— Мы только окунемся, — сказал тогда он.

Джеки помнила, как, помедлив, она, не говоря ни слова, сняла платье, которое бесшумно упало на палубу. Вода возбуждающе заструилась у нее между бедер, словно по ее коже пробегали нежные пальцы. Ощущение было таким сильным, что у нее перехватило дыхание. Потом она засмеялась и поплыла к берегу. Дрю вышел из воды вслед за ней, неторопливо подошел и сел рядом. Он придвигался к ней все ближе и ближе, а она, вцепившись в камень, на котором сидела, вдруг почувствовала ужасное смущение.

Дрю начал ласкать ее мокрые ноги, а потом, крепко сжав в объятиях, вошел в нее так резко, что она вскрикнула. Он закрыл ее рот поцелуем. Джеки чувствовала его в себе, чувствовала его тело и если пыталась сопротивляться, то словно споря с самой собой, ведь она хотела этой близости. Запрокинув голову, она извивалась под ним, чтобы еще немного продлить это невероятное, сжигающее наслаждение, которым никогда нельзя насытиться. Разве не об этом она мечтала?.. Если бы не это ее предательское ответное вожделение, то происшедшее больше походило на изнасилование… Впрочем, позднее Дрю был с ней очень обходителен, почти нежен. Иногда ей казалось, что он читает ее мысли.

Их роман длился целое лето, пока они были на мысе Код. И все это время она работала над будущей постановкой. Пожалуй, она была влюблена в Дрю, а тот искусно поддерживал их любовные отношения, отличаясь безукоризненным вниманием к ней: подарки, прогулки по морю, клятвы — все это непременно предшествовало тому моменту, когда он затаскивал ее в постель, уверяя, что «не может без нее обойтись».

— Привет! — услышала Джеки.

Застигнутая врасплох, она смущенно оглянулась.

— Ты, должно быть, Джеки? — спросил вошедший молодой человек.

Об этом не так уж и трудно было догадаться, поскольку она была очень похожа на Дэвида.

— А ты… — пробормотала она. — Ты…

— Я Джемми.

— Конечно. Извини. Я немного задумалась…

Джемми улыбнулся и пожал протянутую ею руку. В его глазах светился нескрываемый интерес.

— Кажется, ты приехала рановато? — сказал он, имея в виду занятого в кабинете отца.

— Да, пожалуй.

— В тебя можно влюбиться, — продолжал он, не отпуская ее руку. — Впрочем, ты и сама знаешь, насколько хороша.

Джеки покраснела.

— А ты всегда такой… — Она запнулась, подбирая подходящее слово.

— Прямолинейный? — подсказал он.

— Вообще-то я назвала бы это иначе, — пробормотала Джеки, высвобождая свою руку.

— Прямолинейный или как там еще — такой я, наверное, и есть, — кротко согласился Джемми. — Мой отец никогда не учил меня обходительности.

Она подумала, как в нем еще много мальчишеской нетерпеливости и непосредственности. Интересно, сколько ему лет? Ее отец как-то упоминал о его возрасте. Наконец Джеки вспомнила: ему двадцать четыре года. У нее было странное ощущение: он казался ей одновременно и младше, и старше своих лет.

— Я должен идти, — сказал Джемми. — Меня ждет Клэр. — Он приподнял руку, через которую была переброшена красная шаль. — Она попросила принести ей это.

— Вы собираетесь на прогулку?

Он кивнул.

— Ладно, еще увидимся.

— Очень на это надеюсь, — с теплой улыбкой сказал Джемми.

— Передай от меня привет Клэр, — попросила Джеки.

— Обязательно, — уже стоя у двери, пообещал он.

Джеки посмотрела в окно. Джемми стремительным легким шагом пронесся по дорожке перед домом. У него была грация атлета, и смотреть на его движения было одно удовольствие. Догадывался ли он сам об этом?

Итак, ему двадцать четыре. Он на шесть лет младше ее. Однако разница в возрасте кажется еще значительнее. Должно быть, все дело в том, что с некоторых пор в ней проснулись материнские чувства.

Джеки допила джин с тоником, и ее мысли неохотно вернулись к Дрю и его «другой женщине». Эти воспоминания мучили ее.

Удивительно, как это она могла быть такой дурой, что не поняла сразу, не почувствовала кожей, что Дрю спал с другой. В конце концов он серьезно прокололся, и та, другая женщина ухитрилась раздобыть у него телефон Джеки. Трудно поверить, но она позвонила Джеки и рассказала все — со всеми гадкими подробностями. В конце своего рассказа она даже всплакнула. Не то жаловалась, не то пыталась шантажировать. Джеки с отвращением бросила трубку и принялась собирать вещи.

Несколько мгновений она сидела и вслушивалась в тишину. По крайней мере Дрю оказался не слишком удачливым «охотником». По-видимому, он имел какое-то отношение к Кароччи, влиятельному и богатому итало-американскому семейству, и регулярно получал деньги. Он даже заговаривал о том, чтобы отвезти ее познакомиться со своими родителями, которые якобы жили на острове неподалеку от Капри, и обещал ей там классный отдых. Она поверила ему. Да ведь, собственно говоря, у нее не было никаких оснований не верить. И к тому же на вечеринку ее матери просто не мог попасть случайный человек — кто-то, кого бы предварительно не проверили и не перепроверили. Тем не менее Анжела предостерегала ее относительно Дрю. Впрочем, Джеки давным-давно перестала прислушиваться к советам матери — может быть, лет пятнадцать тому назад.

Тони Кассини, третий муж матери, переполнил чашу терпения Джеки. Когда она праздновала свое пятнадцатилетие, он полез к ней с поздравлениями и при этом обнимал ее чересчур уж крепко, а целовал слишком долго. Так долго, что его губы успели переместиться с ее щеки к дрожащим полураскрытым губам, а затем и на ее шею. Потом вдруг появилась мать. Она словно подгадала этот момент. Появилась и застыла на пороге со свирепым выражением на улице. Вообще-то Джеки была весьма обрадована ее появлением, но мать густо покраснела, а потом, шагнув к дочери, вдруг залепила ей увесистую пощечину, которая едва не сбила ее с ног и надолго оставила след на лице. Звук был похож на удар бича. После пощечины в комнате воцарилась мертвая тишина, а мать и дочь молча смотрели друг на друга. После этого случая Джеки отправили в Англию, к отцу.

Воспоминания были до того отвратительны и мучительны, что Джеки с радостью выбросила бы их из головы навсегда.

Она встала и подошла к небольшому роялю отца. На его сверкающей полированной крышке в беспорядке валялись старые театральные программки. Большинство с фотографиями Дэвида. Это были этапы его актерской карьеры. Здесь ничего не изменилось и, казалось, не изменится никогда. Последнее обстоятельство заключало в себе, может быть, главную прелесть этого дома.


— А как насчет независимых продюсеров, таких, как Ллойд Вебер и Камерон Макинтош? — поинтересовался Дэвид. — Полагаю, ты обращалась к ним?

Джеки кивнула и устало улыбнулась, глядя на своего высокого седовласого отца.

— И не забудь, есть еще Роберт Фокс, а также Тельма Хольт. Они тоже могли бы помочь.

— Все они были со мной очень милы и вежливы, однако никто из них не проявил особенного интереса. Они уверены, что «Мэрилин» не будет иметь успеха, — печально ответила она. — Кроме того, все они связаны другими проектами.

— Думаю, они просто осторожничают, но ты не должна осуждать их за это. Ты же знаешь, что в прошлом году провалилось сразу десять мюзиклов, и люди, вложившие в них деньги, потеряли несколько миллионов фунтов.

— Да, я знаю, — ответила она. — Но такие мюзиклы, как «Мисс Сайгон» и «Фантом», продолжают приносить доход.

— Что они из себя представляют, эти мюзиклы! — сдержанно улыбаясь, проговорил Дэвид. — Одна позолоченная чепуха, и больше ничего.

— Конечно, ты прав. Это больше похоже на игру в рулетку или лотерею, чем на искусство… — со вздохом согласилась Джеки, но тут же добавила: — Однако в основе моей постановки биография яркой личности, и каждый человек найдет в ней что-то для себя. Она содержит в себе все слагаемые успеха. По-моему, «Мэрилин», с коммерческой точки зрения, стопроцентное предприятие.

Дэвид лукаво улыбнулся.

— Все так говорят о своих постановках… — мягко заметил он, внимательно посмотрев на дочь.

— Папа, я работала над этим целых пять лет! — горячо воскликнула она.

— Знаю, Джеки.

Ее лицо разрумянилось от возбуждения. Таким же и он был когда-то. Только много-много лет назад.

— А ты обращалась в Комитет по культуре? — поинтересовался Дэвид.

— Ты, наверное, шутишь! — ответила Джеки с едва сдерживаемым раздражением. — Если бы у них и были деньги, то едва ли они дали бы их продюсеру, о котором еще никто не слышал… Вдобавок не забывай, сейчас никто не желает связываться с мюзиклами. — Она покраснела еще сильнее. — И наконец, в моем спектакле не будут играть звезды, а это значит, что мне нечего предложить публике в качестве наживки.

— Когда ты была бы готова к премьере?

— В феврале или в марте следующего года.

Он недоуменно приподнял брови.

— И все, что тебе нужно для этого, два с половиной миллиона фунтов?

Джеки кивнула.

— Может быть, даже меньше. Если нам, конечно, повезет, — сказала она.

Дэвид не смог сдержать вздоха.

— Однако две трети этой суммы тебе уже удалось собрать, не так ли? — спросил он немного погодя. — Включая твои собственные деньги.

— Альдо Моррис, композитор и музыкальный режиссер, внес сто тысяч, а его брат — пятьдесят. Десять и пятнадцать тысяч вложили Гордон Макки и Джой Ньюби — наши поэты. Еще семьдесят пять тысяч дал наш режиссер Макс Локхарт. Два австралийских антрепренера обещали дать еще триста пятьдесят тысяч. Один японец, большой фанат Мэрилин Монро, даст тоже триста пятьдесят. Я также убедила баронессу Грейшотт, которая спонсировала мой «Святой Грааль», вложить пятьдесят тысяч… — Джеки сделала паузу, чтобы перевести дыхание. — Есть еще и другие, более мелкие спонсоры. В общей сложности нам осталось собрать приблизительно семьсот пятьдесят тысяч фунтов. Я уже положила на депозит семьдесят тысяч фунтов, которые тоже пойдут на постановку спектакля. И вот теперь я задействовала весь мой капитал. Больше у меня ничего нет…

— Пожалуй, я смогу тебе дать около ста тысяч, — сказал Дэвид. — Ну а твоя мачеха, вероятно, значительно больше. — Он умолк, внимательно глядя дочери в глаза. — Так ты не хочешь считаться с мнением опытных людей относительно перспектив постановки «Мэрилин»?

Она отрицательно покачала головой.

— Мне кажется, все дело в том, что меня до сих пор считают слишком молодой, чтобы я могла взяться за такой большой проект, а не в том, что до меня постановки мюзикла на подобную тему терпели неудачу. — Джеки вздохнула и продолжала: — Впрочем, последнее меня не удивляет. Мне кажется, никто не относился к постановке достаточно серьезно. Они рассчитывали, что само имя Монро должно обеспечить успех. Например, постановка 1983 года просто поразительна по своей поверхностности. Шеридан Морли даже высказался в том духе, что режиссер просто взял и свалил в одну кучу вырезки из старых журналов…

Дэвид смутился под умоляющим взглядом Джеки. Она молила, чтобы он не отказал ей, как это сделала ее мать, поставившая ее в неприятное положение просительницы. Джеки мысленно кляла Анжелу, которая вообще-то никогда раньше не отличалась особой бережливостью и уж тем более не вдавалась в то, как живет ее дочь и на что тратит свои деньги. Если бы она только знала, что именно движет матерью, то давным-давно плюнула бы на эти проклятые деньги.

— Но что гораздо важнее, — торопливо продолжала она, — так это то, что, как мне кажется, еще никому не удалось отыскать достойную исполнительницу роли Монро. Может быть, на первый взгляд это и представляется простым: нужно лишь пригласить cексуальную красавицу-блондинку, умеющую петь. На самом деле и ты, и я понимаем, что этого слишком мало. — Джеки медленно покачала головой. — Я во всяком случае, размышляя над тем, каким должен быть этот образ, начала с того, что вернулась к самому рождению Мэрилин, к ее трудному детству, к той хрупкой девушке, которую звали Нормой Джин [1]. Спектакль открывается сценой, в которой мать Нормы решает отказаться от своего ребенка, обрекая дочь на жизнь с приемными родителями…

Дэвид слушал со всевозрастающим интересом. Он всегда зажигался от ее энтузиазма.

— Наш художник Брайн Уэллс предложил использовать вращающуюся сцену, символизирующую ход времени. Это производит необыкновенное впечатление. — Джеки бросила на отца испытующий взгляд, а потом продолжала: — Мы пытаемся переложить на музыку всю ее жизнь, мы покажем всю ее подноготную, а не только то, из чего лепят ее образ символа Америки и что обычно выставляется напоказ публике… — Джеки помолчала. — У нас замечательная музыка. Альдо сочинил несколько потрясающих мелодий. Либретто тоже превосходно. — Джеки торопливо потянулась к своей сумке. — Я привезла тебе пленки с записями некоторых песен, а также подробный режиссерский сценарий, где изложена вся драматургическая концепция. Кроме того, я хочу дать спектаклю дополнительное измерение. Я еще не могу это внятно объяснить и обосновать, но чем больше я об этом думаю, тем больше мне это нравится.