Или, возможно, она просто очень сильно старалась держаться ради меня.


Я поднимаю плоский, гладкий камень и пытаюсь бросить его так, чтобы он попрыгал по поверхности воды, но вместо этого он сразу же идет ко дну.


Ист Саммит Хай своего рода поник после смерти Софии. Никто вам этого не расскажет, ну, конечно, кроме меня. Эйвери стала все реже и реже появляться в школе, пока вскоре и вовсе перестала туда ходить. За день до выпускного мы узнали, что она в психиатрической больнице проходит интенсивную терапию. О выпускном бале не могло быть и речи. Общественный порядок Ист Саммит Хай был брошен в блендер, который включен на полную мощность – девочки всеми силами пытались заполнить вакуум и прибрать к рукам корону Королевы выпускного бала. Хотя Эйвери все же появилась на церемонии вручения дипломов, она подошла к трибуне, когда назвали ее имя, и получила диплом. Она выглядела бледной и изможденной, а ее родители наблюдали за ней, натягивая улыбки сухого ободрения. У меня возникло такое чувство, что они поместили ее в психушку лишь для вида, якобы так она быстрее «поправится», и на самом деле нисколько не заботились о ее самочувствии. Прежде чем любой из нас успел моргнуть, ее быстренько увезли в частный колледж в Коннектикуте, вместо Калифорнийского Университета в Лос-Анджелесе, куда она планировала поехать. Даже если она и была настоящей стервой, я продолжаю надеяться, что в конечном итоге у нее все будет хорошо. Или, по крайней мере, она станет хоть немного счастливее. Но София была ее искуплением, ее идолом, ее другом. Если бы я потеряла всех трех из них, я бы тоже сломалась.


Рен первым пролил слезу на похоронах, он же последним и перестал плакать. Кайла помогла ему пережить самый тяжелый период. Она приходила к нему домой каждый день и оставалась с ним в медпункте во время занятий, когда он разваливался. Ее сердце, также как и мое, обливалось кровью, когда мы видели Рена в таком ужасном, сломленном состоянии. Я постоянно напоминала ему, что нужно питаться, приносила буррито и пироги, а когда он был не в состоянии есть, я писала ему сообщения, напоминая о сне. Вероятно, я не сильно ему помогла. Наверное, я могла бы сделать больше. На выпускном в школе ни один из нас не присутствовал. Вместо этого мы провели его на могиле Софии.


К церемонии вручения дипломов Рен снова научился улыбаться. Он поступил в Массачусетский технологический институт и уехал туда в начале лета, вероятно, чтобы заработать несколько дополнительных баллов, а может, чтобы сбежать от смерти Софии. Скорее всего, оба варианта верны. Это практически разбило сердце Кайлы, однако она собирается в Бостонский колледж в сентябре, что помогает ей справиться с болью. Они очень сблизились после смерти Софии. Не знаю, было ли у них что-то серьезное – в основном Кайла лишь его обнимала. Я ни разу не видела между ними поцелуев, а Кайла отказалась делиться тем, что между ними происходит, и скорее из уважения к Рену, чем из-за смущения. Она очень повзрослела, помогая ему. Сейчас она говорит о «Вог» только раз в неделю!


Я кидаю еще один камешек. Он летит над волнами и дважды подпрыгивает, прежде чем утонуть.


Я буду очень скучать по Кайле. Я уже скучаю.


Мы практически все лето провели вместе, устраивая последние совместные ночевки и распивая бутылочки вина на коровьем пастбище, любуясь звездами. Мы не ходили на вечеринки. Я не испытывала ни малейшего желания посетить хотя бы одну из них. Кайла не дружила с Софией, но эта смерть повлияла на ее самых близких друзей. Мы обещали писать друг другу каждый день. В инстаграме. Твиттере. Фейсбуке. В общем, мы пообещали общаться. Много. Хоть мы и не будем часто видеться, мое сердце покрывает теплое одеяло комфорта, когда я думаю о ней. У нее есть моя спина, за которую она всегда сможет спрятаться, а у меня ее безупречные ягодицы.


Джек Хантер не плакал на похоронах.


Он должен был, но не плакал. Он стоял в углу рядом со своей мамой, которая плакала за них обоих, границы ее черного платья и его черного костюма размылись, смешались, когда она склонилась к нему в поисках поддержки. Его волосы были идеально уложены гелем, а лицо облачено в непроницаемую маску самого мрачного льда, который я когда-либо видела. Под глазами синяки от усталости и изнеможения, а скулы казались острее, чем когда-либо. Я вздрогнула, когда посмотрела на него. Он больше не разыгрывал скучную, бесчувственную комедию. В нем просто не осталось жизни. Он был абсолютно пуст. Жизненная искра была высосана из его глаз, оставляя после себя лишь бледную оболочку. Да все его тело, его физическое присутствие, казалось, представляло собой оболочку – иллюзию, сделанную из зеркал и хрупкого льда, которая рассыплется от легкого прикосновения. На него было страшно смотреть; словно он был чем-то, да, именно чем-то, что не должно быть живым или двигаться. Манекен. Кукольный зомби.


Однажды я попыталась его вернуть. На поминках, в пахнущем плесенью похоронном зале, заполненном корзиночками с печеньем-скорбью и пирожным-грустью, я пролепетала что-то о Софии, вроде того, что священник сказал, будто она была самоотверженной и красивой девушкой, хотя на самом деле совсем ее не знал. Джек стоял в углу, подальше от шума и плачущих людей, уставившись в стакан с водой в своих руках. После моих слов, он медленно поставил стакан на стол и посмотрел на меня, затем взял мое заплаканное лицо в ладони и закрыл глаза.


– Все кончено, – сказал он очень спокойно.


– Что? – спросила я, в то время как внутри что-то оборвалось. Он оттолкнулся от стены и ушел, бросив напоследок:


– Все.


После этого он перестал ходить в школу. Я разговаривала с директором Эвансом насчет этого, и он сказал, что Джек бросил учебу. В Гарварде не аннулировали его зачисление, так что, теоретически, Джек все еще мог там учиться, даже со сплошными неудовлетворительными оценками за последние две четверти. Но мы оба знали, что он не поедет в Гарвард. Его это больше не волновало.


Когда настал апрель, спустя практически два месяца его отсутствия, я начала его искать. Я хотела его найти. Черт, я действительно этого хотела. Я боролась. Сначала я думала, ему необходимо пространство, считала, это поможет. Ведь последнее, что могло бы помочь – это увидеть меня. Увидеть сумасшедшую девочку, которая была твоим заклятым врагом, выслеживающую тебя, будет стрессом даже для великого Вулкана, бога огня. Кроме того, я просто не знала, как ему помочь. Я бы только еще больше все испортила. Сказала бы что-то неправильно. Сделала бы что-то неправильно.


Но когда однажды ближе к вечеру ко мне пришла миссис Хантер, плача и умоляя его найти, я поняла, что должна это сделать.


Я дождалась весенних каникул, и тогда начала гоняться за призраком.


Миссис Хантер отдала мне записку, оставленную Джеком. Самая обычная записка на простой белой бумаге, в которой было написано, что он уходит и чтобы она не вызвала полицию, и, конечно, что он ее любит. В отчаянии миссис Хантер обратилась в банк, чтобы получить информацию по его счету. Деньги за операцию Софии были ему возвращены, и большую часть он подарил кому-то, сняв себе лишь четыре тысячи долларов. Конечно, четырех тысяч достаточно, чтобы прожить некоторое время. Но его не было практически три месяца!


Он оставил все вещи в своей комнате. Единственное, что он взял – это отцовскую шкатулку из-под сигар с письмами Софии. Я искала хоть какой-нибудь признак его присутствия на могиле Талли. Ничего. На могиле Софии осталась лишь поникшая роза. Ей, наверное, было несколько недель. Если бы Джек приходил к ней после этого, он бы положил свежий цветок.


Я проверила больницу. Мира и Джемс сказали, что Джек навещал их второго марта – на следующий день после похорон Софии. Он сказал им, что надолго покидает Ист Саммит Хай, оставив каждому нового, огромного, плюшевого мишку в качестве прощального подарка. Они были друзьями Софии, но для нее это было гораздо больше, чем просто дружба. София их любила. Они напоминали ей Талли – ребенка, которого у нее никогда не будет, Джек это знал и относился к ним соответственно.


Оставалась лишь последняя ниточка – клуб «Роза», и, естественно, я ее не упустила. Я набрала их номер, но оператор не открыл для меня ничего нового, сказав только, что Джейден уволился несколько месяцев назад.


Вот и все, что было в моих силах. Вся моя инициатива резко оборвалась. Джек ускользал из моих рук, словно песок сквозь пальцы.


А затем мне позвонила девушка по имени Лили. Она подслушала мой разговор с оператором клуба «Роза». Лили представилась другом «Джейдена», в чем я очень сильно сомневалась, ведь единственного друга, которого позволяет себе иметь Джек – это свое отражение и/или его собственный глупый мозг. Однако я все же позволила ей произнести длинный монолог и согласилась встретиться с ней в кафе в Колумбусе.


В кафе передо мной предстала шикарная длинноногая блондинка, ростом около шести футов. По ее дорогой сумочке и духам, я сразу поняла, что Лили работает в эскорте. Да она этого и не отрицала, благодаря чему понравилась мне еще больше. Она не тратила мое драгоценное время, так как я пыталась спасти Джека.


Спасти?


Я качаю головой и наблюдаю, как соленые брызги океана опускаются на камень. «Спасти» – неправильное слово. Я не могу так думать. Я не могу спасти себя, не говоря уже о другом человеке. Но некоторое время я хотела его спасти. Я действительно чертовски этого хотела. Ведь из всех людей, Джек больше всего заслуживает помощи. Я думала, что смогу ему помочь, хотя бы немного. Думала, смогу, по крайней мере, сделать гораздо больше для него.


Я смеюсь и со всей силы бросаю камень, не потрудившись сделать так, чтобы он попрыгал по поверхности воды.


Я была такой идиоткой.


Прежняя Айсис ни за что не сдалась бы, когда Лили сказала мне, что Джек встречался с ней перед тем, как покинул город. Он не осведомил ее, куда собирался, но отдал ей конверт из манильской бумаги и сказал, что если девушка по имени Айсис когда-нибудь начнет рыскать вокруг клуба, передать его ей, что Лили и сделала.


– Ты, должно быть, действительно ему нравишься, – сказала Лили, осматривая свои ногти, когда я убрала папку в сумку.


– Да, конечно. Кобрам тоже действительно нравятся мангусты. На расстоянии. По разные стороны электрической изгороди.


– Нет, послушай, – Лили наклонилась и положила одну холодную руку на мою. – Я повидала много мужчин, ясно? Я встречала все типы мужчин. И Джек… Джек – особенный. Он будет отрицать это, но он либо заботиться о ком-то всем сердцем, либо совсем не обращает на него внимания. Он ничего не делает наполовину. Либо все, либо ничего. Люди, которым Джек потрудился оставить прощальные вещи – это люди, о которых он заботится, люди, занимающие очень важное место в его жизни. И ты одна из них.


Мое сердце разбилось, словно его со всей силы ударил борец сумо. Я попыталась вдохнуть глоток воздуха, чтобы что-то сказать, но каждый вдох причинял острую боль. Я не хотела ей верить. Как я могла ей поверить после того, как он, бросив все, просто сбежал?


Вскоре Лили ушла, оставив меня смотреть на конверт.


Прежняя Айсис ни за что бы не сдалась, увидев, что внутри.


Он не оставил мне записку или гигантского плюшевого медведя. Он оставил мне билет в Париж, с единственным словом «Прости», начерканным на нем его аккуратным, размашистым почерком.


Мои глаза горели. Он пытался избавиться от меня.


Нет, Айсис, не драматизируй. Из этого ничего хорошего не выйдет. Яркий тому пример – Аманда Байнс или кролики, которые умирают, когда их сердца бьются слишком быстро, или каждый эпизод сериала «Остаться в живых». Возможно, Джек и был бессердечным, но он также...? Также что? Также, несомненно, не заботился обо мне. Он даже не попрощался со мной лично, а теперь передал мне этот билет. Очевидно же, что он сам не был в Париже, прося меня присоединиться к нему. Ведь это глупо романтично. В Джеке сочетается много разных качеств, но «глупый» и «романтичный» находятся в самом конце этого списка, наряду с «приятный» и «в целом терпимый».


Я много раз говорила Кайле, что хотела путешествовать по Европе, больше в шутку, конечно. Но Джек часто находился рядом, чтобы услышать это, когда они встречались. Он, должно быть, воспринял мою шутку всерьез. Количественная информация.