— Мужик, — обратился Ванька к охраннику. — У меня полно на вас компромата. Не выпустите, и уже утром информация появится во всех газетах. Мой отец и ее муж, — кивнул Гордеев на меня, — об этом позаботятся. Выпустите по-хорошему, и никто не узнает, как вы тут развлекаетесь. Мы не идиоты и не полезем в бутылку, если вы не заставите. Мы просто хотим доставить девушку в больницу.


— Кто-нибудь из здесь присутствующих готов подтвердить это? — спросил охранник у других людей.

— Я беру на себя ответственность, — услышала я знакомый голос. Обернулась и встретилась глазами с тем самым коллегой Сергея, о котором говорил мне Ванька. Мы общались семьями, и именно по этой причине я понимала, что при разводе стерва-жена обобрала бы этого парня до нитки. — Я их знаю, — закончил он хрипло, глядя исключительно на меня. С намеком.

В принципе, он не рисковал. Всем нам было плевать, какими способами собравшиеся себя гробят, пока не идут на улицу пичкать наркотиками детей. Только после этого охрана убралась с нашего прохода и, кивнув коллеге Сергея, я убралась из этого проклятого места.

* * *

— У вашей сестры разрыв селезенки, кроме того имеется несколько сломанных ребер, одно из них проткнуло легкое, но опасности для жизни нет, — рассказывал доктор, хотя я слушала вполуха. Меня просто терзало чувство дежавю.

— Мы поняли, — ответил Ванька вместо меня. Я не хотела, чтобы его выставили прочь и соврала врачам, что он нам брат. Это было спонтанно и шокировало Гордеева-младшего до глубины души, но к черту. Меня трясло от пережитого, мои знакомые принимали наркотики, прилюдно совокуплялись и избивали женщин. На мой вполне себе разноцветный мир вылили ведро чернил, превратив его в массу негатива. Хуже того, мне стало страшно выходить на улицу в одиночестве. Кроме парочки человек, одним из которых был Ванька, я не верила больше никому. А «брат» бы не уехал, мне нужен был «брат».

— Вы зафиксируете побои? Возьмете пробы из-под ногтей? Проверите, не было ли… проникновения… в разные части тела?

Наверное, мне стоило больше волноваться о здоровье Лоны, а не о возмездии, но я слишком злилась на нее, чтобы говорить о другом. Меня просто раздирало на части от ярости. Врач от моего вопроса опешил.

— Конечно, — выдавил он. — Это стандартный протокол. Мы уже вызвали полицию… И вам еще стоит подумать о пластической операции.

— Делайте, что нужно, — кивнул за нас обоих «брат».

— Мне от вас понадобятся документы девушки, потому что при себе ничего не было обнаружено. И стандартные больничные вещи, конечно…

— Девушку зовут Илона, — процедила я сквозь зубы. — Не вынуждайте меня писать еще одну статью о врачебной халатности.

Доктор окинул меня далеким от дружелюбия взглядом и удалился.


— Поехали, Лона проспит до утра, — потянул меня за руку Ванька. — Нужно много всего сделать.

Напоследок я посмотрела на опутанное проводами тело сестры и внезапно испытала желание не пожалеть ее, а добить. Меня дико взбесила ее безответственность. Что должно было замкнуть в голове настолько, чтобы в одиночку отправиться в притон? Это просто ни в какие ворота!

— Фотографии из особняка у нас останутся, — говорил мне Ванька, усаживаясь в машину. — Они — единственный залог нашей безопасности. Зоя сейчас их прячет в безопасном месте. Саф, после первого нападения напиши статью об одном из участников оргий.

— Что? — переспросила я. Мозг отказывался воспринимать информацию.

— Ты же понимаешь, что мы никогда полностью не выйдем из этого особняка. За нами будут следить, может, пытаться убрать. Первые месяцы все решат. Наш с Зоей офис перевернут вверх дном сегодня-завтра в поисках документов, могут попытаться напасть. Но не на тебя, ты — жена политика, это опасно. Как можно быстрее подготовь статью о ком-то из этих людей, найди слабенький компромат вроде отказа от помощи человеку вроде Мани и опубликуй везде, где удастся, как только произойдет нападение. Пусть Новийский пробьет ее в какое-то издание. Они должны знать, что мы не шутили. Нужно поставить охрану у палаты Илоны. Не выходи из дома одна. Вообще.

Я смотрела на него и хотела забиться в истерике. Значит, вот такой теперь будет моя жизнь? Полной страха? Не знаю, как так, но внешне я была полностью спокойна. Хотя до адекватности было далеко. Кажется, звонил Сергей, но я не взяла трубку. Да и что было сказать? Твой друг, наконец, избил мою сестру до полусмерти? Или в таких случаях по этикету положено добавлять «поздравляю»?

Мы направились не домой, а к Лоне. За документами. Глядя на связку ключей, я не сразу вспомнила, какой подходит для квартиры. Чуть не разревелась, усмотрев в этом особую символику. Может, вторгайся я в жизнь сестры чаще, ничего бы не случилось? Или не вторгайся вообще. Если бы не я, Лона бы не нашла папку и не поехала к Петру. Ее бы не избили, в опасности не оказалась бы толпа людей. Глаза защипало отчетливее.

Оглядывая свою, но чужую квартиру, я пыталась понять, где сестра могла хранить документы. Покопалась в ящиках стола, но там оказался идеальный порядок из конспектов. Интересно, с чего я взяла, что учеба отвлечет Лону от глупостей? Мозги у нее имелись и раньше, но еще ни разу не мешали главному — искать ублюдка для замужества.

На мгновение сознание заволокло алой дымкой ярости, а когда, очнулась, содержимое ящика было разбросано по всей комнате, а тот, на счастье соседей, валялся на диване. Эффект мне неожиданно понравился. В следующий момент участь первого ящика разделил и второй, и третий. Ни в одном из них документов не оказалось, и я с чувством пнула папку с распечатками семинаров. Ванька наблюдал за мной молча.

Далее я направилась к шкафу и, сбросила на пол все, что нашла на полке. Бинго! Вот и документы. Цель достигнута, но желание громить квартиру никуда не делось.

— Ты не думаешь, что Илона не будет счастлива вернуться в такой бардак? — осторожно поинтересовался Ванька, стоило мне протянуться к полке с одеждой. Его пальцы сомкнулись на моем запястье, мягко намекая остановиться.


— О, пока она валяется на реабилитации, я все успею убрать тысячу раз. Я ведь все делаю для того, чтобы Лоне не было больно или обидно. И наивно жду, что окружающие помогут мне в этих попытках. Будь то мама, ты, Сергей или даже этот ее мудак. Вот только даже матушка понимает, что без толку ограждать ребенка, которому уже двадцать пять. Это мой персональный заскок. Лона выбирает ублюдков, а я ее спасаю. У каждого в этой жизни своя роль!

— Тогда я, должно быть, твой белый конь, — пошутил Ванька, прочувствовав аналогию.

Однако вместо смеха пришли слезы, и я порывисто стерла их ладонью. Обещала себе, что на этот раз Лона от меня рыданий не дождется, а все туда же. Мне начинало казаться это дурной традицией. Как только она делает глупость, я подбегаю, хватаю ее в охапку и утаскиваю в бункер пережидать очередное ненастье. Только на этот раз без последствий не отгремит.

— Поехали со мной, — вдруг скомандовал Ванька. — Только… предупреди сначала мужа, что задержишься.

— Не могу, — выговорила едва слышно. — Не могу об этом говорить.

Понятливо кивнув, Ванька направится к выходу, так и не выпустив моей руки. Боялся, что вырвусь или это был знак поддержки?

Мне было не очень интересно, куда мы ехали. Главное, чтобы не домой и не в больницу. Дороги не помню — только удивление, которое меня настигло, когда машина остановилась около спортзала Сан Саныча.

— Идешь? — спросил Ванька, и я запоздало поняла, что он уже давно открыл дверь машины и выдающее на меня смотрит.

Что ж, приходилось признать: то, что случилось с Илоной выбило меня из колеи сильнее, чем я готова была признать.

— Саф?

Мотнув головой в попытке отогнать наваждение, я толкнула свою дверь и вышла на пустынную ночную улицу. Было в районе трех часов ночи, где-то в пяти кварталах отсюда меня ждал сын, но я не могла к нему вернуться сейчас. Вряд ли Лешка бы по достоинству оценил мамочкин психоз.

Как оказалось, дверь черного входа спортзала можно было без особого труда открыть с улицы. Об этом, конечно, знали только местные, но мне все равно не понравилась такая беспечность. А вдруг проникнет грабитель, затаится и ударит Сан Саныча исподтишка. Теперь мне везде мерещились монстры.

— Зачем мы пришли? — спросила я Ваньку, когда мы добрались до подсобки, чтобы взять фонарик.

Гордеев, кажется, говорил что-то о верхнем свете, который не стоит включать, дабы не привлекать лишнее внимание. Мне было все равно, я едва улавливала происходящее.

— Затем, что тебе это необходимо.

Он снял со стены боксерские перчатки и отдал мне. Я не взяла, лишь одарила друга мрачным взглядом.

— Мне все это не нравится.

— Замечательное доказательство твоего психического здоровья, — не поддался на провокацию Гордеев.

Я схватила перчатки и вгляделась в лицо парня. Если бы он только улыбнулся — не выжил бы. Но Ванька, видимо, знал. Он невозмутимо пощелкал кнопкой на фонарике, выбирая режим, и направился в самое большое из помещений. К боксерской груше из тех, которые вешают на потолочный крюк совместным усилиями.

— Слушай, — начал Ванька, укладывая фонарик на лавку. — Не знаю, что бы посоветовал психотерапевт, но у меня есть один метод, помогавший во времена разборок с отцом. Когда есть человек, которого нельзя избить или обматерить, стоит обратиться… к ней, — Ванька указал на грушу, и я ошарашенно на него вытаращилась. — Работает безотказно.

Я, разумеется, не двинулась с места. Так и осталась стоять молчаливой статуей имени себя.

— Просто бей и говори. Представь на ее месте Петра. Или даже Лону. Скажи все, что думаешь, чтобы в голове не крутилось.

Секунд двадцать я молчала, пытаясь представить себя прыгающей и орущей на грушу, но не удавалось. Не сошла же я с ума.

— Вань… — начала.

— Нет, не Вань. Ты пойдешь домой к мужу и ребенку, обязательно сорвешься на них, тебе станет еще хреновее, Саф. Я тебе отвечаю. Клянусь, что никому не скажу. Я — могила.

— Шел бы ты подальше, могила, — тяжело вздохнула. — Мне неловко за то, что ты уже видел.

— Перед своим Новийским извиняться будешь, а я в курсе, что люди живые и реагируют сообразно ситуации.

Звучало разумно, и я поддалась. Покрутила на пальце обручальное кольцо, не зная куда деть. Боялась повредить во время ударов. Заметив мою нерешительность, Ванька протянул руку, предлагая подержать. Очень не хотелось отдавать ему лучший из подарков Сергея, но сумку я оставила то ли в машине, то ли в подсобке, а карману без замка доверять ценности нельзя.

— Саф, не дури.

Я сняла кольцо и передала ему.

Теперь не проходит и дня, чтобы я не думала: а что было бы, если бы не сняла? Или если бы положила в карман, на подоконник, да куда угодно? Нет, я не суеверная, но совпадение пугающее. Пусть мой брак разрушили не чувства к Ивану Гордееву, но он держал в руках наше с Сергеем благополучие слишком много раз, чтобы это можно было назвать нормальным. Та страшная ночь стала лакмусом для наших взаимоотношений. А дальше… дальше и тестов не нужно. Шторм поднял всю грязь, которую таило в своих глубинах море наших душ.


Первый удар вышел слабым и нерешительным. Груша насмешливо дернулась, но и только.

— И кто так бьет? — фыркнул Ванька. — Или ты пытаешься утешить эту бедненькую грушу? Пожалуй, ласки ей перепадает мало, но позволь напомнить: Петр твою сестру кулаками не гладил.

Я понимала, что он нарочно пытался спровоцировать мой срыв, чтобы выпустить пар, но черт возьми! Это работало. Одно напоминание о Петре, Илоне и том, во что превратилась их встреча, вызывало желание крушить. Я стиснула зубы до скрипа, чтобы не велеть Ваньке заткнуться.


— Саф, если ты сдерживаешься из-за меня, то это чушь собачья. В отличие ото всех остальных. Пройдет несколько часов, и ты останешься наедине с врачами, которые будут рассказывать тебе, как именно нужно резать лицо твоей сестры, чтобы она не осталась страшилищем. Твоя мать не поможет, твой муж пойдет на работу, оставив тебя наедине с ребенком. Потому что потребуется сначала разбираться в ситуации, ведь он верит, что Лона во всем сама виновата…

Это был последний гвоздь в крышку гроба. Я стиснула зубы, замахнулась и ударила. Не сдерживаясь. Груша чуть отклонилась и вернулась в начальное положение.

— Все еще паршиво, — резюмировал Ванька. — Серьезного вреда такой удар не нанесет, но заставит бить в ответ. Сильно. Очень больно.

Он говорил ужасные вещи, но честные. Хуже всего было понимать, что ни у меня, ни у Лоны не было ни единого способа противостоять Петру. Разница полов в том, что мужчины могут убивать женщин, не прилагая особых усилий, но не наоборот. Я годами занималась йогой, тренированные мышцы были видны глазу, но от моих ударов груша едва качалась, а некоторые парни сшибали ее с крюка.