой нашёлся!

Инна, с любопытством прислушивающаяся к разговору сестры по телефону, еле-еле дождалась, когда она закончит. Когда Олива, после долгого спора, распрощалась, наконец, с Салтыковым, Инна спросила её, с кем она говорила.

— Да так, с одним приятелем, — отвечала Олива, — Мы тут в Питер собрались ехать…

— С приятелем? — прищурилась Инна, — Ты мне не рассказывала, что у тебя есть приятель.

— Да с чего! — Олива сама не заметила, как заразилась этой фразой от Салтыкова, — Мы с ним третий год дружим. Ничего такого, кроме дружбы, между нами нет и быть не может.

— Так-таки ничего кроме дружбы? — усомнилась Инна, — Да ну! Быть такого не может.

— Почему же не может? Он мне друг, с ним прикольно общаться, но как парень он меня абсолютно не интересует, — пояснила Олива, отправляя в рот кисточку красной смородины, — Впрочем, и я его тоже. У него там свои романы с девушками, у меня свои, мы рассказываем друг другу абсолютно всё. Я и про Даниила ему тоже рассказывала, мы с Даниилом даже в гости к нему ходили — и ничего!

— Ну, не знаю… — сказала Инна, натягивая от солнца на глаза соломенную шляпу, — Лично я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной. Это миф!

— Никакой не миф, — Олива даже обиделась.

— Я старше тебя и, поверь, кое-что в этом понимаю, — произнесла Инна назидательным тоном, — Извини, но в ходе твоего разговора с этим приятелем я невольно услышала, что вы спорили о какой-то гостинице. Он что, хочет снять номер для вас двоих? Наверняка же не для того, чтобы ночью вести философские беседы и читать Евангелие! Всё-таки, сестрёнка, ты ещё такая маленькая и наивная…

— В чём же заключается моя наивность? — спросила Олива, — Этот парень мне друг, я к нему очень хорошо отношусь. Он клёвый, так почему бы не потусоваться с ним? К тому же, с нами будут ещё друзья: Майкл Москалёв, Дима Негодяев…

— Нет, ну а всё-таки, — Инна съела последнюю ягодку и отставила в сторону пустую миску, — Согласись, ситуация, когда парень и девушка ночуют в одной комнате, довольно-таки пикантная…

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я ничего не хочу этим сказать, но тебе следовало бы быть осторожнее.

— Ну уж, насчёт этого ты не беспокойся, — заверила Олива, — То, что ты имеешь в виду, между нами с Салтыковым так же невозможно, как между моей мамой и дядей Эдиком. А если уж говорить начистоту, то замуж я бы пошла за… Гладиатора.

— А кто такой Гладиатор?

— Это тоже парень с форума Агтустуд. Правда, вживую я с ним ещё ни разу не пересекалась, но мы общаемся по аське, и я видела его на фотографии. Надо сказать, он воплощает в себе все качества идеального мужчины.

— Какие же, например?

— Он умный. Красивый. Глаза огромные. Фигура просто потрясающая — накачанная, как у Шварценеггера. Он бодибилдингом занимается. К тому же он объездил всю Западную Европу, год жил в Германии, был и во Франции, и в Голландии, и в Австрии. В общем, перспективный мужик.

— Ты так говоришь, будто товар на витрине выбираешь, — сказала Инна, — Но как же любовь, чувства?

— Любовь… — равнодушно произнесла Олива, — Знаешь, после Даниила я, наверное, утратила способность влюбляться.

…Тем временем Андрей Салтыков и Майкл Москалёв гуляли по Питеру. Они только что посетили Зоологический музей и теперь возвращались домой, потягивая пиво из бутылок. Настроение у обоих было превосходное.

— Даже не вехится, шо мы с тобой уже инженехы, — сказал Майкл, картавя на «р», — Ещё месяц назад были студенты, мальчишки, пахились из-за экзаменов… А тепехь всё это позади…

Да, теперь позади весь этот гемор с учёбой, подумал Салтыков. Диплом у него уже в кармане, он инженер. Цель, к которой они шли в течение пяти лет, наконец, достигнута. Они молоды, им всего двадцать два года, а впереди — долгая-долгая жизнь, все дороги открыты. Салтыков вспомнил, как он радостный, счастливый пришёл домой после защиты диплома, и как гордился им отец. «Ну, сынок, — сказал он тогда, — Поздравляю тебя. Наконец-то ты у меня выучился, вышел в люди. Дай Бог тебе успехов на службе и дальнейшего карьерного роста…»

По такому торжественному случаю отец подарил ему крупную сумму денег и Салтыков в первый же вечер пошёл кутить с приятелями. Забурились в клуб, набухались, как водится, до чёртиков. Салтыков мало что помнил с той ночи. Помнил, что, выйдя со своей компанией на улицу, встретил Макса Капалина, который тоже защитил диплом и собирался переезжать жить в Питер. Теперь же Капалин был счастлив и пьян, как и все, и, еле держась на ногах, орал на всю улицу:

— Йа ынжынерго!

«Йа ынжынерго», — подумал Салтыков, когда они с Майклом, придя домой, поужинали и легли в постель. Подумал и засмеялся: уж больно ему нравилась эта фраза.

«А завтра приедет Олива, и будет ещё круче, ещё веселей», — счастливо подумал он, и, не успев додумать мысль до конца, крепко заснул молодым здоровым сном.

«Тыдыщ-тыдыщ-тыдыщ-тыдыщ! Это стучат колёса поезда на Питер. Приезжай скорее, готовим культпрограмму!»

Олива вытянула ноги в сидячем вагоне поезда Москва-Питер. Отправление в два часа ночи, прибытие в два часа дня. Двенадцать часов чалиться в сидячем положении, и ведь не заснёшь ни фига. Мыкалась она, мыкалась, потом плюнула на всё, скинула штиблеты и улеглась на сиденье с ногами.

На перроне её встретил Салтыков. На нём была белая куртка, светлые джинсы. Светло-русые волосы его, как Олива помнила, при первой встрече зимой ниспадали рваной чёлкой на лоб; теперь же они были коротко острижены. Но Олива всё-таки сразу узнала Салтыкова по его шустрой походке и суетливой манере делать несколько дел одновременно.

— А где же Майкл? — спросила Олива, когда они уже сошли с платформы и нырнули в подземный переход.

— Майкла родители загрузили. Сказал, в шесть освободится только.

В питерском метро до сих пор были не карточки, а жетоны. Салтыков сунул Оливе в руку жетон, и она прошла по нему. Проехав одну остановку до станции «Гостиный двор», молодые люди вышли на улицу.

— Ну чё, куда теперь пойдём?

— Щас, — Олива достала из кармана куртки клочок бумажки, на которой карандашом был записан адрес общаги, где она бронировала комнату, — Вот… Моховая улица, дом двадцать семь. От станции метро «Гостиный двор»…

Внезапно порыв ветра вырвал у неё из рук бумажку, подхватил и понёс на мостовую. Олива беспомощно осталась стоять, пытаясь откинуть со лба растрепавшиеся на ветру волосы, а бумажки тем временем и след простыл.

— Ой, что же делать?..

— Не дрейфь, — сказал Салтыков, — У тебя есть телефон этого мужика, у кого ты общагу бронировала?

— Да не я бронировала! Знакомая моя дала мне этот адрес…

— Так, — Салтыков соображал быстро, — Главное, я запомнил — Моховая, дом двадцать семь. Дальше дело техники. Пошли!

Кое-как найдя Моховую улицу, Олива и Салтыков, наконец, приблизились к обшарпанной подворотне, за которой был расположен двор-колодец с разбитым фонтаном посередине.

— По идее, это и есть дом двадцать семь, — сказал Салтыков.

— Стрёмный какой-то дом, — хмыкнула Олива, с подозрением оглядывая старое обшарпанное здание с разбитыми кое-где окнами и огромной надписью на стене у подворотни: «Не ссы».

— Щас позвоню Вере, уточню ещё раз… Не может же быть э т о гостиницей! — сказала Олива и, отыскав в мобильнике, набрала номер знакомой, которая дала ей адрес общежития. В ходе короткой беседы от Веры она узнала телефон Якова — того мужика, который сдавал в общаге комнаты.

Олива позвонила Якову. Но их разговор прервался на середине — на телефоне закончились деньги.

— Них*я себе! — изумилась Олива, — Я же триста рублей на телефон ложила! Как это они могли закончиться от трёх минут разговора?!

— Тут же роуминг, — сказал Салтыков, — Ты разве не знала? У тебя симка московская?

— Ну да, а какая же ещё…

— Ну тогда понятно, почему они у тебя закончились. Так как звонить этому Якову?

Олива продиктовала телефон, и Салтыков позвонил ему сам. Через пять минут сам Яков вышел к ним навстречу.

— Я вас через чёрный ход поведу, — сказал он, — А то тут эти… чурки, в общем. Девушке прохода давать не будут.

Яков нырнул в подворотню и повёл Оливу и Салтыкова через чёрный ход. Они долго плутали во дворах и подворотнях, пока не вошли через обшарпанную дверь на чёрную полуразвалившуюся лестницу.

Вся атмосфера каменного колодца, мрачного строения с разбитыми окнами, чёрной лестницы и подворотни создавала впечатление чего-то жуткого и стрёмного, но невероятно захватывающего. Олива с детства обожала искать приключения на свою задницу; у Салтыкова же авантюризм был в крови. Кто знает, может быть, поэтому они так хорошо спелись, несмотря на то, что оба жили в разных городах.

Между тем, Яков дал им ключи от комнаты, даже не спрашивая паспортов. Комната стоила пятьсот рублей; Олива полезла было за кошельком, но Салтыков опередил её, сам отдав Якову пятихатку. Олива зыркнула на него, но промолчала. Ей было не совсем удобно, что Салтыков заплатил за неё; она не привыкла к мужскому вниманию, за неё ни разу ещё никто нигде не платил. Однако она не стала спорить и молча убрала кошелёк. Щёки её горели от стыда и неловкости; этот щедрый жест Салтыкова был ей тяжёл. Положим, пятьсот рублей не такая уж большая сумма, но… Как честный человек, Олива понимала, что долги надо отдавать. Так или иначе.