Алекс Стюарт - Фиктивный брак

— «Мотылек»? Зачем?..

— Ничего серьезного. Просто нужен сегодня до полудня.

Летчик моргнул и непонимающе уставился на доктора.

— Он там, наверху, в моей…

— Ты должен одолжить его мне на время.

— Конечно, ради Бога. В любое время, сэр.

— Это очень важно для меня.

— Договорились, — быстро произнес пилот. — Садитесь. Доставлю вас к нему сию минуту. К счастью, я установил маленькую лампочку на щитке управления, и теперь вы сможете видеть все приборы.

Он завел машину. На сиденье рядом с ним прыгнул крупный доктор в парадном костюме и белой полотняной куртке. Они отправились в путь в тот самый момент, когда Ариэль в плаще и пижаме сделал парящий прыжок на подножку автомобиля и зацепился за его корпус. Машина помчалась вперед, и первое впечатление Смитсона (согласно которому летающий доктор, как и его маленькая жена на танцах, был подвержен внезапным приступам идиотизма) уступило место убеждению, что Траверс, по-видимому, получил SOS с места какой-нибудь катастрофы, где на счету была каждая секунда. Прекрасно! Теперь все станут использовать самолет как единственный способ быстро добраться в нужную точку.

— Еще минут семь, не больше, и мы на аэродроме, — пробормотал Смитсон успокаивающе, прибавляя скорость (для него любой клочок земли, где он мог сделать посадку и поставить в ангар нежно любимый «Мотылек», автоматически становился аэродромом). — У меня летное поле на холме, как раз над теннисными кортами. Я постараюсь все ускорить.

— Чрезвычайно признателен вам.

Во время этой сумасшедшей гонки мозг Рекса Траверса напоминал пропеллер.

Итак, он разыскал Смитсона, получил «Мотылька».

Что дальше?

У него была одна идея, как и у Джеффри. Единственное место, куда отправляются люди на автомобиле с Ривьеры, — это Париж.

Пятьсот миль до Парижа. В Рид? Крийон? Муаси? В одну из этих гостиниц, куда Форд предположительно может доставить Джой.

Его мысли летели вслед за беглецами. В этот час очень мало машин, направляющихся в Париж. Не такое уж трудное дело, как могло бы показаться, найти иголку (всего-то один скрывшийся автомобиль с удиравшими возлюбленными) в этом стогу сена, на темных дорогах Южной Франции. Не так уж тяжело, глядя вниз, различить «Крайслер», несущийся на север. У Форда была странная привычка вести машину с двумя зажженными боковыми фарами, а также и с передними фарами. Да, он помнил это. Хорошо! Во всяком случае, несчастные, примитивные, привязанные к земле автомашины, как считал Траверс, зависели от дороги. А для летчика — никаких преград, все небо, все воздушное пространство его! Что же касается освещения, то спасибо удаче, тучи рассеялись и открыли большой ночной «светильник». Полная луна озарит ему Альпы, устье Роны. Потом бесчисленные звезды… А некоторое время спустя наступит рассвет.

Не так уж трудно будет различить этот «Крайслер», который тащится со скоростью тридцати, самое большее сорока миль в час! А всего вероятнее — от двадцати пяти до тридцати. Траверс готов держать пари, что этот парень не был адским ночным водителем. Им осталось еще миль пятьсот до Парижа. А для него несколько часов полета. Он бы мог лететь со скоростью более восьмидесяти. Да еще попутный ветер! И уже казалось, что он летит на крыльях…

Но стоп… ведь они могут быть всего лишь в Авиньоне. На расстоянии двух часов. Первая остановка — Авиньон, в городе разрушен мост. Вот куда направится и он. А что потом? Сделать посадку как можно ближе к Октруфу. Приземлиться на одном из этих огромных лугов между рекой и дорогой. Скажем, в Октруа, и задержать первую английскую машину, едущую с побережья. «Крайслер», блестящий автомобиль, с английской леди и джентльменом. Надо задержать эту машину, не дать ей проехать!

— Важно, срочно, — вслух пробормотал Рекс, — вопрос жизни или смерти.

— Верно! — закричал сбоку молодой Смитсон. — Вот мы и здесь.

Бежал он, бежал Рекс. А перед ними к участку поля, расположенного высоко за теннисными кортами, несся, одолевая горный подъем, легкий Ариэль в развевающемся плаще.

Они зашагали туда, где при лунном свете стоял неподвижный «Мотылек»; его крылья были подобны гигантским ветвям или гигантским распростертым бледным рукам.

Мальчик уже был рядом с ним и развязывал веревки, закреплявшие чехол самолета. Он казался пажом, усердно готовившим своего рыцаря к смертельной схватке. Каждый жест выдавал его горячее рвение и в то же время ребяческую нетерпеливость.

В течение минуты или двух, пока самолет разогревался, произошел обмен несколькими словами. Энергичный владелец «Мотылька» бросил мальчику:

— Опять хочешь подняться в воздух?

С мучительным вздохом тот произнес:

— Дядя Рекс, не мог бы я?..

— О чем ты?.. Ты? Нет, нет, старина. Не сейчас. Как бы то ни было, в «Мотыльке» только два места.

Смитсон спросил:

— Может, я полечу с вами, сэр? Траверс быстро покачал головой.

— Справлюсь один. Мне надо кое-кого привезти обратно, как вы понимаете.

— Но вы же не собираетесь лететь в таком виде, верно? — Смитсон бросил взгляд на парадные брюки и белую полотняную куртку. — Вот… — Он стащил с себя кожаное пальто на овечьей шерсти, шарф, накинул на плечи умудренного летчика, а затем поспешил к пропеллеру. — Перчатки и шлем в кабине, под сиденьем. Где-то там и карта. Ну, что ж, удачи, сэр. Надеюсь, вы найдете кого надо…

Ночь наполнилась нарастающим жужжащим шумом, потом ревом. Внезапно оживший светлокрылый призрак быстро побежал по земле. Позади среди разбросанных чехлов стояли юный пилот с еще более юным мальчиком, пока не ставшим пилотом. Застыв, они следили за самолетом. «Мотылек» незаметно оторвался от земли и покинул поле; он был уже в воздухе, он поднимался все выше и выше! Два молодых лица запрокинулись в ночное небо, наблюдая за полетом по сигнальным огням, постепенно уменьшавшимся, как тающие на заре звездочки.

Внезапно Персиваль Артур распростер руки, словно оперившийся птенец собрался взлететь в небо.

Но только Рекс уже взлетел по-настоящему и теперь парил в воздухе.

И руки мальчика беспомощно упали вдоль туловища.

И долго еще в темноте был слышен гул набирающего скорость самолета…

В то время как там, наверху, Траверс стремительно проносился сквозь ночь, двумя тысячами футов ниже мчался «Крайслер» Джеффри Форда.

Сорок, пятьдесят, пятьдесят пять миль пути оставалось позади по мере того, как ничего не подозревающий о преследовании Джеффри вел машину, увозя с собой чужую жену, все еще крепко спавшую рядом.

«Мог ли кто-нибудь, — думал раздраженный Форд, — представить себе молодую женщину, до такой степени неспособную оценить сложившуюся ситуацию? Романтика… А она спит, как младенец в коляске…»

Время от времени на протяжении этого стремительного движения через спящую страну. Джой смутно сознавала тот факт, что находилась в машине, неумолимо уносившей ее прочь от своего дома. В какой-то момент ей показалось, что рядом был Рекс, Рекс, поправляющий плед на ней. О, какой сладкий сон, слишком сладкий, слишком мучительно-сладкий сон, пробуждение от которого должно было произойти в раю… Джой не проснулась, а после проблеска блаженного сновидения погрузилась в еще более глубокий сон, забыв обо всем на свете…

Джеффри, примирившись со своим недовольством, вел машину, несясь вперед и вперед…

Через какое-то время он начал хмуриться, не столько от гнева, сколько от недоумения. Джеффри Форд (никогда не относившийся к тем водителям, кто даже не в экстремальных ситуациях изучает состояние и возможности своей машины, прежде чем пуститься в путешествие) не мог понять, чем вызвано скверное поведение его безукоризненного, надежного «Крайслера» с достаточно приличной мощностью — в четырнадцать лошадиных сил.

Постепенно, по мере того как ночь шла на убыль, машина стала замедлять ход. Не помогли ни хмурый взгляд хозяина, ни его эксперименты со многими приспособлениями, ни его борьба с ускорителем и приводом. Надо отдать должное французскому языку, который создал для подобных случаев превосходное, краткое и всеобъемлющее слово «авария». Немцы говорят «неудача». В английском языке, который, как считается, создал самые короткие, графически четкие, односложные слова, нет ни одного, отражающего неполадки с машиной, связанные либо с нарушением работы двигателя, либо с тонким платиновым припаянным диском на головке винта магнитного прерывателя контактов, который, возможно, уже использовал отпущенный ему срок жизни.

«Крайслер» продолжал снижать скорость; Джеффри продолжал бороться. Тщетно! Все медленнее и медленнее тащилась машина вдоль дороги и, в конце концов, под ворчание своего владельца и вовсе остановилась.

Вот тогда Джой внезапно проснулась. Чувствуя, как у нее затекли ноги и руки, замерзло лицо, она открыла глаза, моргнула и с горечью все вспомнила.

Рекс сказал ей, что она может уйти. Она уехала в Париж с Джеффри Фордом.

Машина остановилась. Неужели это Париж? Она стала вглядываться в пейзаж, смутный и расплывчатый, как предметы в воде на дне омута. Нет, это был не Париж. Похоже на центральную часть страны; все вокруг пустынно, холодно, тускло, неуютно; и машина стояла, и Джеффри, наклонившись вперед, возился то с одним, то с другим узлом.

— Джеффри?

— Слушаю тебя, — Он повернулся к ней. При свете огней машины его мальчишеское лицо казалось беспомощным и озабоченным.

— Где мы, Джеффри?

— Один Бог знает где! Джой, я должен сказать, все крайне неудачно. Я ужасно расстроен, что-то случилось. Бензина полно, не в этом дело; все вроде осмотрел. Что-то вышло из строя в этой проклятой машине.

— О Джеффри, но что?

— Боюсь, это то, в чем я бессилен, она меня победила.

Водителей можно разделить на две категории — прирожденных асов и тех, кому надо долго и прилежно обучаться этому искусству.

Ко вторым можно отнести и мистера Джеффри Форда, чье знание автомобиля ограничивалось его тонким вкусом в отношении обивки и окраски кузова; чье умение чувствовать дорогу оставалось элементарным, в то время как его литературное чутье все больше и больше совершенствовалось, и для которого машина никогда не станет той сложной индивидуальностью, напоминающей женщину, полную темперамента, ответного чувства, всяких капризов, симпатий, состраданий и побед. Для прирожденного шофера любовь к машине превосходит по силе любовь к женщине.

Для Джеффри это было просто удобное механическое чудовище, служившее для быстрого передвижения с места на место. Все было замечательно, пока мотор хорошо работал. Но если он начинал барахлить, преуспевающий романист сразу становился зависимым от самого последнего работника гаража, от любой придорожной бензоколонки. Что с ним и произошло сейчас. Но в этом месте Прованса, которое избрал «Крайслер», дабы причинить неприятности своему хозяину, не было ни гаража, ни колонки, ни механика. Здесь не было ничего, кроме линии электропередач и холма, покрытого виноградными лозами, справа да огромной равнины с кукурузным полем слева, в шахматном порядке расчерченным квадратами на черные участки пашни и светлые жнивья. Спереди и сзади тянулась длинная автострада, на которой теперь неподвижно стоял, как столб, роскошный, хорошо оборудованный «Крайслер». Его аккуратные маленькие часы (единственный элемент в нем, который еще работал) показывали, что они ехали около трех с половиной часов. Среди огромного запаса цитат романист выбрал одну из Хайяма:

«Час, когда юная любовь просыпается на белом плече!»

Этот час… Джеффри вспомнил, что о нем было точно сказано: «Это час, когда человеческая энергия, жизнеспособность достигают своего минимального уровня, полного упадка».

Лишенный жизнеспособности, раздражительный Джеффри опять повернулся к девушке, с которой они предприняли это в высшей степени безумное бегство.

— Ну, что ж, вот мы и приехали, полагаю, здесь останемся до тех пор, пока не появится помощь в виде случайной машины.

Джой Траверс ничего не сказала. Она была слишком огорчена, чтобы говорить.

— Как только мы услышим звук какой-нибудь машины, я выскочу, — добавил Джеффри вялым голосом, — и остановлю ее.

— Это обязательно надо сделать? — прерывающимся от волнения голосом спросила Джой, пугаясь при мысли о посторонних людях.

— А как же иначе? — ответил Форд, находя затруднительным сохранять отношение Казановы-Галахада с нежеланной девушкой при таком фиаско.

— Разве это единственная возможность выкарабкаться?

— О, я полагаю, что так.

Нащупав платок, Джой вытерла холодный маленький нос, ее пронзило отвращение при мысли о каких-то людях, спешащих сюда, чтобы увидеть ее сидящей в такой неуютной обстановке, в столь компрометирующий девушку час, на расстоянии многих миль от дома, да и вообще в одной машине с мужчиной.

После обнаружения ее в подобных обстоятельствах она вряд ли сможет надеяться на что-то хорошее…