Ты почувствовал себя лучше, но все равно продолжал курить «Camel» так, будто хотел втянуть в себя все ее нутро. Далеко в небе, окруженная вечерними сумерками, пульсировала прерывистая микроскопическая красная точка — самолет, беззвучно пересекавший по диагонали небесный свод над твоей головой. Ты следил за его траекторией, пока не почувствовал легкое прикосновение.

Ты резко обернулся и в крайнем удивлении обнаружил, что это была Сельваджа. Это она коснулась твоего плеча. Она, единственный источник твоего унижения.

— Извини, если я тебя испугала, — сказала она.

Ты жестом показал, что ничего страшного не произошло, и с силой выпустил дым из ноздрей.

— Я не знала, что ты куришь, — сказала Сельваджа.

— Значит, ты была пьяна в стельку в тот вечер… Вообще-то я курю иногда. А ты?

— Ну, знаешь, я не умею обращаться с алкоголем, — ответила она на этот раз немного смущенно.

— Да уж, — улыбнулся ты, вспоминая вечер, проведенный в «Prince». — Лучше скажи… Ты злилась на что-то в машине?

— Нет, а что?

— Мне так показалось.

— Вовсе нет.

— Ну, что-то все-таки тебя раздражало, ты странно себя вела.

— Вот еще. А если ты подумал, что я на тебя сержусь, то ты ошибался, дорогой Джонни, — засмеялась она и обняла тебя.

Ты попытался оттолкнуть ее, но слабо, и в следующее мгновение она прилипла к тебе, как присоска.

— Нет, я не могу на тебя сердиться, ты же мое сокровище! — воскликнула она.

Этого ты уже не мог стерпеть. Если она желала, чтобы ты мучился, пусть, но позволить ей высмеивать тебя при этом, нет уж, увольте! Ты оторвал Сельваджу от себя и долго и злобно смотрел ей прямо в глаза.

— Прекрати! — прошипел ты.

— Прекратить что? — удивилась она так, будто свалилась с небес.

Казалось, она действительно не понимала. Хоть ты и знал прекрасно, что за этим ангельским личиком скрывается хитрая гадюка, готовая ужалить тебя в любой момент, ты вдруг понял: что бы ты ни сказал теперь, она со своей фальшивой наивностью смогла бы опровергнуть любое твое обвинение. Например, даже тот очевидный факт, что она провоцирует тебя без причины. Она могла бы придумать миллион оправданий и в результате сделать из тебя палача, а из себя жертву и убедить тебя в этом!

Ваша мать стояла на пороге ресторана и просила вас вернуться к десерту.

Ты бросил на Сельваджу еще один полный ненависти взгляд и вернулся в зал, засунув руки глубоко в карманы джинсов, с единственным желанием съесть поскорее свой десерт, вернуться домой и проспать до утра. К сожалению, твое желание не входило в планы родителей. Как только вы снова уселись за стол, твой отец откашлялся и принял такой вид, будто собирался произнести речь.

— Ребята, — начал он, привлекая ваше внимание, — мама и я решили организовать сегодня этот ужин, чтобы сообщить вам приятную новость.

При этих словах мамина правая рука приблизилась к папиной и легла на нее.

— Мы решили, — продолжил он, — попробовать снова жить вместе. Кто знает, может, на этот раз у нас получится. Мы стали взрослее и мудрее, чем были в молодости… В общем, я считаю, что мы готовы к этому шагу.

«О да, чудненько!» — подумал ты, содрогаясь от одной мысли, что теперь придется жить вместе с Сельваджей. Боже правый, было невыносимо думать, что каждый день она будет терроризировать тебя. Ты как раз прикидывал, где бы взять силы, чтобы выдержать все это, как твой отец спросил:

— Ну, ребятки, что вы об этом думаете?

Ты и Сельваджа посмотрели друг на друга — оба с мастерски сыгранным равнодушным видом, ты мог бы за это поручиться.

— Прекрасно, — сказала она.

— Да, чудесно, — вторил ты невозмутимо, в то время как Сельваджа уже демонстрировала свою коронную фальшивую улыбку.

Да уж, прекрасно, нечего сказать. Проклятье. И мама, небось, снова беременна.

— Кроме того… — начала ваша мать после короткой паузы.

Ты выпучил глаза и мысленно стал молиться, чтобы это было не то, о чем ты только что подумал!

— Кроме того, — повторила мама, — мы сдадим в аренду квартиру на улице Амфитеатра и наконец-то снова будем жить все вместе под одной крышей.

Твой отец с довольным видом кивнул, а ты испустил вздох облегчения.

12

На следующий день ты снова отправился в бассейн. Ты хотел успокоить нервы, но не знал, то ли бороться, то ли сдаться и отступить. Ты пытался проанализировать все то, что случилось накануне вечером, но с тех пор, как Сельваджа вторглась в твою жизнь, тебе все реже удавалось доводить свои размышления до логического конца.

После привычных пятнадцати километров и многочисленных головомоек от тренера ты вылез из воды, чтобы передохнуть. Хоть ты и не выкладывался в полную силу, твои результаты с каждым разом становились все лучше. Подгоняемый тренером Бадольо по прозвищу Ужасный, ты постепенно превращался в рыбу, быструю, юркую, плещущуюся от радости в предвкушении все более вероятной перспективы принять участие в областных соренованиях по плаванию и выиграть их. Задача была тебе по силам. Это был серьезный этап в твоей жизни.

Ты сидел на скамейке расслабившись, чуть запрокинув назад голову, и пил минералку из бутылки, когда на противоположной трибуне заметил Сельваджу. Ты чуть не поперхнулся. Ты присмотрелся, чтобы убедиться, действительно ли это она. И это была она, черт возьми, собственной персоной.

Сразу же волна вопросов накатила на тебя. Зачем она здесь? Как она сюда попала? Она была одна? Почему она захотела посмотреть на твою тренировку? Но только на один вопрос ты смог найти ответ: как она нашла тебя? Вероятно, запомнила дорогу, когда приезжала сюда с отцом и матерью накануне. Но главным был вопрос, зачем она здесь, а не как она сюда попала. Она следила за тобой? Хотела проверить, правду ли ты говорил?

Ты надел шапочку, встряхнулся и расслабил немного мышцы, прежде чем вернуться в воду. Ты знал, что она наблюдает за тобой, и это отвлекало тебя от тренировки, ты не мог сосредоточиться так, как тебе бы хотелось. Ты сделал пару заплывов не останавливаясь, может быть потому, что не хотел знать, наблюдает ли она за тобой, или, может быть, именно потому, что в глубине души ты желал этого, ты хотел показать ей, на что способен, ведь ты был как рыба в воде.

Спустя сорок минут, наскоро сполоснувшись в душе, ты быстро оделся и выскочил на улицу. Она ждала тебя. Ты приблизился к ней и кивнул в знак приветствия.

— Ну а где таинственная плавчиха? Ты нас познакомишь? — спросила Сельваджа не здороваясь.

Она не выглядела рассерженной, но ты чувствовал в ее голосе враждебные нотки.

— Ее нет сегодня, — соврал ты как можно убедительнее.

Вы медленно пошли по дороге. Чем быстрее ты с ней расстанешься, тем быстрее твоя жизнь нормализуется, ну, по крайней мере, до следующей встречи. Она многозначительно посмотрела на тебя, как бы говоря, что с самого начала не верила в это.

— Зачем ты здесь? — спросил ты, пытаясь освободиться от неловкого чувства человека, которого поймали с поличным.

— Так просто, — ответила она и предложила: — Мне хочется пить, давай сходим на площадь Бра.

Ты бы предпочел отказаться, но, как всегда, не смог. В ней было что-то такое, что заставляло тебя подчиняться, ты не хотел разочаровывать ее. И к тому же площадь Бра была как раз по пути. Вы сели за маленький столик у открытого кафе и выпили охлажденной колы.

— За нас двоих, что ли, — сказала Сельваджа, когда разговор стал совсем вялым, и подняла свой бокал.

Ты увидел, как бурая игристая жидкость заискрилась в слабых лучах уходящего солнца. Ты не понимал, зачем она произнесла этот тост — «за вас двоих», тем более что у вас было не так много общего, но ты был польщен, потому что это могло означать, что на твое имя открывается кредит.

Настоящим вызовом для тебя была невозможность понять ее истинные намерения, и это еще больше разжигало в тебе интерес к Сельвадже, она была твоей загадкой, и ты с завидным упрямством, но, увы, безуспешно пытался ее разгадать. Если бы ты понял тайный смысл запутанных недоразумений и не поддающейся расшифровке манеры поведения, ты бы был уже, наверное, на полпути к разгадке ее личности и там, может быть, нашел бы силы оставить ее наедине со своими жестокими играми.

Но как бы там ни было, она стала доверяться тебе.

Она рассказала о своей жизни, о подругах, которых ей так не хватало, о людях, с которыми потеряла навсегда всякие контакты, хотя и желала всеми силами души обратного. Она говорила о том, какой чудесной была Генуя, как прекрасно было море и как здорово было, просыпаясь каждое утро, высовываться из окна своей комнаты и смотреть вдаль, пытаясь охватить взглядом великолепный профиль лигурийской ривьеры. Она призналась тебе, что чувствовала себя одиноко в Вероне. И не только потому, что никого не знала, кроме тебя. Ей было тесно в городе, где не было моря. Вся Верона простиралась на равнине. Правда, поблизости было озеро Гарда, но все равно его не было видно из города. Можно было бы, конечно, сесть в поезд и доехать до Венецианской лагуны, но… Там, где жил ты, приходилось довольствоваться бассейном.

Пока она говорила, перед твоими глазами проплывали видения: вы вместе едете в Венецию, или в Гардаленд[6], катаетесь на горных лыжах в Кортине[7]. Ты отвез бы ее, куда бы она ни пожелала. С тобой она забыла бы Геную, с тобой она смеялась бы, играла, разговаривала, влюбилась бы в тебя. Стоп, об этом немыслимо даже думать, хотя приходилось признаться, что на данный момент это было твое единственное, высшее желание.

— Мне одиноко, Джонни. — Лицо ее стало таким серьезным, как никогда.

Ты пристально посмотрел на нее, догадываясь, что под привычным беззаботным видом скрывалась беззащитная и испуганная девчонка. Вдруг слезы потекли из ее глаз, и ты окончательно растерялся. Эти слезы заставили тебя забыть и разочарование, и раздражение, которые ты до сих пор испытывал из-за нее. Теперь на свете существовала только она.

— Эй, — тихо сказал ты, не зная толком, куда смотреть. — Прошу тебя, не плачь. Успокойся.

Ты поспешил утешить ее и, сгорая от смущения, взял ее руку в свои, а мгновение спустя обнял. Тогда она немного успокоилась, спрятав лицо на твоей груди. Она прижалась к тебе, и ты понял, что любил ее, не мог не любить. Впервые ты отчетливо понял, что это было за чувство, которое переполняло тебя всякий раз, когда ты видел ее.

— У меня есть только ты, — шепнула она.

Ты ласково погладил ее по спине, улыбнулся и вдохнул аромат ее духов, зовущий, тонкий, нежный. В это мгновение ты понял, что если вдруг когда-нибудь ты решил бы исключить ее из своих мыслей, то не прожил бы и одного вздоха.

— Знаешь, что мы сделаем? — сказал ты, глядя ей в глаза и вытерая две слезинки большими пальцами. — Завтра я повезу тебя на целый день в Мальчезине[8], идет?

— Что это, Мальчезине? — спросила она, все еще всхлипывая.

Ее руки, почти воздушные, едва касались тебя, и в этот момент ты не представлял себе ничего более прекрасного, чем держать ее в своих объятиях и предаваться переполнявшей тебя нежности. Вы были такие похожие и такие разные телом и духом.

— Это такое место, — ответил ты, — называется Мальчезине. На озере Гарда. Там есть замок. А еще там можно выходить на канноэ, или под парусом, или как тебе больше нравится.

— Ты и вправду поехал бы ради меня? — воскликнула она так искренне, что и без слов становилось понятно, как нужна была ей эта поездка.

— Ну конечно, — ответил ты поспешно и смущенно поцеловал ее в голову, по-дружески растрепав ей волосы ладонью.

Она посмотрела тебе в глаза, и ты чуть не захлебнулся в этих изумрудных озерах. Казалось, что взгляд ее длился вечность, а тебе все равно было мало.

— Только мы одни? — спросила она, вдруг просветлев.

— Да, мы одни. Или, если хочешь, захватим еще кого-нибудь. Я могу позвать ребят, вот и познакомитесь.

— Нет, — сказала она тихо. — Я хочу быть с тобой.

Она снова приблизилась к тебе и снова прижалась лицом к твоей груди.

Ты не знал, сколько времени вы сидели вот так, обнявшись, испытывая неземное и в то же время простое человеческое счастье, счастье с закрытыми глазами, которое вдруг все прояснило до мелочей, и удивление от того, что привычное восприятие мира становилось излишним, потому что каждый из вас наконец оказался там, куда изначально стремился в ожидании чуда.

Просто ты никогда этого не знал и уж тем более не представлял себе, что когда-нибудь это случится. И все же цель была именно эта — понять через любовь, кто ты есть, ради чего живешь и что есть эта невидимая и сверхчеловеческая благодать.