Алекс Стюарт - Фиктивный брак

— В сущности, это я сказал, что ей надо уйти с ним.

Мальчик пристально посмотрел на дядю.

— Ты сказал ей, чтобы она ушла с этим занудой?

Слова, которые вырвались у него, казалось, совершенно не соответствовали тону, подводившему итоги долгих часов тайных раздумий молодого человека.

— Но послушай, она ведь твоя жена! Дядя Рекс! Ты женился на ней! Я считал, что она тебе нравится!

Траверс слегка пожал плечами.

— Это ужасная история. Что толку говорить о ней. Позже ты все поймешь. Я не смогу рассказать обо всем этом даже тебе. Но поскольку Джой была несчастлива…

— Несчастлива здесь? У нее хватило мужества сказать это? У Джой?

Траверс чуть не рассмеялся, увидев выражение негодующего изумления на юном лице племянника.

— Когда-нибудь, старина, ты поймешь, что если любишь женщину, то, прежде всего, думаешь о ее счастье, а поскольку Джой была здесь несчастлива… — (Губы Персиваля Артура безмолвно повторили слово «несчастлива».) — Во всяком случае, я не стал у нее на пути. Многие сочтут мое поведение ошибкой. Им ведь неизвестны все подробности. Они никогда не будут в состоянии понять меня. Но я поразмыслил и решил, что так будет лучше. Это все. И Джой не собирается возвращаться к нам. Спокойной ночи.

Но мальчик продолжал стоять, как будто его ноги приросли к кухонному полу. У него был такой взгляд, словно его дядя внезапно у него на глазах сошел с ума.

— Она с этим занудой? Джой? Вы сказали ей… Она с ним?

— К несчастью… — начал Рекс Траверс и сделал глубокий вздох. — Трудно объяснить тебе… И вообще тебе давно пора быть в постели.

(«В постели, — последовал в ответ презрительный взгляд Персиваля Артура. — Неужели он действительно будет продолжать твердить о какой-то там постели? Сейчас?»)

— Когда-нибудь ты, возможно, поймешь, что любой спектакль, любой розыгрыш никогда не приносит ни малейшей пользы. Если девушка не любит тебя и предпочитает кого-то еще, ничего с этим не поделаешь, старина, особенно если ты ее любишь. Как я говорил, ее счастье ты обязан ставить на первое место, поэтому…

Взволнованный, прерывающийся голос повторил:

— Она сейчас с этим занудой? И ты сказал ей, чтобы она ушла с ним?!

Траверс начал говорить какие-то резкости, дескать, в конце концов, это его личное дело, но по мере того, как он убеждал, мальчик, казалось, сделал умственный прыжок, чтобы поймать нужную мысль, когда она проносилась между ними в воздухе подобно невидимому крикетному мячу.

— Секунду! Дядя Рекс! Ты не знаешь? Черт подери, значит, ты не знаешь? Ты думаешь… Но она сказала мне сама!

— О чем ты говоришь? Иди спать.

— Спать? Как вообще кто-то может сейчас спать? Я хочу тебе сказать кое-что…

— Не хочу ничего слушать. Это затянется до завтрашнего утра.

— Да нет же!

— Да, затянется, я не хочу обсуждать сейчас эти вопросы. Позови в дом Роя и иди спать, старина, иди спать.

Траверс поставил пустую чашку. Он совсем выдохся; также чувствовал себя и мальчик, по крайней мере, должен был чувствовать. А вместо этого отъявленный сорванец с блестящими и ясными, как у младенца, проснувшегося для полуночного кормления, глазами был переполнен разговорами и вопросами, словно у его дяди только одна забота, как удовлетворить ненасытное любопытство племянника. Траверс повернулся к двери кухни.

— Ступай вперед, а я погашу свет и тоже приду.

— Дядя Рекс, я не могу, я не пойду. Ты должен выслушать меня! Это очень важно — то, что я скажу.

— Ну, так что же? — спросил Траверс, повернувшись в ожидании ответа. В конце концов, этот бодрствующий настойчивый мятежник, этот слишком возбужденный юнец — единственное, что осталось у него на свете. — Зачем все это?

Мужчина и мальчик внимательно смотрели друг на друга в этой блестящей, начищенной, дьявольски великолепной французской кухне с ярким освещением. Рекс Траверс, крупный, благопристойный, выглядевший весьма подобающим образом в своем костюме и белой куртке, стоял на фоне сияющей плиты Мелани. Персиваль Артур, оборвыш в старом, мятом и драном плаще, в пижаме, застыл рядом с ослепляющим великолепием боевого порядка горшков, банок, сковородок, кастрюль. Его глаза, ясные, внимательные, несколько дерзкие, с той долей самоуверенности, которая свойственна юности, ибо вся жизнь еще впереди, встретились со взглядом, полным безнадежного отчаяния, сознающим, что лучшая часть жизни позади, поскольку самая сладкая мечта так безжалостно отнята.

— О чем ты хочешь сказать, старина?

— О том, что Джой говорила мне.

— Что? Когда?

— Ты знаешь, в тот полдень Джой поехала со мной в графской автомашине «Альфа-Ромео».

— Я помню тот полдень. (Мог ли он его забыть?)

— Так вот, мы пошли в музей. Рыбы, моллюски, черепахи — одним словом, океанография. Тогда-то мы и встретили впервые этих тошнотворных Фордов. И, когда возвращались домой, Джой сказала… Я должен тебе многое сообщить, дядя Рекс. Слушай.

Он пристально смотрел в лицо опекуна, повторяя слово в слово то, что было сказано ему Джой на обратном пути из Монако. Дословно передавалась теперь та странная беседа, врезавшаяся в память молодого человека.

— …И в отношении ее помолвки. Я имею в виду ту первую, с голубым кольцом. Я спросил Джой: «Почему она была внезапно расторгнута?» Та ответила: «Он устал от меня».

— Что? От Джой? Кто устал?

— Форд. Зануда Форд. Поэтому я возразил: «Только что, когда он смотрел на тебя, не казалось, будто ему все надоело!» Джой промолвила: «Нет, потом он говорил, что было не так». Я заметил: «В таком случае, люди опять могут прийти к такому состоянию, когда не устают друг от друга. Какое сумасшествие!» Но с Джой этого не произошло, во всяком случае, по отношению к Форду! Она сыта им по горло, вот так!

Рекс Траверс покачал головой. У него опять перед глазами возникли красные огни задних сигналов автомашины, уплывающей в ночь вместе с Джой. Ее увозил человек, которому она сказала: «Я хочу, чтобы ты забрал меня отсюда, сейчас!»'

— Он надоел ей. Она едва не умирала от скуки, — настаивал Персиваль Артур с чрезмерной серьезностью для такого юноши с петушиным голосом и хлипким телосложением. — Я знаю, что он докучает ей. Джой говорила мне. По крайней мере, говорила кой-какие вещи. Часто! Поэтому я спросил ее прямо… об этом… этом, — казалось, он подыскивает слово, но так и не нашел подходящее выражение. — Зануде. И когда…

Мальчик с трудом перевел дыхание и заговорил еще сбивчивее:

— Когда я сказал ей: «Ты сейчас сильнее влюблена в Рекса, чем в Лондоне?..»

Смысл фразы как-то ускользнул от него. Траверс неожиданно напрягся, пристально посмотрел на племянника. Он, тридцатитрехлетний мужчина, сейчас разговаривающий с пятнадцатилетним подростком, не был больше его опекуном и попечителем. Мальчик казался значительно старше своего возраста, и Рекс быстро спросил его, как мужчина мужчину:

— Когда ты это сказал, старина, что ответила Джой?

— Она ответила: «Да, я думаю, что да».

— Она так сказала?

— Так же верно, как и то, что мы живем. Я разговаривал с Джой… о, я заставил ее откровенно признаться. Терпеть не могу, когда женщины делают вид, что не знают твердо, чего они хотят; как будто есть люди, не ведающие, чего хотят… Когда она говорила о своей влюбленности, о тебе: «Думаю, что влюблена…» — я спросил: «Ты можешь сказать это с уверенностью?» Вот именно так. И Джой ответила: «Да, я уверена».

Мужчина, так любивший Джой, устремил свой невидящий взгляд в пространство. Он действительно не видел ни плиты, ни банок, ни кастрюль… Он видел залитый солнцем балкон и этот очаровательный взгляд невинного смущения, старательно скрываемый и все же пробивающийся сквозь маску благоразумия, он видел восторг в глазах своей Джульетты. Ах, как сладостно было лишь несколько дней назад. Разве его собственный инстинкт не нашептывал ему тогда: «Она твоя»? А потом она встретила своего старого возлюбленного, но ведь после встречи с Фордом она говорила с мальчиком и сделала почти невероятнее признание.

— Ты уверен, что Джой сказала именно так? Такими словами?

Последовавший затем гневный резкий смех был не только протестом Персиваля Артура, но и его бесчисленных сверстников, которые еще не пользуются всеми правами и, увы, вынуждены терпеть эту жестокую глупость взрослых, которые медленно соображают и туго понимают.

— Конечно, я уверен. Джой сказала: «Да, я влюблена».

— Имея в виду меня?

— Да! — заорал юный Фитцрой прерывающимся голосом. Он сжал руку дяди. — Влюблена в тебя, в тебя! И она вышла замуж за тебя. И была здесь, и прекрасно себя чувствовала в твоем доме, твоя жена, твоя! И все хорошее, что ты мог для нее сделать, это сказать, чтобы она ушла отсюда вместе с этим занудой! И это после всего, что она мне говорила!

— Ты думаешь, она имела в виду?..

Мужчина, любивший Джой, словно ждал пророчества от какого-то оракула.

Мальчик снова взял себя в руки. Он ответил просто и спокойно:

— Она имела в виду, что там все в порядке. Я знал это до того, как спросил ее.

И тогда Рекс Траверс почувствовал, что он тоже знал. Разве не нашептывал ему его собственный инстинкт? Разве взгляд и мимика Джой не выдавали ее… вплоть до жеста, пылкого, бурного, порывистого, требующего свободы? Если бы он был ей совсем безразличен, могла бы она сказать так многословно: «Доктор Траверс, почему вы не женитесь на мне?» Теперь же она просто закричала: «Почему вы не даете мне уйти?»

Она никогда не хотела уходить. Она любила. Даже мальчик знал это. Даже этот малыш! Джой любила. Радость хлынула в душу Рекса Траверса подобно тому, как поток устремляется вниз на раскаленные солнцем камни. Не понимая, что делает, он складывал в кучку разбросанную после ужина посуду, и на какое-то мгновение его лицо озарилось непроизвольной и какой-то по-мальчишески открытой улыбкой… Она исчезла так же внезапно, как и появилась; пробили часы на кухне…

Мальчик громко вскрикнул:

— Три часа? Джой уехала больше часа назад. Уже больше часа, как она с этим занудой. Куда они направились, дядя Рекс?

Траверс в оцепенении смотрел на часы. Уехали больше чем даже два часа назад… и куда?

«Три часа, — подумал Джеффри, направив взгляд на небольшие аккуратные часы на приборной доске „Крайслера“. — Мы сделали… сколько же миль? Джой все еще спит. А машина идет отлично».

Всего лишь мгновение прошло, как он понял, что Джой была влюблена в него все эти впустую потраченные недели. Тогда Траверс вспомнил и другое. Из-за его собственной слепоты она теперь мчалась куда-то со скоростью сорок миль в час с другим человеком. Еще один миг, и он уже знал, что следует делать дальше.

Он вышел из кухни, поднялся наверх на балкон, потом сбежал вниз по ступенькам в сад, направляясь к ограде. За ним следовал по пятам ошеломленный мальчик в пижаме и плаще.

— Дядя Рекс, куда ты?

— Хочу поймать молодого Смитсона.

— Пилота? — Сердце учащенно забилось. — О, ты хочешь сказать?.. Ты собираешься просить, чтобы он на своем самолете полетел вслед за ними, да?

Траверс молча кивнул головой, торопливо шагая между кустов сирени.

— Тогда… тогда ты ее вернешь обратно сюда? Траверс кивнул, продолжая вышагивать.

— Я помчусь вперед, в гостиницу мистера Смитсона, хорошо?

— В казино. Может быть, он все еще танцует, — последовал отрывистый совет от Рекса; он рывком открыл калитку, но мальчик уже стоял на дороге, опередив его.

— Послушай. Послушай… Разве это не?.. Нет. Он, должно быть, ушел из казино… Стой! Вот удача! Это его машина.

Персиваль Артур Фитцрой за время летнего периода отшлифовал свою способность распознавать шумы различных легковых автомобилей на дороге и легко мог отличить «голос» «Альфа-Ромео» графа от сотни других таких же. Сейчас он узнал приближающийся шум «Ситроена» Алана Смитсона.

В мгновение ока мальчик оказался на середине дороги, испещренной световыми полосами от фар приближающегося автомобиля.

— Осторожнее! — резко крикнул Траверс. — Ты попадешь под машину!

Персиваль Артур ничего не слышал. Распахнувшийся плащ съехал с плеча, когда он поднял руки, чтобы остановить автомобиль. И как раз вовремя! Молодой Смитсон, который отвозил девушку с танцев в пансионат «Гольф Жуан», теперь возвращался к себе в гостиницу и довольно поздно заметил в свете фар возникшее из темноты цвета индиго освещенное, подобно духу, существо — сплошное фантастическое сияние белокурой головы и розовато-лилового тела. Яростно заскрежетали тормоза. Он едва успел остановиться всего лишь в полуярде от этого призрака.

— Какого черта?.. А! Это ты — юный дьяволенок… О, добрый вечер, доктор Траверс!

Мужчина, спешивший за мальчиком, нетерпеливо и решительно обратился к водителю:

— Извини, Смитсон. Мне нужен самолет. Как твой «Мотылек»?