Я, не сдержавшись, вскрикнула:

— Ты был внутри?!

— Был, — пожал он плечами.

— И не потратил миллионы?

— Я же сказал: для определенных людей первый вход бесплатно.

— И ты… — начала.

— Представь себе, сын Николая Гордеева как раз из таких, — наслаждаясь моим замешательством, съехидничал Ванька. — Вспомнил твои слова и решил попробовать сослаться на свое происхождение. Гляди-ка, сработало!

Стоило бы улыбнуться, но я не смогла, вместо этого отвела глаза. Я даже знать не хотела, что и как было внутри этого особняка, и уж точно не желала марать этим Ваньку. В моем воображении он был слишком светлым и хорошим для такой грязи.

— Саф, не побывай я там, я бы ничего не узнал.

— Тебе не нужно передо мной оправдываться, — резковато выговорила я.

— Вот именно. Так не заставляй — сделай лицо попроще, — выразительно приподнял он брови, а я прямо уставилась ему в глаза и почувствовала себя еще более дискомфортно. — Это не какое-то местечковое заведение, там собираются очень известные люди. Коллеги твоего мужа, например. — Я дернулась, как от пощечины. Выходит, Сергей не мог не знать об этом месте. Не он ли дал Петру наводку? — Девицы, которых я видел в доме, судя по всему, не из числа элитных. В смысле, они выглядят дорого, явно проходят медосмотры и так далее, но они… бесправны. Их пичкают наркотиками насильно, чтобы соглашались на любые условия. — Я снова не выдержала и отвела глаза. — А вот мужчины могут выбирать. Во всяком случае, меня не пичкали, да и Петр, судя по всему, не ради них появляется. Может, слишком дорожит своим летным мундиром. Телефон в особняк не пронести, но мне удалось сделать несколько его снимков на небольшую камеру.

После этого Ванька сам перелистнул несколько страниц из папки и показал мне фото девушки. Один из снимков бытовой, видимо, с просторов сети, второй — из особняка. Знойная брюнетка с фигурой, о какой можно только мечтать. Все при ней. Пластика, вероятнее всего, тоже, но какая разница?

— Знакомься, это новая Илона, — скромно пояснил Ванька. — Зовут Жанна. Петр выбирает ее каждый раз на протяжении последних двух месяцев. Ее и еще пару девочек. Их — меняет. Иногда по-дружески делится богатством с друзьями. Кстати, последних у него там хватает.

Я сидела в полном ступоре, даже не знала, что сказать. Но Ванька не ждал никакой реакции. Просто продолжил:

— С одной из «сменных» девочек я поговорил. Она была обдолбанная, свое подставное имя вспомнила со второго раза, но капитана опознала легко. Сказала, что он любит, когда жестко, а поэтому почти никогда не остается с девочками наедине. Боится, что снесет крышу.

А с моей сестрой, значит… или не значит? Что еще позволяла ему Лона кроме наручников? Воображение услужливо нарисовало мне такую картинку, что затошнило. Я не выдержала, схватила Алешку и попыталась запихать его в кенгуру, но руки не слушались. Ваньке пришлось подняться и помочь мне.

— Саф, это не значит…

— Мне нужно время, чтобы успокоиться, — невежливо перебила я друга. — Я не могу сейчас это обсуждать.

Ванька смерил меня опасливым взглядом, будто боялся, что я могу наделать глупостей.

— Папку возьми, — напомнил он, когда я бросилась к дверям. — Почитаешь. Ты захочешь почитать.

Я поколебалась, не желая касаться этой гадости, но не зря же Ванька рисковал задницей. Я схватила папку и вылетела на улицу кометой. О том, что нужно было поблагодарить Ваньку или хотя бы попрощаться, я даже не вспомнила. В голове билась всего одна мысль: надо запереть сестру в квартире, а еще лучше — приковать к батарее. Наручниками, например. Ей ведь так нравится это щекочущее ощущение опасности, неправильности! Риск, адреналин. Гребаная каскадерка. Молодец, девочка, продолжай в том же духе! Интересно, не будь Лона сестрой жены Сергея, мы бы вообще нашли то, что осталось от нее после секс-игрищ с участием блистательного капитана?

Внезапно я четко осознала, кого мне напоминает Петр Днепров. Одного небезызвестного юношу, который продал душу за право оставаться всегда молодым и прекрасным, скатываясь все глубже и глубже в бездну.

В последний раз взглянув на папку сунула ее в бардачок машины в полной уверенности, что там она и останется.

Глава 8

Разумеется, папку я вытащила из бардачка уже на следующий день рано утром. Проследила в окошко за тем, чтобы Сергей уехал и поскакала по лестнице вниз к машине. Пока Алеша жевал свою кашу, я вчитывалась в тайную жизнь Петра и все удивлялась.

О том, куда деть эту папку потом, я как-то не думала. Только перед самым приездом Сергея сунула ее в боковой кармашек старого чемодана, который если куда и полетит, то только на помойку. Вариант мне показался идеальным: и данные под рукой, и в чемодан никто не полезет. Ага, совсем- совсем никто, кроме одного доморощенного террориста. Алексей вытащил папку на следующий день, причем прямо перед Сергеем. Благо, тот в своей жизни стольких папок навидался, что не придал значения.

Если бы не это, меня бы ждала хорошая выволочка, и, решив не рисковать семейным счастьем, я на следующий день поехала в общежитие прятать папку в старой, бесхозной комнате. Там могли появиться мама или Илона, но кому, в самом деле, понадобится лезть на пыльную антресоль?

Не знаю, как мама и Лона договорились об оплате коммуналки, но я в этом не участвовала. Они приезжали за квитанциями и, должно быть, появлялись на собраниях, но я об этом не знала и не хотела знать. Я ушла и закрыла дверь в прошлое. Как причудлива судьба, заставившая меня спрятать залог своего благополучия именно в этом месте.

Едва взглянув на дом, в котором прожила большую часть жизни, я почувствовала, как меня туда затягивает. Не в хорошем смысле. Воспоминания были так свежи и неприятны, будто я только утром покинула старую, неотапливаемую комнатушку с покрытыми плесенью обоями. Потребовалось собрать волю в кулак, чтобы переступить порог и подняться на второй этаж.

Комната еще больше обветшала: пол просел, дверь разбухла от сырости и еле открылась, а на одном из грязных стекол появилась трещина. Мальчишки засадили мячом или перекосило само здание? От одной лишь мысли, что не сойдись я с Сергеем, Лона жила бы именно здесь, меня передернуло. Не желая задерживаться в старой комнате дольше необходимого, подошла к накренившемуся шкафу, привстала на цыпочки, пошарила рукой по антресоли и, не обнаружив ничего стоящего, сунула папку между пакетами с нашими старыми вещами. Я очень хотела никого не встретить. Увидят из окна? Пусть. Будут гадать о цели визита? Прекрасно, пусть! Но вот общаться с этими людьми я не желала. Да и порядком растеряла навык.

Однако только закрыла дверь на ключ, как обнаружила в коридоре Маню. Женщина стояла около двери своей комнаты с сигаретой в руке и явно поджидала меня. Она и раньше напоминала скелет, а теперь и вовсе превратилась в анатомическое пособие.

— Класс, — прокомментировала она, окинув взглядом мой далеко не лучший, но добротный наряд.

Сергей всегда говорил, что признак хорошей жизни — дорогая и неброская одежда. Я старалась этому правилу следовать. Но если большинство обитателей общежития подметили бы только количество дыр и катышков на одежде, то Маня всегда отличалась завидной наблюдательностью. Впрочем, я тоже. Скользнув взглядом по женщине, я с трудом подавила удивление. На дворе двадцать первый век, где она нашла сигарету без фильтра?

— Слышала, у тебя сын, — без обиняков сообщила Маня. — Поздравляю. Не придется переживать, что дочка блядью вырастет. А парень… парням все можно. — Маня улыбнулась, и вокруг ее глаз собрались почти старческие морщины. Интересно, сколько ей лет? Я никогда не спрашивала.

— И это твое благословение?

— А тебе нужно благословение? У тебя на пальце кольцо с бриллиантом. Мое благословение простое: не просри мужика, который его подарил.

Внезапно мне стало не по себе. Некогда мои соседи продолжали зимовать в промерзших квартирах и принимать ставки на то, кто первым ладно в больницу с пневмонией.

— Как вы тут?

— Нормально, — каркнула Маня. — Помолился и спать. Проснулся — крыша на месте. Помогло, значит.

Она попыталась усмехнуться, но вместо этого закашлялась. Надрывно так. И до мокроты.

— Что с тобой?

Клянусь, я хотела подойти к ней, но не смогла. Знаете, в жизни каждого человека наступает момент, когда он теряет о себе последние иллюзии и перестает пытаться казаться лучше, чем есть на самом деле. Познав и приняв себя, я вынуждена была смириться с горькой правдой: я брезговала бедностью и бедняками. Это меня не красит, но что толку врать? Манька мне почти нравилась, но коснуться ее костей и дряблой кожи я не смогла.

Тем более жутко стало, когда она легко и просто ответила:

— Рак легких.

Не знаю, что меня шокировало больше: эта новость или то, как Маня об этом заявила.

— Приятно, что хоть один человек этого не ожидал, — вдруг хмыкнула она по-доброму.

Будь на месте Мани кто-то другой, я бы, наверное, сначала выразила сочувствие. Хотя бы попыталась, но в общежитии не нужно думать о нормах этикета. В двери здесь входит первым тот, кто успел, руку не подает никто — опасно, а о том, что во время еды принято пользоваться ножом, никто даже не задумывается.

— У врача была? — спросила я. — Что говорят?

— Что у меня ни вшей, ни сифилиса, — хмыкнула Маня. — Когда достояла в очереди к онкологу, лечить уже было нечего. Два месяца осталось.

Когда мать бросила на с Поной, помню, Маня обозвала ее проституткой. Она многих обзывала проститутками, но мне все равно стало легче. Это был знак какого-никакого сочувствия. А еще она никогда не выгоняла нас из ванной, терпеливо дожидаясь очереди. Редкость.

Неожиданно мне стало за Маню так горько. Ей было не место в общежитии, что за злой рок витал над этой женщиной всю жизнь? Хоть бы кусочек справедливости для нее выбить. И, черт возьми, муж входил в правительство Петербурга, я могла это сделать.

Вернувшись домой, я решила поговорить с Сергеем, и он отреагировал положительно. Политику было выгодно заботиться о бедняках, причем чем показательней, тем лучше. Он обещал попытаться выбить для Мани деньги, ну а дальше перешел к своей любимой части:


— Но ты должна написать о ней статью, — потребовал взамен.

— Хочешь лучей славы, Сергей? — кисло поинтересовалась я, хоть и не собиралась сопротивляться, уже все для себя решив.

— Хочу, чтобы ты занялась тем, к чему у тебя несомненный талант.

— Ох, если выбирать профессию по такому принципу, то у нас проблемы. Тебе придется бросить политику и податься в специалисты по лести!

— Политики льстят друг другу даже больше, чем люди искусства, — не согласился Новийский. — Ну так что? — не дал он мне соскочить с крючка.

— Я напишу статью, — согласилась я. — Но никаких газет и редакторов. А то пока я бодаюсь с этими товарищами, Маня умрет.

Новийский помрачнел.

— Интернет, ты о таком слышал? Если договориться с админами больших групп в соцсетеях. — Я потерла пальцы друг о друга, намекая на, скажем там, аванс. — Можно привлечь внимание куда проще. И, конечно, дальше раскрутить блог с этой историей. Ты сам говорил, люди любят восстанавливать мнимую справедливость.

— Ты так сексуально планируешь захват виртуального мира, что я просто не могу подобрать контраргументы, — улыбнулся Сергей, дьявольски сверкая глазами.

Что ж, возбуждаться от амбиций друг друга не так уж плохо. А какие маленькие слабости делают приятнее вашу жизнь?

На статью ушло больше времени, чем я думала. Нужно было спешить, учитывая, как мало времени осталось Мане, но наличие на руках маленького ребенка не способствовало. Собирать материалы, приглядывая за Алексеем, оказалось сущей пыткой, а отсутствие опыта и, разумеется, уверенности в результате, вызывало нервный тик. Я лезла в словарь по поводу и без, потом находила тысячи противоречивых примеров и списков ошибок для новичков. К концу второй недели я начала сомневаться в своей способности складывать слова в предложения… и обратилась за помощью к человеку, который давно этого ждал. Сергей ничего не говорил, но я прожила с ним под одной крышей более двух лет и все повадки успела выучить назубок. Будучи повернутым на статейках о себе в прессе, Новийский замечательно разбирался в нюансах эпистолярного жанра, равно как и в пиаре. Он помог мне перестроить каркас (ну да, как всегда, под финал пришлось начать с начала) и подчеркнуть социальную направленность. А еще, что не менее важно, взял три дня в счет отпуска, чтобы избавить меня от Алексея.

— Ряд статей? — возмущалась я. — Ха. У меня времени два месяца, но на возню с первым опусом я убила три недели. И ты еще говоришь о попытке устроиться в газету.